Вагкхи начали переминаться с ноги на ногу. Все это время они стояли неподвижно. Люди, находившиеся в зале, стали медленно расходиться. На их лицах было умиротворенное и восхищенное выражение. Когда все зрители покинули зал, и в нем остались только Посвященные и гости, адепт Рёдзэн поднял руку, призывая всех внимательно выслушать его слова. Мстив увидел, как он быстро взглянул на Комду, прежде чем заговорил:
— Прошу Посвященных еще немного задержаться. Мне бы хотелось сказать несколько слов. События, которые в последнее время произошли в нашем городе, сделали невозможным мое дальнейшее пребывание в должности адепта клана. Я хочу сложить с себя полномочия.
Гул голосов, который раздался после этих слов, мешал ему говорить. Но мужчина возвысил голос и продолжил:
— Желания, которые сейчас разрывают на части мою душу, не позволяют достойно выполнять возложенные на меня обязанности. Поэтому я покидаю не только свой пост, но и город, который давно стал мне родным. Прошу понять и простить меня.
Голос Комды в тишине зала прозвучал громко и резко:
— Куда же вы собираетесь отправиться, правитель Рёдзэн?
— Туда, куда пойдете вы.
— Но я не звала вас с собой. У нас уже есть проводник.
Рёдзэн удивленно и с недоумением посмотрел на женщину.
— Но ты же сама просила пойти с тобой.
— Я никогда не говорила таких слов.
— Но вчера ночью…
— Вчера ночью меня здесь не было.
Мстив напрягся, он чувствовал, что развязка близка. Рёдзэн спустился с возвышения, на котором стоял, и подошел к женщине.
— Почему ты произносишь такие жестокие и холодные слова? Ведь знаешь, что я люблю тебя.
— Но я не люблю вас.
В глазах мужчины появилось смятение, но он взял себя в руки и, повернувшись к Посвященным, сказал:
— Мне не хотелось выносить на всеобщее обозрение свою личную жизнь, но вижу, что без этого теперь не обойтись. Несколько недель назад я встретил эту женщину. Наши отношения развивались, пока я не понял, что люблю ее. Она отвечала мне взаимностью.
— Вы лжете, правитель.
Голос Комды звенел в тишине зала, как натянутая струна.
— Ваши слова оскорбляют меня. Между нами никогда ничего не было.
Посвященные заговорили все разом, а вагкхи переглянулись.
— Если мне не верят, я готова пройти проверку на вашем кристалле. Ведь он определяет правдивость слов говорящего, не так ли? Если я окажусь права, адепт Рёдзэн должен будет ответить за порочащие меня слова!
Посвященные переглянулись. Комда посмотрела на правителя и добавила:
— Чего вы боитесь, правитель? Или вы уже не уверены в том, что только что говорили? Легче обманывать всех присутствующих, чем нести ответственность за свои слова?
Рёдзэн побледнел и тихо произнес.
— Хорошо. Пусть кристалл оценит правдивость твоих слов.
Посвященные, переглядываясь и продолжая обсуждать услышанное, медленно спустились в зал, образовав круг. Как и несколько минут назад, они прикрыли глаза и сосредоточились. Кристалл засветился ровным светом. Комда, внешне спокойная, но такая же бледная, как правитель, подошла и положила на него руку.
— Я утверждаю, что между мною и адептом Рёдзэном никогда не было близких отношений. Я не люблю его.
Кристалл вспыхнул, словно внутри него загорелась звезда. Посвященные переглянулись. Слова были не нужны. Все сказанное ею оказалось правдой.
Женщина убрала руку и посмотрела правителю прямо в глаза.
— Я не собираюсь так просто уйти и забыть слова, которые меня оскорбили. Клан Истины — это клан воинов. Предлагаю вам сразиться со мной.
У Рёдзэна еще нашлись силы, чтобы попытаться поспорить:
— Вы женщина…
— И поэтому вы отказываетесь от поединка?
— Нет. Я согласен. Пусть любой из ваших спутников выступит на вашей стороне.
— Я не нуждаюсь в этом. Вы скоро убедитесь, что я могу постоять за себя сама.
Рёдзэн не стал больше спорить. Он был настолько поражен тем, что сейчас произошло, что просто кивнул.
Вагкхи по одну сторону, а Посвященные по другую заняли места вокруг гладкой белой площадки в глубине сада дворца правителя. Слуги принесли два клинка. Они держали их в руках так осторожно, словно те были живыми. Правитель посмотрел на Комду, которая стояла напротив него, и произнес:
— Эти клинки равноценны по своим качествам и одинаково дороги мне. Можешь выбрать любой.
Она внимательно посмотрела на них, оценивая, и сказала:
— Я возьму вон тот. Черный.
Рёдзэн кивнул. Слуга, ступая осторожно, словно боясь ненароком споткнуться и разбить свою ношу, подошел к женщине. Теперь она могла вблизи разглядеть черную, похожую на гвоздь рукоять клинка. Комда вытащила его из ножен, и лезвие ярко сверкнуло в лучах солнца. Правитель взял свое оружие. Его клинок был с нефритовой рукоятью, полностью покрытой символами.
Озгуш задел Мстива плечом и тихо сказал:
— Ты, я вижу, так напряжен, что сейчас взорвешься. Не волнуйся. Ты же знаешь, как капитан умеет владеть клинком.
— Я не за нее волнуюсь. Как она владеет оружием, я видел на Лаире. До сих пор помню горы мертвых тел гомогиенов.
