та, С этой целью у них посвящены дни, когда они начинают торжество с того, что привязывают к столбу кожу, нарочно снятую с коровы, барана, или лошади. Мясо этих животных кладут на раскаленные уголья; когда же оно изжарится, то его режут на малые куски, а когда ими наполнят блюдо, то берут мясо в одну руку, в другую же — чашку меду, затем бросают все это на кожу, шевеля губами и бормоча неизвестные мне слова до тех пор, пока подымается пар от мяса. Они питают особенное благоговение к солнцу. Сие последнее, также как огонь и воду, признают чем-то выше всего остального видимого мира.
Одежда их шьется из толстого, очень грубого холста. Мужская вся состоит из одного куска, выкроенного на подобие наших панталон. Новую одежду шьют только тогда, когда прежняя изорвется в клочки. Женатые отличаются от холостых тем, что бреют голову, между тем как сип последние оставляют на макушке косму волос, которую иногда завязывают иногда же небрежно распускают по плечам. Женская одежда шьется также из холста, но выкраивается иначе и гораздо шире. Голову покрывают чепчиком, который спускается до самых глаз. Новобрачные присоединяют к этому украшению только им присвоенное. Оно состоит из рога, длиною в аршин, насаженного посреди лба; к концу его прикрепляется шелковая кисть, а в средине сей последней колокольчик, звон которого должен напоминать новобрачной о недавней перемене ее положения. Может быть, это делается с целью напомнить мужу, что это украшение было бы к лицу ему, так как у этих народов, также как у Сингалезов, населяющих остров Цейлон, существует обычай жениться только на девушке, своим отцом лишенной девства. Они утверждают, что надобно быть сумасшедшим, чтобы не воспользоваться подобным случаем, что каждый сажает дерево с намерением сорвать с него плод.
Поэтому то, за десять или двенадцать дней до свадьбы своей дочери, Черемис веселится с нею и часто даже в одно и тоже время женится на ней и на нескольких других, пользуясь всеми без различия и не заботясь о том, единокровны ли они с ним, или нет. У них нет ни обряда крещения, ни обрезания. Шесть месяцев спустя после рождения ребенка, они уведомляют некоторых из своих знакомых о том, что избрали такой-то день для того, чтобы дать ему имя. Те отправляются навестить его в тот день; имя первого вошедшего дают ребенку.
Так как рождение и жизнь у них не сопровождаются обрядами, то и умирают они также без соблюдения каких-либо обрядов, не боясь будущей жизни, когда, по их мнению, не будет ни зла, ни добра, которые, как говорят (им), ожидают их в ней. Таким образом их хоронят без сожаления, не оплакивая и не беспокоясь об их участи. Если покойник был богат, то его родственники собираются и убивают лучшую его лошадь, которую все вместе равнодушно съедают, а для того, чтобы известно было, что наслаждались его добром, вешают на дереве его одежду и хвост лошади.
Глава десятая
Дальнейший путь до Казани. — Описание этого города и царства того же имени Это государство подпадает под власть Русских. — Последние разбиты и обращены в бегство Татарами. — Они подступают к Москве, которою овладевают и заставляют царя платить дань. — Его царское величество освобожден от этой дани Рязанским воеводою.
В последний день Июня мы продолжали свой путь, но не плыли дальше, потому что сели на мель. Как мы ни старались сойти без потери, однако лишились двух якорей, а немного погодя подверглись той же неприятности и даже несколько раз сряду, так как река была очень мелка, что замедляло наше плавание.[127] Наконец, с большим трудом мы достигли [128]Козьмодемьянска, где запаслись съестными припасами, так как наши стали истощаться. За этим городом видно множество гор совершенно покрытых липой, tillaux, в которой жители полагают весь свой промысел. Покупают у них ее отделенную кору для выделки коробов и саней; из остального же выделывают блюда, миски и прочую домашнюю утварь, что не приносит им большого дохода [129].
1-го Июля, проходя мимо островов Тюрига, Turig [130] и Маслова, Maslof, мы потеряли еще один якорь. Здесь было так мелко, что мы несколько раз становились на мель, а потому очень поздно приплыли к Макрицу, Makrits.
2-го мы бросила якорь в пристани Чебоксары, Sabacsar, где нам надлежало предъявить свои паспорты. Воевода, найдя их в порядке, приказал жителям проводить нас до Астрахани.
Чебоксары конечно лучший и сильнейший из городов, лежащих на пути. Гарнизон в нем был тогда сильнее обыкновенного для того, чтобы обуздывать взбунтовавшихся казаков[131]. Здесь, снабдив себя тем, в чем нуждались, мы 3-го отчалили отсюда и прошли мимо острова Козина, Kosin [132], где опять едва не стали на мель, чего избегли, благодаря ловкости одного из данных в Чебоксарах лоцманов. Отсюда мы двинулись мимо села Сундырь, Sundir [133]и бросили якорь у Кокшаги, Kokschaga [134], где хотя и рано прибыли, оставались однако ж до следующего дня, не решаясь в тот же день плыть дальше, так как недалеко лежала мель длиною более десяти миль.
4-го прошли чрез нее с помощью рук, но попали на мель около села Веловки, Vvelovka [135]. Снявшись с нее с большим трудом, мы очутились под вечер в Свияжске, Suviatki [136], маленьком городке, которого стены построены только из дерева; все строения его такие же, исключая кремля, церквей и некоторых монастырей, построенных из камня.
