Путешествие парижанки в Лхасу (с илл. В.Э.Брагинского) — страница 17 из 58

В то время как юноша милостиво решал судьбу невинного животного, появился некий лама в роскошном одеянии из желтого атласа; он и несколько его слуг восседали на прекрасных лошадях.

Я заметила, что, проезжая мимо нас, он украдкой бросал взгляды в сторону моего приемного сына. Быть может, его душу тоже терзали различные вопросы и он хотел разрешить их с помощью «ясновидящего» в красной шапке, умевшего разгадывать секреты судьбы. Но лама был слишком важным, чтобы осквернить дорогую парчу своего прекрасного дорожного костюма, ступив на пыльную тропу. Он дважды поворачивал голову в сторону Йонгдена, но заметил, что я наблюдаю за ним. Тогда, видимо устыдившись, что он обратил внимание на заурядного арджопа, лама выпрямился в седле, и я проводила взглядом его спину цвета солнца и навес из позолоченного дерева, прикрывавший его голову и напоминавший крышу монастыря, настоятелем которого он был.

Вторая половина дня едва началась, нам не хотелось так рано делать остановку. Поэтому, вместо того чтобы искать дом гостеприимного крестьянина, мы постарались быстро пересечь деревню.

Мы уже приближались к последнему дому и шли вдоль стены, огораживающей какой-то двор, как вдруг открылась дверь, и человек, встречи с которым мы стремились избежать, возник перед нами, отделившись от стены, словно призрак.

Должно быть, он поджидал нас, и, хотя у меня были все основания полагать, что крестьянин отнюдь не сомневается в нашем тибетском происхождении, это обстоятельство вызвало у меня беспокойство. Йонгден тщетно пытался с ним спорить; добрый селянин не желал ничего слышать. Почему же, недоумевал он, мы непременно хотим следовать дальше, если все равно не сможем добраться до ближайшей деревни засветло. Не лучше ли нам провести ночь в тепле его дома? Наше сопротивление его удивило, оно и в самом деле выглядело очень странно и шло вразрез с местными обычаями. Настоящий арджопа никогда не отказывается от подобного приглашения, которое считается большой удачей.

Мне надоела настойчивость крестьянина, но я опасалась, что мое поведение покажется слишком подозрительным, если я буду упорствовать в своем отказе. Поэтому я сделала знак Йонгдену, чтобы он поддался на уговоры, и мы вошли в дом, громогласно выражая свою признательность его хозяевам и желая им благополучия, как подобает беднякам. Нас провели на второй этаж, где располагались жилые покои; на первом этаже, как принято в Тибете, размещался хлев.

Я впервые попала в тибетский дом под видом нищенки. Его внутреннее убранство было мне знакомо, но в связи с ролью, которую я избрала, мое положение было иным, чем во время предыдущих странствий.

Теперь мне было суждено изведать на собственном опыте немало вещей, которые до сих пор я наблюдала лишь издали. Мне предстояло сидеть на шероховатом кухонном полу, где ежедневно оставалось множество следов жирного супа, масляного чая и плевков домочадцев большой семьи. Я представила, как добрейшие женщины, преисполненные благих намерений, будут протягивать мне остатки мяса, которое резалось на подолах платьев, не один год заменявших им кухонные тряпки и носовые платки. Мне придется есть, подобно беднякам, обмакивая тсампа немытыми пальцами в суп или чай, а также приспосабливаться к обычаям, одна мысль о которых вызывала у меня тошноту.

Однако в этом суровом испытании будут и свои преимущества. Заурядное одеяние нищей паломницы позволит мне подметить немало деталей, недоступных западным путешественникам и даже тибетцам высшего общества. К знаниям, полученным от тибетских ученых, добавятся другие, не менее интересные сведения, которые я приобрету в среде простых людей. Ради этого стоило преодолеть свою брезгливость.

Хозяин дома, где мы остановились, был зажиточным крестьянином, но тем не менее он не стал возражать, чтобы мы сварили обед из собственных продуктов. Когда суп был готов, он также не отказался от своей порции, вероятно полагая, что заслужил ее благодаря нескольким репкам, которые он мелко порезал и бросил нечищеными в котелок.

Вечером явились гости, и наш хозяин не преминул поведать им о щедрости двух чиновников по отношению к нам. В ответ Йонгден дерзко заявил, что благородные господа из провинций Ю и Цанг, будучи образованными и набожными людьми, никогда не забывали оказывать верующим милости, и он привык к таким подношениям.

Я воспользовалась случаем, чтобы выяснить, где еще нам следует рассчитывать на встречу с пёнпо из Лхасы, сославшись на то, что мы истратили все свои деньги за время долгих странствий и надеемся лишь на милосердие благочестивых вельмож, чтобы обеспечить себе пропитание, пока не вернемся домой.

Я придумала это, чтобы, не возбуждая подозрений, добыть как можно более точные сведения о местонахождении представителей лхасских властей. Таким образом, настойчивость, с которой я справлялась о мельчайших подробностях расположения дзонгов[68] и скрытых путей, ведущих к ним, объяснялась тем, что я как бы опасалась пройти мимо этих благословенных мест, где манна небесная сыплется в котомки бедных арджопа.