Противники, отсалютовав друг другу, медленно пошли по кругу. Они никогда не встречались в бою и сейчас присматривались. Вдруг оба резко остановились и замерли, прикрыв глаза. Стало так тихо, что был слышен шелест листьев на деревьях. Вдалеке крикнула какая-то птица. Противники продолжали молча стоять друг напротив друга. И тут птица крикнула ещё раз. В ту же секунду они одновременно взлетели в воздух. Их клинки, столкнувшись, зазвенели.
Если кто-то из соперников не принимал другого всерьез или старался сражаться вполсилы, то скоро распрощался с этим заблуждением. Силы воинов были равны. Или, по крайней мере, так казалось зрителям, наблюдающим за ходом поединка. Их движения были неуловимы, а удары настолько быстры, что человеческий глаз иногда не успевал проследить за ними. Клинки звенели, сталкиваясь, и свистели, рассекая воздух, если удар приходился мимо. Такой бой не мог продолжаться слишком долго. Время, которое они потратили на изучение стиля друг друга, уже подходило к концу. Рёдзэн больше не выглядел удивленным. На его лице было спокойствие. Комда тоже слишком хорошо умела скрывать свои чувства. Её синие глаза светились, озаряя бледное лицо. И вот мужчина взлетел, словно птица. Его оружие, став продолжением вытянутой руки, было направлено прямо в сердце женщины. Она не стала уклоняться в сторону, как делала до этого. В самый последний момент черный клинок скользнул вдоль его вытянутой руки и пронзил грудь нападавшего. Спокойствие покинуло лицо правителя. Оно сменилось горечью и непониманием всего происходящего. Мужчина выронил оружие и упал на землю. Кровь, вытекая из раны, насквозь пропитала белоснежную рубашку. Но быстрее, чем кровь, из него уходила энергия. Рёдзэну казалось, он чувствует, как его тело опустошается. Вдруг он услышал в голове голос. В нем звучало страдание и такая безмерная скорбь, что сердце леденело от нее:
— Прости меня. Если можешь, прости.
Он узнал голос Комды и попытался повернуться, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Но не смог этого сделать. Тело больше не слушалось его. Свет в его глазах померк. Тело Рёдзэна вздрогнуло и вытянулось. Он больше не шевелился.
Комда стояла над ним, держа в руке клинок, по которому тонкой струйкой стекала кровь. В ее глазах стояли слезы. Она разжала руку, и меч со звоном упал на землю. Женщина развернулась и, больше не говоря ни слова, пошла прочь.
Глава 22
На следующее утро стало холодно, и пошел снег. Миллионы снежинок кружили над Кисэном, устилая улицы белоснежным покрывалом. Звуки стихли, а краски почти исчезли. Остался только белый цвет. Город словно надел одежды Посвященных Клана Истины для того, чтобы проститься с его адептом. Никто из жителей никогда не видел снега, а многие не слышали о нем вовсе. Только старики, чей возраст давно перешагнул за сотню, помнили о таком погодном явлении. Люди выходили из домов на улицы и с удивлением разглядывали напоминающие пух, но холодные и состоящие из множества кристаллов, снежинки. Они брали их в руки и наблюдали, как снег тает, превращаясь в воду.
Йяццу шел по городу, небрежно отмахиваясь от снежинок, которые так и норовили залететь в глаза или нос. Он спешил в Пристанище странников с одной только целью: поговорить с Комдой. Мужчина ощущал настоятельную необходимость в этом разговоре и решимость довести его до конца. Он хотел убедить женщину взять его с собой. Всю дорогу Йяццу мысленно спорил с ней, подыскивая самые убедительные аргументы. Он почти ничего не замечал на своем пути. Ноги несли его привычным маршрутом, а мысли летели далеко впереди, намного опережая его.
Когда Ло оказался на Главной площади, сосредоточенность вмиг покинула его. Мужчина не смог сдержать огорченного вздоха. Дерево Сум, еще вчера удивлявшее всех цветами, стояло в снегу. Это было грустное зрелище. Нежные лепестки замерзли, почернели и осыпались прямо на глазах. Земля под деревом была покрыта черно-розовым ковром. А снег продолжал идти, исправляя допущенную деревом ошибку. Йяццу наклонился и поднял с земли опавшие цветы. Они были холодными и влажными, но все еще сохраняли свой нежный аромат. Мужчина разжал пальцы и с грустью проследил за их падением. Потом еще раз с сожалением взглянул на дерево и пошел дальше.
Одна улица сменяла другую. Все они казались совершенно одинаковыми под белоснежным покровом снега. На пороге гостиницы он остановился, тряхнул головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и потянулся к колокольчику. И тут он увидел Комду. Она одиноко застыла почти в центре сада. На женщине был длинный плащ. Видимо, она простояла без движения довольно долго, потому что снежинки белыми эполетами покрыли ее плечи. Йяццу не видел ее лица, только спину. Мужчина спустился с крыльца. Снег заглушал его шаги.
Он подошел к Комде совсем близко, настолько, что мог протянуть руку и дотронуться до ее плеча. И остановился в нерешительности. Ло почему-то никак не мог сделать это последнее движение. Во всей фигуре женщины, с опущенными плечами и поникшей головой, ощущалось страдание. Комда вздрогнула, и ему показалось, что она плачет. Йяццу переступил с ноги на ногу и кашлянул. Женщина повернулась. Он ошибся. Она не плакала. Комда скользнула по нему взглядом, словно не узнавая, и отвернулась. Йяццу, стараясь сдерживать себя и не волноваться, как в прошлый раз, когда обидел ее, сказал: