дойти до дома префекта, представилось большое затруднение; двери, как не были велики для тамошних жителей, но я должен был согнутся в три дуги, чтобы пролезть, и в приемной зале я почти достал годовою до потолка. Присесть также было не на чем, потому что стулья я кресла были такого малого размера, что мне невозможно было на них поместиться; к счастью, я когда-то выучился между азиятцами сидеть на корточках; то и уселся таким образом между многочисленными гостями, которых префект пригласил к себе по случаю моего пробития, и беседа началась у нас весьма приятная. Я узнал тут от них многие подробности, относящиеся до их житья-бытья, по которым серьёзно заключил, что они действительно, до переселения их душ на Меркурия, обитали во Франции; что в последствии, как вы далее узнаете, еще более объяснилось; та же ловкость и острота в разговорах; та же заносчивость и хвастовство мужчин, увертливость и кокетство женщин те же сплетни, та же способность наговорить кучу фраз без смысла, и проч. и проч.; так что время пролетает, не оставляя на собою прочных впечатлений: не от того ли, подумал я, люди большого света очень медленно стареются, что время у них так скоро пролетает, что они не замечают, как его растратили? И время уносит их с собою прежде, нежели успеют приготовиться к прощанию с миром!
Между тем, как мы беседовали о разных предметах, приготовили сытный обед, и мы отправились в столовую; там я нашёл точно такой же порядок, какой находил в Париже за званными обедами; я сел на корточках между хозяйкою, мадам Бабильярд Крокиньяр де ла Мармелад, и старшею её дочерью, мамзель Инносант Пулет. Мне не удобно было вести их за стол под ручки, и я только протянул к ним руки, за которые они кое-как ухватились своими ручонками. Вся посуда соответствовала росту жителей, и мне казалось, что я сижу за детским столом в пансионе: однакож это не помешало мне утолить мой голод, как и за большим столом: кушанья у них такие же, как и у нас на земле, и вообще почти такие же обычаи; следовательно, мне было хорошо, исключая сидения на корточках, которое очень утомительно для того, кто к нему не привык. Подчивали нас также хорошими винами и другими Европейскими напитками. К десерту все развеселились, посылались каламбуры и разные остроты. Хозяин признался, что, когда я взял его на руки, он думал, что настал последний его час, и что он никак не ожидал, чтобы такой великий человек, как я, мог быть так кроток; тут он выпил за мое здоровье; прочие последовали его примеру, и обе мои соседки благодарили меня со слезами на глазах, за помилование их мужа и отца.
Научившись пустословить в большом свете, я пустился любезничать до того, что вскоре совершенно разогнал всякое опасение на счёт предполагаемых сначала властолюбивых моих видов, и к концу обеда я был уже в полном смысле товарищем; даже некоторые красавицы различных возрастов, забыв мой исполинский, в сравнении с ними рост, начали не шутя со мною кокетничать.
По окончании обеда мы отправились в гостиную, где продолжались прежние разговоры еще около часа; петом принялись за музыку, и кончили день танцами, в которых я, однако ж не принял участия: во время обеда хозяин велел на скоро изготовить для меня нечто похожее на кресло, так что я мог уже сидеть поспокойнее: наконец гости разъехались по домам, и меня на первый случай уложили спать в гостиной на полу.
Когда гости разъехались, и хозяйки ушли на свою половину, то хозяин сказал мне, что он по обязанности своей уже донес королю о моем прибытии, и что я, вероятно, подучу приглашение явиться ко двору, где, наверное, буду хорошо принят; поэтому он предложил мне, не захочу ли заказать на этот случай одежду по национальному их покрою, на что я охотно согласился, надеясь быть опять совершению похожим на то, чем был до прибытия моего на Солнце. С меня сняли мерку, что не обошлось без большого затруднения, потому что меня обставили стульями, по которым портной должен был путешествовать, пока не успел в своем предприятии.
Вся планета составляет одно королевство, состоящее из оного племени, и потому управление им гораздо удобнее, чем составленными из различных племен. Конечно, различие климатов, которое точно также существует, на Меркурии, как и на всех планетах, производит некоторые отличия в наружном виде жителей, но общий состав одинаков, и потому также одинаковы правила, законы и обычаи.
