Нильс спрыгнул в расселину, взял в каждую руку по раковине и принялся раскапывать песок. Мешков он сначала не нашёл, но, выкопав довольно глубокую яму, увидел золотую монету, а порывшись в песке, обнаружил ещё. Обрадовавшись, мальчик поспешил наверх, к старой гусыне.
– Мешки, наверное, истлели или расползлись, а деньги рассыпались и остались в песке, но, похоже, золото цело.
– Вот и хорошо, – сказала Акка. – Засыпь яму и сгреби снова песок, так чтобы никто не заметил, что его раскапывали.
Мальчик исполнил приказание, но когда поднялся на скалу, то, к своему изумлению, увидел, что Акка, а за ней и остальные шестеро диких гусей торжественно шествуют ему навстречу. Поравнявшись с ним, они несколько раз кивнули, и вид у них был такой серьёзный, что Нильс снял колпачок и поклонился.
– Видишь ли, – начала предводительница, – мы, старые гуси, говорили между собой о том, что если б ты служил у людей и сделал им столько добра, сколько нам, то они не отпустили бы тебя без награды.
– Не я помогал вам, – возразил мальчик, – а вы меня всё время оберегали.
– Мы также думаем, – невозмутимо продолжала Акка, – что человек, сопровождавший нас в путешествии, не должен уйти от нас таким же бедняком, каким пришёл.
– То, что я узнал от вас за год и чему научился, дороже золота, дороже любого богатства! – искренне воскликнул Нильс.
– Раз это золото лежит здесь столько лет, то, видно, у него нет хозяина, – сказала Акка. – И я думаю, что ты можешь взять его себе.
– Но разве не вам самим понадобилось сокровище? – удивился мальчик.
– Да, понадобилось, но лишь для того, чтобы наградить тебя: пусть твои родители думают, что всё это время ты служил пастухом у щедрых и достойных хозяев.
Мальчик оглянулся, бросил взгляд на море, а потом посмотрел прямо в глаза Акке.
– Выходит, вы прощаетесь со мной, раз награждаете за труды… А ведь я и не думал покидать стаю.
– Конечно, пока мы будем в Швеции, ты останешься с нами. Но я хотела показать, где находится клад, пока ещё для этого нам не пришлось делать большой крюк.
– Вы не поняли: я вовсе не хочу с вами расставаться и не прочь полететь и за море.
Тут все гуси вытянули длинные шеи, от удивления приоткрыли клювы.
– Это для меня неожиданность, – заявила Акка, придя в себя. – Но прежде чем ты примешь окончательное решение, послушаем, что скажет Горго. Ещё в Лапландии мы условились, что он слетает на твою родину, в Сконе, и постарается повлиять на гнома, чтобы изменил поставленные тебе условия.
– Совершенно верно, – начал своё повествование орёл. – Но, как я уже сказал, мне не удалось выполнить поручение. Дом Хольгера Нильссона я нашёл без труда и, покружившись над ним часа два, увидел гнома, который пробирался между строениями. Я схватил его и унёс в поле, где мы смогли свободно поговорить, а там сказал, что меня послала Акка Кебнекайсе спросить, не может ли он смягчить Нильсу Хольгерссону условия. «Я охотно бы согласился, – ответил гном, – так как слышал, что Нильс очень изменился и в путешествии вёл себя достойно, но это не в моей власти». Тогда я рассердился и пригрозил, что выцарапаю ему глаза, если не пойдёт на уступки. «Делай со мной что хочешь, – заметил гном, – но что касается Нильса Хольгерссона, всё останется по-прежнему. Впрочем, передай, что хорошо бы ему поскорее вернуться домой вместе со своим гусем. Там у них неладно. Хольгер Нильссон дал денег взаймы своему брату, которому всегда доверял, а у того дело прогорело, и долг вернуть он никак не может. Кроме того, Хольгер купил лошадь, да она с первого же дня захромала, так что толку от неё никакого. Да скажи ещё Нильсу, что родители уже продали двух коров и им придётся бросить хозяйство, если кто-нибудь не поможет».
Услышав это, Нильс помрачнел и стиснул пальцы так, что раздался хруст.
– Какой же этот гном жестокий! – заплакал мальчик. – Поставил такие условия, что я не могу вернуться домой и помочь родителям! Но он всё равно не заставит меня предать друга. Мне жаль родителей – они достойные люди и скорее откажутся от моей помощи, чем допустят, чтобы их сын возвратился домой с нечистой совестью.
Возвращение домой
В первые дни ноября гуси, миновав горную гряду, оказались в Сконе, после того как несколько недель провели на обширных равнинах вместе с другими стаями.
Что касается Нильса Хольгерссона, то настроение у него было хуже некуда: мальчик хоть и бодрился, но всё же никак не мог примириться с судьбой: «Если б мы уже покинули Сконе и оказались за морем, то, наверное, было бы легче: я знал бы, что надеяться не на что, и чувствовал себя спокойнее».
Но вот в одно прекрасное утро гуси снялись с места и полетели к югу.
«Теперь уже недалеко до дома», – думал Нильс, с волнением вглядываясь в мелькавшие картины.
А ландшафт внизу стремительно менялся: бурные речки нарушали однообразие равнины; озёра и болота сменялись степями, поросшими вереском, и полями; горные цепи с ущельями – живописными долинами.
Гусята во время пути то и дело спрашивали старших в стае:
– Каково там, за морем? Каково за морем?
