кг] породы за один раз. С такой ношей им приходится взбираться по ступенькам, которые вырублены в два ряда на древесных стволах, расположенных зигзагообразно вверх по шахте. Даже безбородые юноши восемнадцати и двадцати лет, со слабо развитой мускулатурой (они ходят почти голые, в одних штанах), поднимаются с этой тяжелой ношей почти с такой же глубины. Сильный мужчина, непривычный к подобной работе, обливается потом, поднимаясь по этой лестнице, от одной только тяжести собственного тела. При такой тяжелой работе они питаются одними вареными бобами да хлебом. Они предпочли бы обходиться одним хлебом, но их хозяева, считая, что рабочие на одном хлебе не смогут вынести такой тяжелой работы, обращаются с ними как с лошадьми, и заставляют есть бобы. Заработок здесь больше, чем на рудниках в Хахуэле, — он составляет от 24 до 28 шиллингов в месяц. Прииск рабочие оставляют только раз в три недели и проводят с семьей два дня. Одно из правил на этом прииске, очень строгое, замечательно отвечает интересам хозяина. Единственный способ украсть золото- это спрятать кусок руды и вынести его, когда представится случай. Но если только управляющий найдет спрятанный кусок, его полная стоимость удерживается из заработка всех рабочих, которым приходится таким образом, если только они не в сговоре, следить друг за другом.
Когда руда доставлена на мельницу, ее перетирают в тончайший порошок; процесс промывки удаляет все более легкие частицы, а амальгамирование окончательно извлекает золотую пыль. По описаниям промывка кажется очень простым процессом; любопытно, однако, видеть, как струя воды подбирается по отношению к удельному весу золота настолько точно, что легко отделяет измельченную в порошок пустую породу от металла. Шлам5, приходящий с мельниц, собирается в ямы, где отстаивается, и время от времени его извлекают оттуда и сбрасывают в одну общую кучу. Тут начинаются разнообразные химические процессы, на поверхность выступают всякого рода соли, и вся масса отвердевает. Ее оставляют так на год, на два, а затем вновь промывают, извлекая золото; этот процесс можно повторять до шести и даже семи раз, но с каждым разом золота становится все меньше и меньше, а промежутки между промывками (необходимые, как говорят местные жители, для образования металла) — все длиннее. Не приходится сомневаться, что упомянутый химический процесс каждый раз освобождает новое количество золота из какого-то соединения. Если бы был открыт способ получать тот же результат до первого измельчения, то это, несомненно, во, много раз повысило бы ценность золотых руд. Любопытно видеть, как мельчайшие частички золота, рассеянные вокруг и не вымываемые водой, в конце концов накопляются в некотором количестве. Недавно несколько горняков, не имея работы, получили разрешение сгрести землю вокруг дома и мельницы; собранную землю они промыли и добыли таким путем золота на 30 долларов. Точно то же самое происходит и в природе. Горы понижаются и стираются с лица земли, а с ними и содержащиеся в них металлические жилы. Самая твердая порода истирается в мельчайшую пыль, обыкновенные металлы окисляются, и все вместе уносится прочь; но золото, платина и некоторые другие металлы почти не поддаются разрушению и вследствие своей тяжести падают вниз, отставая от остальных пород. Когда целые горы пройдут через такую мельницу и будут промыты рукой природы, осадок становится рудоносным, и человек находит для себя выгодным довершить эту работу отделения металла.
Как ни плохи, кажется, условия жизни горняков, последние охотно с ними мирятся, ибо положение сельскохозяйственных рабочих много хуже. Заработок их меньше, и питаются они почти исключительно бобами. Такая бедность вызывается главным образом системой обработки земли, напоминающей феодальную: землевладелец дает работнику маленький клочок земли под застройку и обработку, и за это работник (или же тот, кто может его заменить) должен работать на хозяина в течение всей своей жизни, изо дня в день, безо всякого вознаграждения. Пока у работника не вырастет сын, который мог бы своим трудом отрабатывать ренту, до тех пор некому заботиться о его собственном клочке земли, разве что ему самому в какие-нибудь оказавшиеся случайно свободными дни. Оттого-то крайняя бедность — столь обычное явление среди трудящихся классов в этой стране.
Тут по соседству есть старинные индейские развалины, и мне показали один из продырявленных камней, о которых Молина говорит, что во многих местах их находят в большом числе. Они круглой, уплощенной формы, от 5 до 6 дюймов в диаметре, с отверстием в самой середине. Обыкновенно полагают, что их надевали на конец дубинок, хотя форма их, кажется, вообще не приспособлена для этой цели. Бёрчелл утверждает, что некоторые племена в Южной Африке выкапывают коренья с помощью палки с одного конца заостренной, а сила и тяжесть этой палки увеличиваются при помощи круглого камня с отверстием, в которое наглухо забивают другой конец. Весьма вероятно, что индейцы Чили некогда употребляли такое же грубое земледельческое орудие.
Однажды к нам зашел один немец, коллекционер предметов по естественной истории, по фамилии Реноус, а вслед за ним старый испанский адвокат. Переданный мне разговор между ними очень позабавил меня. Реноус говорил по-испански так хорошо, что старый адвокат принял его за чилийца. Намекая на меня, Реноус спросил его, что он думает об английском короле, посылающем в их страну человека, чтобы собирать ящериц и жуков и откалывать камни. Старый джентльмен некоторое время серьезно поразмыслил и затем сказал: «Это не к добру, — hay un gato encerrado aqui (тут что-то кроется). Нет таких богачей, чтобы посылать людей собирать подобную дрянь. Мне это не нравится; если бы один из нас поехал делать такие вещи в Англии, неужто английский король не выслал бы его тотчас вон из своей страны?» А ведь этот старый адвокат уже по самой своей профессии принадлежит к наиболее образованным и интеллигентным людям! Сам Реноус года два или три назад оставил в одном доме в Сан-Фернандо гусениц, поручив прислуге кормить их, чтобы они могли превратиться в бабочек. Это разнеслось по городу, и, в конце концов, патеры и губернатор, посовещавшись, решили, что тут, должно быть, какая-нибудь ересь. В результате по возвращении Реноус был арестован.