Между привычками тамошних жителей я заметил одну, весьма странную: они то и дело запускают пальцы в волосы, и чешутся в голове сначала мне совестно было спросить о причине: но убедившись, что это не считается у них дурною привычкою, как у нас, я решился, и вот что мне сказали:
«Один знаменитый наш химик попал на мысль, исследовать состав человеческих ногтей, в той уверенности, что на свете ничего не создано без пользы; он собрал сперва обрезки своих ногтей, разложил их химически, и нашёл, что в них содержатся богатейшие составные вещества для удобрения почвы; между этими составными веществами он заметил следы личных его качеств, умственных и нравственных; что и приписал своей привычке, часто чесаться в голове. Он повторил эти опыты над обрезками ногтей других особ; открылось, что качества тех людей, которые имели привычку чесаться в голове, не открывались при химическом разложении их ногтей; когда же они, по просьбе исследователя почесывались в голове, тогда их качества обозначились при химическом разложении их ногтей. Это заставило химиков заключить, что животный магнетизм играет тут важную роль; потому что как корень всех свойств человека находится в его голове, то весьма естественно, что тончайшие испарения этого корня, или головной мох, который мы называем волосами, напитан свойством этого корня, также, как и кожа, из которой эти волосы вырастают. Ногти, то есть, вещественная часть исполнительной воли, соприкосновением созревшей их частью, то есть оконечностями, к головной коже и волосам производят магнетическое столкновение, чрез что они’ они проникаются коренными свойствами человека, своего хозяина; а как ногти вещество твердое, роговое и эластическое, то могут на долгое время удержать в себе эти свойства: знаменитый химик не удовольствовался этим опытом; но собрал ногти от различных лиц, с различными противоположными свойствами, и удобрил ими отдельные участки земли: выращенные плоды были употреблены в пищу людьми; последствием этого было то, что не только употребившие эти плоды переменяли мало по малу природные свои свойства на свойства тех людей, ногтями которых были удобрены участки, но что даже родившиеся после того их дети имели те же свойства; а как неоднократно, повторенные подобные опыты удостоверили правительство в их действительности то оно наистрожайше воспретило людям худых свойств чесаться в голове, чтобы от употребления их ногтей на удобрение земли, те свойства не могли распространяться в потомстве; почему на позволение чесаться в голове должно иметь полицейское свидетельство, подписанное ближайшим светским и духовным начальствами, и ближайшими соседями. Кто осмелится чесаться в голове без этого свидетельства, тот подвергается строжайшему наказанию, как развратитель нравственности будущих поколений. Так как правительство считает священным долгом, всегда усердно пещись о настоящей и будущей нравственности народа, то эта мера заставила уже многих исправиться, и теперь считается за стыд, не иметь позволения чесаться, в голове, потому что это предполагает признанные худые качества. Ногти, состригаемые с ножных пальцев, также пригодны к удобрению, но они не содержат, в себе следов свойств человека, вероятно потому, что не удобно ими чесаться в голове: эти опыты доказали также, что каждый человек производит в продвижении года столько ноготных обрезков, сколько потребно для удобрения пространства земли, нужного для произведения того количества пищи, которое необходимо для его насыщения; по этому все тщательно стригут свои ногти, и употребляют их на удобрение земли, с особенною разборчивостью; а некоторые люди, с отличными качествами, получают даже изрядный доход от своих ногтей: ногти же людей с известными пороками не позволено употреблять на удобрение ни полей, ни лугов, а только для удобрения лесов и так называемых мертвых почв, для необходимого возбуждения растительной силы. При важных следствиях, опутанных непроницаемою тайной преступления, искусный химик должен разложить ногти подсудимого, чтобы узнать, склонен ли он к преступлению, в котором обвиняется.
Мне дали уразуметь, что вероятно их король попросит у меня прибор моих ногтей в подарок, а этикет требует, чтобы немедленно тут же их остричь и отдать, нимало не церемонясь, и не отговариваясь, в что такое добровольное пожертвование целым комплектом образков моих ногтей сослужит лучшим доказательством тому, что я не боюсь химического исследования; при этом посматривали на меня пристально, чтобы заметить, не приведёт ли это меня в смущение. Я понял взгляд, улыбнулся, и сказал, что поставлю себе за особую честь поднести их королю мои ноготочки; и подумал» про себя: «еге! куда я попал! Какой хитрый народ!» и успокоился, однако ж мыслию, что сам знаю, где раки зимуют, и что, следовательно, меня не легко провести.
Полагая, что это важное открытие химиков на Меркурии может доставить немаловажную пользу жителям родимой моей планеты, я полюбопытствовал узнать, каким образом делается у них этот ноготковый компост, и как он употребляется. Любопытство мое было вполне удовлетворено, и даже было заметно, что желание такого великого человека, каков был я для них, научиться их мудростям, весьма льстило их самолюбию. Я записал все аккуратно, и охотно сообщаю теперь моим согражданам это открытие; пусть опытные химики-агрономы довершат начатое мною, и многоповторенными разносторонними опытами определят, в какой мере оно может быть полезно в нашем сельском домоводстве; вероятно, знаменитейшие экономические общества займутся тщательным исследованием предмета, который, по крайней мере, столько же интересен, сколько определение удельного веса аммиака в 278 кубических саженях атмосферы, хотя химики не нашли еще средства отделить аммиак от атмосферы: об этом определении веса я когда-то слышал из уст одного замысловатого профессора на публичной лекции о земледельческой химии: в последствии меня уверили, что эта бестолковщина произошла от того, что г. профессор сельского домоводства никогда не пахал, не бороновал, не сеял, а только пожинал; или лучше сказать, брал готовое из амбара: ему платили за то, чтобы он удерживал своих слушателей определённое время в спокойном положении, и он со всею совестливостью говорил по 60 минуть в час, что на ум ему попадало, между-тем, как мнимые его слушатели предавались сладостной дремоте. Как было бы полезно, например, для Французского правительства, иметь таких профессоров в запасе, и заставить все беспокойные головы слушать их лекции; эта мера привела бы, вероятно, мало по малу, беспокойные умы в сонное онемение, и отяжелила бы, все их замыслы; но здесь речь не о политике; вот вам ноготковый рецепт.