5-го дул нам такой попутный ветер, что мы рано вошли в реку Казанку, по которой названы: город Казанью, а царство Казанским. Лишь только подплыли сюда, то немедленно бросили якорь, а маленькие барки, следовавшие за нами и желавшие войти вместе с нами, надвинуло течением на наш корабль так сильно, что некоторые из них опрокинулись, и несколько человек утонуло [137].
Почва на этом пространстве и даже на всем протяжении Волги чрезвычайно плодородна, потому что эта река обладает свойствами Нила. Ежегодно, в известное время, она разливается и чудесно утучняет все орошаемые ею места. На протяжении более ста миль, по ее течению, только и видишь орех, вишню, смородину и тому подобные деревья и кустарники, которые растут смешанно и в изобилии. Край этот некогда принадлежал Татарам, а в настоящее время покоренный силою оружия подчиняется Русским, почему язык последних распространен здесь более других. Жители в нем человечнее и не имеют склонности обращать людей в рабство, как поступают Нагорные и Луговые Черемисы, Ногайцы, Калмыки и Дагестанцы. Они, повторяю, не такого нрава. Пришло в голову мне и двум другим из нашего экипажа сходить из любознательности в глубь страны, и я нечувствительно удалялся даже мили за три от своего корабля и, вместо обиды, все мы встречали людей, которые ласково предлагали нам то, что у них было.
6-го отправились взглянуть на город Казань, где и погуляли, откланявшись предварительно воеводе [138]и сообщив ему о том, кто мы таковы. Два дня спустя он и митрополит, archeveque, прибыли на корабль. На сей последний все с удивлением смотрели, никогда, как говорили, не видев подобного корабля. Городские и окрестные жители также сбежались на него толпою и не менее удивлялись этой новинке. Этот город, столица Казанского царства, расположен на холме, на левом берегу реки: со всех же сторон окружен весьма пустынными равнинами. Стены (посада) деревянные, а кремлевские, chateau, сложены из хорошего камня и достаточно толсты. Кремль всегда был укреплен всеми способами; делает его особенно неприступным река Казанка, обходящая совершенно вокруг него. Что касается посада, то торговля в нем довольно развита. Ей способствуют более всего Татары, Черемисы, доставляющие сюда все, что есть у них, даже собственных детей обоего пола, которых уступают за какие-нибудь 20 ефимков всякому желающему купить их. В Казани живут Русские и Татары, повинующиеся воеводе, gouverneur, назначаемому царем для заведывания всеми гражданскими делами; над войском же начальствует воевода, vaivode, посылаемый самим царем. В виду безопасности кремля, Татары выселены из него, и входить туда запрещено им под страхом смертной казни.
Казанское царство, которым управлял прежде Татарский царь, простирается к Северу до левого берега реки до области Сибирской, а на Востоке до Ногайских Татар. До перемены царя оно было так населено, что в состоянии было выставить 60,000 войска. Продолжительные войны ослабили Казанцев и поставили их в невозможность сопротивляться Василию Иоанновичу, давшему им несколько сражений и подчинившему их своей власти, которой они не в силах были сопротивляться. Первым правителем, которого поставили, был Татарин [139], за что порицали его политику. Но так как царь знал его усердие, то и не переставал оказывать ему предпочтение многим соискателям, хотя бы даже и своим природным подданным. Сначала Татары, вида себя под властью своего соотчича, находили иго менее тяжелым и питали даже надежду, что будут в состоянии скоро избавиться от него. Между тем несколько времени спустя, Казанцы испытали совершенно противное тому, о чем мечтали. Правитель досаждал им при всяком случае и не соблюдал никакой меры в предпочтении Москвитян. Татары, доведенные до крайности его поведением, тем более, что он был их соотечественником, решили его погубить, а чтобы вернее достигнуть этого, они пригласили на помощь Черемисов. Собрали многочисленное войско и привели его прямо под Казань. Здесь разбили Москвитян, свергли правителя и восстановили прежние порядки. С этого времени, они, гордые своим успехом, на который и не рассчитывали, вторглись в Московское государство. где все предали мечу. Таким образом, все покоряя оружием, они пошли прямо к столице, куда надеялись ворваться беспрепятственно, между тем как царь противоставил им сильное войско. Так как победа была на их стороне, то они не побоялись Москвитян, продолжили нашествие и овладели Москвою. Поступив с ней так, как привыкли делать дерзкие победители, они напали на кремль, но встретили здесь сопротивление: в течении нескольких дней осажденные защищались храбро. Татары, раздраженные сопротивлением столь малого числа людей, до того стеснили их, что принудили сдаться. Побежденные просили снисходительных и почетных условий, но победители на них не согласились и заявили, что не дадут пощады, если царь не обяжется платить им ежегодную дань. Удалившись со времени последнего поражения в Новгород, царь сильно негодовал, на то, что доведен был до такой жестокой крайности. Но так как его доходы были истощены, а войска утомлены, слабы и напуганы, то он необходимости придал вид добродетели и подвергся на суд победителя. Один из двух Татарских предводителей, бывших братьями, старший Менгли-Гирей, Mendliquerits