насмешливый взгляд, сказала селезню:
– Он не станет тебе отвечать, как все собаки, не желает признавать, что люди способны творить зло, но я говорю тебе сущую правду.
Ярро, не удостоив кошку ответом, снова обернулся к Цезарю и крикнул в самое ухо:
– Ну, Цезарь, скажи ты ей, что это неправда: не может быть, чтобы люди хотели нас выгнать!
И вдруг пёс вскочил и рявкнул на кошку:
– Придётся научить тебя молчать, когда я сплю. Конечно, мне известно, что люди собираются в этом году осушить озеро, но об этом говорят уже много лет, только вот пока ничего не сделали. Не верю я, что Токерн когда-нибудь осушат: что же тогда станется с охотой? – и не понимаю, чему ты радуешься. Нам-то какая выгода оттого, что на озере не будет птиц?!
Скоро Ярро уже настолько поправился, что смог перелететь через комнату. Хозяйка за это нежно погладила его, а мальчик принёс свежей, только что пробившейся травки. Селезень знал, что скоро улетит на Токерн, но разлучаться с людьми ему было жаль: не лучше ли остаться здесь навсегда?
И вот настал тот день, когда Ярро покинул уютное жилище. Случилось это рано утром. Хозяйка накинула селезню на крылья силки, не позволявшие летать, отдала птицу работнику, который нашёл его во дворе, и тот с Ярро под мышкой отправился к озеру в сопровождении Цезаря, который понял, что друга отправляют восвояси, и затрусил за ними следом.
Пока Ярро выздоравливал, лёд на озере уже растаял, из воды торчал сухой прошлогодний камыш, но водоросли начали давать побеги и кое-где над водой уже появились зелёные стебельки. Возвратились и перелётные птицы.
Работник сел в лодку, положил селезня на дно, подождал, пока запрыгнет Цезарь, и отчалил. Ярро был рад покататься по озеру, но не мог понять, зачем его связали: ведь он не думал убегать. Цезарь, молчаливый в это утро, лежал на дне лодки, уткнувшись мордой в лапы. И только одно обстоятельство показалось Ярро особенно подозрительным: работник взял с собой ружьё. Причалив лодку у поросшего камышом островка, он наломал сухих стеблей, сложил их в кучу и прилёг за ней. Ярро, опутанному силками и привязанному к лодке длинной верёвкой, было позволено погулять по мелководью.
Вдруг селезень увидел вдалеке молодых уток, с которыми летал наперегонки над озером, и окликнул их громким кряканьем. Утки услышали его, и вся ватага поплыла к островку.
Когда они приблизились, Ярро начал было рассказывать о своём чудесном спасении и о доброте людей, как вдруг за его спиной прогремели выстрелы. Три утки замертво упали в заросли камышей. Цезарь тут же прыгнул в воду и подобрал их.
Только тогда Ярро понял, что люди спасли его, чтобы превратить в приманку, и это им удалось: по его вине погибли три утки!
Как же теперь жить дальше?! Ярро казалось, что даже Цезарь смотрит на него с презрением. И когда они вернулись домой, селезень не решился лечь около собаки.
На следующее утро Ярро опять отвезли к маленькому островку. И на этот раз он увидел знакомых уток, но когда они направились к нему, селезень закричал:
– Прочь! Прочь! Берегитесь! Летите назад! За камышами охотник! Я приманка.
Кряквы, услышав его крики, улетели прочь. Так же предупреждал Ярро и других птиц, приближавшихся к островку.
На этот раз работник возвратился домой с пустыми руками, но Ярро уже не мог жить безмятежно рядом с людьми, поскольку страдал от одной только мысли, что те обманули его – оказывается, они никогда его не любили. Теперь, когда хозяйка или мальчик приближались к нему, он прятал голову под крыло и притворялся спящим.
И вот однажды, неся свою печальную службу на озере, Ярро увидел плывущее гнездо нырка. В этом не было ничего удивительного: нырки устраивают свои гнёзда так, что они могут плавать по воде как лодки, – но селезень не сводил с него глаз, поскольку гнездо так уверенно плыло прямо к островку, словно им кто-то управлял.
Когда гнездо было совсем близко, Ярро увидел, что в нём сидит крошечный человечек и гребёт, как вёслами, двумя щепками. Человечек крикнул селезню:
– Я знаю о твоей беде, Ярро, и хочу помочь! Подойди как можно ближе к воде и будь готов взлететь. Ты сейчас будешь свободен!
Гнездо причалило к островку, но маленький гребец не вышел, а спрятался между стеблями камыша. Ярро не двигался: при мысли о том, что его спасителя могут обнаружить, он словно оцепенел.
Вдруг над ними появилась стая диких гусей. Ярро встрепенулся и громкими криками стал их предостерегать, но гуси не улетали, а, напротив, принялись кружить над островком. К счастью, стая держалась на недосягаемой высоте, но работник не удержался и выстрелил наудачу. Как только работник взялся за ружьё, маленький человечек выскочил из гнезда, выхватил крошечный нож и ловко перерезал силки на крыльях селезня.
– Улетай скорее, Ярро, пока работник не перезарядил ружьё! – крикнул мальчуган и, вскочив в гнездо, оттолкнулся от берега.