– Погодите, погодите! Скоро узнаете! – отвечали гуси, которые уже несколько раз совершали перелёт.
Когда стая пролетела горы и леса, сверкавшие между ними озёра, скалы и холмы, гусята восхищённо спрашивали:
– И в целом свете так? В целом свете так?
– Погодите, погодите! Скоро увидите, каков он, белый свет, – успокаивали их старые мудрые гуси.
И вот наконец стая пролетела над горами и очутилась в Сконе, а старая предводительница воскликнула:
– Смотрите вниз! Оглянитесь кругом. Вот так будет за морем!
Стая летела всё дальше: вот уже и луга показались с пасущимися стадами. Акка вела своих подопечных над Сконе не случайно. Нильс не сразу понял, что мудрая гусыня специально пролетела в этот день через всю провинцию Сконе, чтобы он знал: места, где он вырос, ничуть не хуже любых других на свете. Впрочем, в этом не было особенной надобности: стоило Нильсу увидеть знакомые места, как его неудержимо потянуло домой.
Стоял пасмурный, хмурый день. Гуси паслись на просторных нивах, когда к Нильсу подошла Акка.
– Похоже, погода улучшается, – сказала старая гусыня. – Пожалуй, завтра можно совершить перелёт через Балтийское море.
– Да, – коротко ответил мальчик.
Ему спазмом сдавило горло, и он не мог говорить. Нильс до сих пор надеялся, что здесь, в родных местах, он каким-то волшебным образом сможет освободиться от чар.
– Мы ведь совсем недалеко от твоего дома. Я думала, ты захочешь побывать у родителей – ведь ты давно их не видел.
– Мне всё равно, – ответил мальчик, но голос его дрогнул – было ясно, что он обрадовался предложению гусыни.
– Если белый гусь останется в стае, то за него нечего опасаться, – успокоила Нильса Акка. – Тебе, наверное, хочется посмотреть, что делается дома. Да и помощь им не помешает.
– Правда ваша, матушка Акка. Как я об этом раньше не подумал! – воскликнул Нильс.
Тотчас же они отправились в путь, и вскоре гусыня подлетела к каменной ограде, окружавшей хозяйство Хольгера Нильссона.
– Удивительно! Всё здесь осталось по-прежнему! – Нильс влез на ограду, чтобы оглядеться. – Мне кажется, только вчера я сидел здесь и наблюдал, как вы пролетали.
– У твоего отца есть ружьё? – неожиданно спросила Акка.
– Ещё бы! Из-за ружья-то я и остался дома и не пошёл тогда, в воскресенье, в церковь.
– В таком случае мне не стоит здесь оставаться. Лучше завтра пораньше встретимся на берегу, а сегодня переночуй дома.
– Нет, не улетайте, матушка Акка! – заволновался мальчик и быстро спрыгнул на землю. У него было смутное предчувствие, что с ним или с гусыней что-то случится и они больше не увидятся. – Честно говоря, я огорчён, что не могу вернуть себе прежний облик, но всё-таки ничуть не жалею, что весной присоединился к вам. За то, что мне посчастливилось совершить это необыкновенное путешествие, я даже готов навсегда остаться таким, как есть!
Акка, прежде чем ответить, глубоко вздохнула:
– Мне нужно поговорить с тобой об одном деле, но поскольку ты не хочешь ночевать дома, нет нужды и торопиться.
– Вы знаете, что я на всё готов ради вас, – заверил её мальчик.
– Если ты и вправду научился от нас чему-то хорошему, Мальчик-с-пальчик, то, может, теперь не считаешь, что всем должны владеть люди? – торжественно начала Акка. – В вашем распоряжении вся земля, и можно было бы оставить немного места – пустынные шхеры, мелководные озёра и болота, неприступные скалы и глухие леса – для нас, птиц и зверей, где мы могли бы жить в мире и в покое. Всю жизнь за мной гонялись и на меня охотились. Хорошо было бы иметь где-нибудь тихий приют для таких, как я.
– Я был бы рад помочь вам, но у меня никогда не будет власти среди людей.
– Мы стоим здесь и разговариваем так, словно никогда больше не увидимся, – перебила его Акка, – а между тем завтра опять встретимся. Ну а теперь я должна возвратиться к своим.
Она взмахнула было крыльями, но помедлила, несколько раз погладила мальчика клювом и только тогда улетела.
Хотя дело происходило днём, во дворе не было ни души и мальчик свободно мог пройти куда вздумается. Он направился в хлев, зная, что коровы всё расскажут в подробностях. Только сейчас там царило уныние: весной было три коровы, а теперь осталась одна, Тучка, которая стояла с низко опущенной головой и почти не прикасалась к корму.
– Здравствуй, Тучка! – крикнул мальчик и без малейшего страха запрыгнул в стойло. – Что поделывают отец и мать? Как поживают кошка, гуси и куры?
Признав Нильса по голосу, корова отступила и как будто хотела его боднуть, но, поскольку уже не была такой строптивой, как раньше, внимательно посмотрела на него, прежде чем прогнать. Он хоть и остался таким же маленьким, каким был в тот день, когда улетел с гусями, и одежда та же, но что-то в нём изменилось. У прежнего Нильса Хольгерссона была тяжёлая, медлительная походка, тягучий голос и сонные глаза, а этот казался смелым и гордым и, несмотря на маленький рост, внушал уважение, пусть и выглядел не особенно весёлым, на него было приятно взглянуть.