19 сентября. — Мы покинули Якиль и поехали плоской долиной, сформированной так же, как и долина Кильота; здесь протекает Рио-Тиндеридика. Уже здесь, на расстоянии нескольких миль к югу от Сантьяго, климат гораздо более влажный, и потому много прекрасных пастбищ без искусственного орошения.
(20-го). — Мы ехали по этой долине, пока она не расширилась в обширную равнину, простирающуюся от моря до гор к западу от Ранкагуа. Вскоре деревья и даже кустарники исчезли вовсе; жителям здесь приходится с топливом почти так же плохо, как в пампасах. Я никогда не слыхал об этих равнинах и потому был очень удивлен, встретившись с такой местностью в Чили. Равнины эти принадлежат ко многим различным ступеням поднятия суши; их перерезают широкие, плоские долины; оба эти обстоятельства, как и в Патагонии, демонстрируют воздействие моря на медленно поднимающуюся сушу. В крутых обрывах, окаймляющих эти долины, есть большие пещеры, образованные, без сомнения, волнами моря; одна из них,
Из птиц наибольшее внимание обращают на себя два вида из рода Pteroptochos (P. megapodius и P. albicollis, Kittlitz). Первая, называемая чилийцами «эль турко», величиной с дрозда-рябинника, которому она даже несколько сродни, но ноги у нее гораздо длиннее, хвост короче, а клюв сильнее; цвета она красновато-коричневого. Турко здесь весьма распространен. Он живет на земле, прячась среди зарослей, разбросанных по сухим и бесплодным холмам. Время от времени можно видеть, как он, подняв хвост, с необыкновенным проворством перебегает на своих ход. улеобразных ногах от одного куста к другому. В самом деле, немного нужно воображения, чтобы поверить, что эта птица стыдится себя самой и сознает, как необыкновенно смешна ее внешность. С первого взгляда так и хочется воскликнуть: «Отвратительно набитое чучело сбежало из какого-нибудь музея и снова ожило!» Ее и взлететь не заставишь без величайших хлопот; она даже не бегает, а только прыгает. Разнообразные громкие крики, которые она испускает, спрятавшись в кустах, так же странны, как и ее вид. Говорят, что она строит свое гнездо в глубокой норе под землей. Я вскрыл несколько экземпляров; в мышечном желудке их, очень мускулистом, находились жуки, растительные волокна и окатанные камешки. По этому признаку, а также по длинным ногам, скребущим лапам, перепонке у ноздрей, коротким и изогнутым крыльям птица эта, по-видимому, до некоторой степени связывает дроздов с отрядом куриных.
Второй вид (P. albicollis) в общем близок к первому. Называют его тапаколо, т. е. «прикрой зад», и эта бесстыдная птичка вполне заслуживает такого названия, потому что держит свой хвост не только что прямо, а даже наклонив его в сторону головы. Она очень часто встречается, особенно на земле под изгородями и в кустах, разбросанных по обнаженным холмам, где едва ли могла бы жить какая-нибудь другая птица. В общем, по манере есть, быстро выскакивать из зарослей и снова там укрываться, по стремлению прятаться, неохоте взлетать и устройству гнезда она имеет большое сходство с тюрко, но вид ее не так смешон. Тапаколо очень хитер: если его испугать, он замирает на земле под кустом, а немного погодя очень ловко старается переползти на противоположную сторону куста. Это также деятельная птица, беспрестанно производящая шум; крики ее разнообразны и необычайно странны: одни похожи на воркование голубей, другие — на звук, производимый кипящей водой, а многие и вовсе не найдешь, с чем сравнить. Сельские жители говорят, что она меняет свой крик пять раз в году, — полагаю, в связи с какими-нибудь сезонными изменениями.
Здесь водятся два вида колибри: Trochilus forficatus встречается на протяжении 2 500 миль по западному побережью, от знойной и сухой области Лимы до лесов Огненной Земли, где его можно видеть летающим даже в метели. На лесистом острове Чилоэ, где климат чрезвычайно влажный, эта птичка, скачущая из стороны в сторону сре: ди мокрой листвы, должно быть, многочисленнее всех других видов. Я вскрывал желудки нескольких экземпляров, застреленных в разных частях материка, и во всех остатки насекомых были столь же многочисленны, как в желудке пищухи. Когда летом этот вид мигрирует на юг, его замещает здесь другой, прилетающий с севера. Этот другой вид (Trochilus gygas) — очень крупная птица по сравнению с хрупкими представителями семейства, к которому она относится; во время полета она имеет весьма своеобразный вид. Как и другие виды этого рода, она переносится с места на место с быстротой, которую можно сравнить лишь со скоростью полета Syrphus среди мух и бражника (Sphinx) среди ночных бабочек; но, кружась над цветком, она взмахивает крыльями очень медленным и сильным движением, ничуть не похожим на вибрирующее движение, свойственное большей части видов, производящих жужжание. Я никогда не видал какой-либо другой птицы, у которой сила ее крыльев казалась бы, как и у бабочек, столь большой соразмерно с весом ее тела. Кружась над цветком, она все время то распускает, то складывает свой хвост, точно веер, а тело держит почти в вертикальном положении.