Охотник, не сводивший глаз с гусей, даже не заметил, что селезень освобождён, но Цезарь всё видел и, когда Ярро взмахнул крыльями, бросился к нему в попытке удержать. Селезень издал жалобный крик, а мальчик, его спаситель, бесстрашно обратился к псу:
– Если тебе знакомо такое понятие, как «честь», то ты не станешь использовать благородную птицу как приманку.
Цезарь оскалился, но всё же выпустил Ярро, сказав на прощание:
– Лети, Ярро! Ты достоин лучшей участи. А я пытался тебя удержать лишь потому, что очень привязался к тебе.
В доме и вправду стало скучно без Ярро. Собака и кошка уже привыкли спорить из-за него, а хозяйке недоставало весёлого кряканья, которым встречал её селезень. Но больше всего тосковал по нему хозяйский сынок, маленький Пер Ола. Мальчику было всего три года, и первым его другом стал Ярро. Когда малышу сказали, что селезень улетел на озеро, к другим уткам, он стал думать, как бы вернуть друга.
Пер Ола часто разговаривал с Ярро, когда тот лежал в своей корзине, и был уверен, что селезень понимает его лепет. Мальчик не раз просил мать пойти с ним на озеро и позвать Ярро назад, но та, занятая делами, лишь отмахивалась. Пер Ола, единственный ребёнок в семье, привык играть один, а обязанность присматривать за малышом лежала на верном Цезаре. Так было всегда, но после исчезновения селезня верный пёс так затосковал и погрузился в грустные мысли, что совсем забыл о ребёнке.
Очутившись во дворе без присмотра, Пер Ола решил отправиться к озеру отыскать Ярро. Он открыл калитку и потопал по узенькой тропинке. Пока его могли видеть из дому, малыш шёл медленно, а потом пустился бежать, опасаясь, что мать или кто другой окликнут его и вернут.
На берегу озера мальчик стал звать селезня, но тот не отзывался, и тогда он решил поискать Ярро на воде. У берега без привязи стояла старая, рассохшаяся лодчонка, которая никому уже не было нужна, и Пер Ола забрался в неё, не обращая внимания на то, что на дне стояла вода. Грести малыш не умел, а потому принялся раскачивать лодку, и благодаря половодью ему удалось выбраться на открытую воду. Мальчуган плыл на утлой лодчонке по Токерну и звал любимого Ярро.
Стоило лодке покачаться на волнах, как вода хлынула во все щели, а Пер Ола сидел себе на скамье и окликал каждую встречную птицу. И в конце концов Ярро показался. Услышав, как кто-то зовёт его по имени, данному ему людьми, он узнал голос своего маленького друга и очень обрадовался: значит, кто-то всё же искренне любил его! Он помчался на голос мальчика, опустился в лодку рядом с ним и позволил себя приласкать. Оба были безмерно счастливы. И тут Ярро заметил, что лодка до половины наполнилась водой и в любую минуту могла затонуть. Селезень, как мог, пытался показать мальчику, что надо направляться к берегу, но Пер Ола его не понимал. Тогда, ни минуты не медля, Ярро полетел за помощью.
Вскоре он вернулся и принёс на спине человечка, который был меньше самого малыша. Если бы он не двигался и не говорил, Пер Ола принял бы его за куклу. Человечек сказал малышу, чтобы он взял длинный шест, лежавший на дне лодки, и попробовал двинуться к одному из островков. Мальчуган послушался, и они принялись вдвоём налегать на шест. Общими усилиями им наконец удалось добраться до островка, поросшего камышом. Здесь маленький человечек велел мальчику выйти. Едва Пер Ола ступил на берег, как лодка наполнилась до краёв водой и пошла ко дну.
Тем временем дома хватились малыша и бросились искать. Отец и мать осмотрели сараи, погреб, заглянули даже в колодец, но ребёнка нигде не было. Поискали у соседей, а потом кинулись к озеру.
После полудня на берегу у причала они обнаружили следы мальчика и увидели, что старой гнилой лодки нет на обычном месте. Мать тут же вспомнила, как сын настойчиво тянул её к озеру, как хотел вернуть Ярро, и поняла, что малыш отправился на поиски селезня.
Родители, соседи и работники попрыгали в лодки и отправились искать мальчика по всему озеру. Поиски продолжались до самого вечера, но безуспешно. Оставалось лишь предположить, что старая лодка затонула и малыш лежит на дне озера.
Стемнело, все участники поисков разошлись по домам, и только мать мальчика всё бродила вдоль озера, не в силах поверить, что её сын утонул, и продолжала поиски. Женщина продиралась через камыши, брела по топкому берегу. Сердце у неё билось, как птица. Она была в полном отчаянии, но не плакала, а лишь звала сына пронзительным, жалобным голосом.
А кругом так же жалобно кричали птицы. Женщине казалось, что они тоже о чём-то горюют и жалуются на свою горькую судьбу. «Может, и у них случилось несчастье, – подумала она. – Впрочем, какое несчастье может быть у глупых птиц?!»
Вскоре и солнце зашло, но птицы так и не успокоились: воздух оглашался их пронзительными криками, разрывавшими сердце несчастной матери.
Горе вернуло женщине сострадание. Ей казалось, что теперь она понимает, о чём тоскуют птицы: эти живые создания тревожатся о своих детях и жилищах, из которых люди хотят их изгнать. Куда они полетят, когда не станет озера Токерн? Где станут выводить птенцов, чем будут их кормить?