Странники, столь рьяно искавшие встречи с властями, должны были внушать доверие, и если даже у кого-то возникли бы сомнения по поводу моей национальности, они тотчас же развеялись бы от похвал, которые я расточала зачастую мнимым щедротам наместников, через владения которых мы проходили.

В тот же вечер я узнала, что в долине Наг-Чу проходит набор в армию, почти таким же образом, как это принято в северной области Кхам. Некоторые крестьяне зачислялись на службу; они продолжали жить дома и занимались повседневными делами, но должны были по первому приказу властей собираться в поход и отбывать другие повинности, входящие в круг обязанностей тибетских призывников. Эти полусолдаты пользовались отдельными льготами: их полностью или частично освобождали от налогов и барщины, иногда они получали небольшое жалованье, большей частью в виде продуктов.

Что касается собственно армии, она состоит из профессиональных наемных военных, которые поочередно проводят учения в Жианцзе под руководством англичан. Они неплохо вооружены европейскими ружьями старого образца и способны держать в страхе и побеждать неорганизованные войска китайских генералов из Сычуани, но солдаты любой западной армии быстро взяли бы над ними верх.

На рассвете мы покинули наших добрых хозяев, которые первыми приютили нас во время этого рискованного путешествия, а затем отправились дальше через долину.


Существует не много местностей, исполненных такого же безмятежного и очаровательного величия, как долина реки Наг-Чу. Наша тропа, долго змеившаяся по светлому лесу, время от времени выводила нас на природные лужайки, словно специально украшенные скалами разнообразной формы. То и дело какой-нибудь голый уединенный утес возвышался посреди травы, словно памятник, а другие скалы прятались под покровом растительности либо нелепо торчали между рядами зеленых деревьев. Величественные силуэты одиноких елей вырисовывались на заднем плане в обрамлении осенней листвы, золото которой копировало фон византийских мозаик. Кипарисы стояли рядами, образуя сумрачную аллею, перерезанную вдали бирюзовой линией реки. Все было окутано атмосферой легкой тайны. Мне казалось, что я шагаю но страницам старых сказок с картинками, и я не слишком бы удивилась, узрев тайное сборище эльфов, восседающих на солнечных лучах, или наткнувшись на дворец Спящей Красавицы.

По-прежнему стояла чудесная погода, и, как ни странно, ночи не были по-настоящему холодными, хотя лужи и ручейки замерзли.

Странные отблески скрытых костров, которые возбудили у нас такое любопытство в лесах Ха-Карпо, вновь засияли в темных закоулках этого природного парка. Они сделались столь привычной частью ночного пейзажа, что мы перестали обращать на них внимание, чем бы ни было вызвано это явление: лунными лучами или ми ма йин, как утверждал Йонгден.

Теперь нам ежедневно встречались группы паломников, направлявшихся к Ха-Карпо. Деревни были расположены довольно близко друг от друга, и мы могли бы ночевать под крышей, если бы захотели, но я предпочитала спать под деревьями, в тишине и покое.

Видимо, в долине водились дикие животные. Однажды вечером, когда я бодрствовала, несмотря на довольно поздний час, неподалеку от нас пробежал волк. Он также разглядел путников, лежавших на сухих листьях, при свете луны, но не проявил по отношению к нам ни малейшего любопытства и отправился дальше.

В другой раз, когда мы шли глубокой ночью, а затем сделали привал между скал возле моста, перекинутого через широкую реку, большой серый волк спустился по тропе, направляясь в нашу сторону. Он удостоил нас мимолетным взглядом, а затем продолжил свой путь с безучастным видом.

Другие животные этого вида не попадались мне в здешних краях, в то время как в ходе моих странствий по просторам Северного Тибета волки, напротив, встречались довольно часто и бродили стаями возле моего лагеря.

Забавный случай приключился со мной в одном из селений, расположенном в долине Наг. Как я уже упоминала, я использовала тушь для окраски своих волос в черный цвет. Иногда я вынимала влажную кисточку для туши, чтобы ее просушить, и мои пальцы, разумеется, становились черными.

Никто не обращал на это внимания, ибо избранный мной образ старой нищенки предполагал как можно более грязную кожу, и я часто натирала руки и лицо жирной сажей, взятой со дна нашего котелка, чтобы уподобиться местным крестьянкам[69]. И все же как-то раз…

В тот день я распевала псалмы у дверей домов, по обычаю неимущих паломников. Одна добрая женщина пригласила нас с Йонгденом к себе и дала нам поесть. Трапеза состояла из кислого молока и тсампа. Как водится, сперва в деревянную миску, которую всякий тибетец всегда носит с собой, наливают молоко, а затем кладут туда тсампа и перемешивают все пальцами. Забыв о процедуре, проделанной несколькими часами раньше, я решительно окунула пальцы в миску и принялась крошить лепешки. Что же при этом произошло? Молоко помутнело, и на его поверхности появились черные разводы… Наконец до меня дошло, что с моих пальцев сходит краска. Если бы я могла выплеснуть содержимое своей миски! Но об этом нечего и думать: нищие не проливают полученного угощения. Что же делать?.. Йонгден, бросив на меня беглый взгляд, догадался о моем бедственном положении. Ситуация приняла серьезный оборот, какой бы комичной она ни выглядела со стороны: мои пальцы, от которых чернеет белая каша, могут вызвать расспросы и выдать меня. Мой юный спутник недолго пребывал в замешательстве и быстро нашел очень простой выход.