Не знаю, как это вышло, но слезы хлынули вдруг неудержимым потоком. Пальцы выпустили наконец ствол, попытались справиться с наводнением – напрасно. Кажется, Ник сунул мне салфетку. Я не смог ее удержать. Тогда он просто потянул мою голову к себе, уткнул лицом куда-то в куртку. Я спрятался за ее полой и пускал сопли в уютную темноту, пока из меня не вылились ужас, стыд и ненависть, мешавшие говорить. Не знаю, как рубашка студента не расползлась по ниточке от такого ядовитого коктейля. Но намокла она, по крайней мере, здорово.
Когда я наконец вынырнул на свет с опухшими красными глазами, Ник протянул мне остывший чизбургер:
– Вот, зажуй. Поможет. А я пока покурить выйду.
Не думал, что он курит. Вроде табаком от студента не несло, у меня на такое дело нюх. Ну вот, точно. Стрельнул сигарету у какого-то растафари. Блин, так со мной студент еще и пить начнет.
Я жадно вгрызался в бургер, глядя, как Ник столь же жадно затягивается за стеклом. Вспышки сигареты освещали его лицо снизу. Думаю, если бы ему сейчас пришлось выйти на ринг, его противника вынесли бы за канаты на первых же секундах. А если бы я сказал, что это Ян собственной персоной, то и выносить бы было уже нечего, разве что совочком с пола соскребать.
Ник вернулся, когда я дохрупывал последнюю картошку фри, запивая молочным коктейлем, который он предусмотрительно оставил. Интересно, откуда парень знал, что меня на хавчик так жестко пробьет?
– Ты как? – спросил студент, снова садясь напротив.
– Ничо, – я рыгнул и смущенно откашлялся. – А ты?
– Ничо, – повторил за мной Ник и усмехнулся горько. – Мне придется задать тебе пару вопросов... Фак, если честно, не пару, а миллион. И кое-что придется записать. Чисто чтобы понять, как тебя вытащить из всего этого дерьма. Ты готов?
Я уверенно кивнул. Хотя уверен ни в чем совсем не был.
– Если тебе какие-то вопросы... – Ник замялся, мусоля в пальцах карандаш и потрёпанный блокнот. – В общем, ты не обязан на них отвечать. Я тут не как практикант и официальное лицо. У меня сейчас каникулы, как и у тебя. Так что я просто Ник и все. Но чтобы тебе помочь, мне нужно знать, столько же, сколько знаешь ты, – он глянул на мою морду и поправился. – Ну, может, не столько же, но чем больше, тем лучше.
Я снова кивнул. Справедливо.
– Ладно, начнем, – откашлялся практикант. – Твое полное имя?
Я сказал, проверил, правильно ли Ник записал в своем блокнотике.
– Сипиар номер?
– Чего? – выпучился я на студента.
– Так я и думал, – вздохнул тот. – Желтой карточки у тебя нет.
– Чо за хрень то, карточка эта?
– Ничо, проехали. Паспорта у тебя тоже, конечно, нет?
– Почему это нет, – оскорбился я. – Очень даже есть. Только он у Яна. И там фамилия не моя.
Студент вскинул на меня круглые глаза:
– То есть паспорт фальшивый?
Я задумался немного:
– Ну да. Выходит, фальшивый. По нему Ян мне отец.
Ник потеребил сережку в ухе:
– А он не отец? Так, а кто тогда твой отец? И где он?
Я пожал плечами:
– А ху... Сорри, хрен его знает. Мама говорила, он свалил, пока она еще беременная ходила. Мной.
– Тэк-с, – Ник снова подергал пирсинг. Блин, бедняга так скоро без уха останется. – Значит, мать у тебя все-таки есть. Как ее полное имя? И адрес?
– Откуда мне знать? – пожал я плечами. – В смысле, адрес. Она мне его не оставила, когда у своего дружка на хате бросила.
– В смысле "бросила"? – воззрился на меня Ник.
– Ну как бросают? – я закатил глаза. – Ушла и дверь закрыла. С другой стороны. И заперла, чтоб я за ней не побежал.
Ник отложил карандаш:
– То есть ты хочешь сказать, мать оставила тебя со своим э-э... сожителем и исчезла? Когда?
Я прикинул в уме:
– Да почти три года тому. Мне тогда двенадцать еще не исполнилось.
Ник потемнел лицом:
– А Ян, который за тобой охотится, это ее бывший сожитель?
– Не, – мотнул я башкой. – Сожитель – это Игорь. Он меня Яну продал.
– Продал, – механически повторил студент, будто пытаясь определить, правильно ли понял значение этого слова.
– Ну да. – Чо тут непонятного то? – За тыщу евро.
Ник положил обе ладони на стол, будто боялся потерять равновесие и свалиться со стула. Покосился в сторону стойки. Нет, старик, выпивку тут не продают. Это через дорогу, если что. Там бар есть, я заметил, пока тебя ждал.
– Денис, ты не против, если мы прогуляемся? – наконец собрался с мыслями студент. – Не знаю, как тебе, а мне нужен свежий воздух. Ночью в Копенгагене красиво. Только давай сначала пистолет в машине оставим, она у меня тут рядом запаркована. И еще я сигарет куплю.
– Что, свои в Эсбьерге забыл?
– Нет. – Ник принялся собирать пустые стаканы на поднос. – Я бросил год назад. Девушка настояла.
Так я и думал.
[1] По-датски, мальчик-проститутка – trækkedreng, что в буквальном переводе значит «перелетный мальчик»
Шпреепарк. Германия
Я валялся на кровати Бегемота, щелкая пультом в поисках чего бы посмотреть, когда на экране вдруг всплыл он. Кит.
Кусок торта, от которого я как раз собрался откусить, выскользнул из пальцев. Жирный шоколадный крем шмякнулся на одеяло, и Бегемот запричитал над пятном. Мне было пофиг. Я пялился на портрет Кита – зернистый и не очень четкий, будто неумело нарисованный на компьютере. За время встреч с толстяком я нахватался немецкого, и теперь мог сносно понять, о чем говорили в новостях. Кто знает или видел этого мальчика, должен позвонить по такому-то номеру. В Берлинском зоопарке тигрица родила двух тигрят. Блин, чо за хрень?! Какие тигрята?!
Я судорожно защелкал каналами, надеясь поймать другой выпуск новостей, но, как назло, все уже закончилось. Теперь придется ждать целый час и надеяться, что эпизод про Кита покажут снова. Бегемот приплыл из кухни с тряпкой и стал терпеливо затирать пятно. Одеяло лежало у меня на бедрах, и он как бы невзначай тискал мою ляжку через ткань. Я отпихнул жирного и вскочил с кровати.
Блин, неужели Киту удалось сбежать?! Давно пора, братан! Не, я всегда знал, что у парня есть яйца. Послал своего садиста на три веселые буквы и... Стоп! А кто тогда пацана ищет-то?! Уж не новый же хозяин прям по телеку! Или, может, у него тоже бумажка есть, что он Китов родной папаша?
– Вас ист пассирт? – робко поинтересовался Бегемот, глядя, как я мечусь по комнате, будто тигр в клетке.
– Нихтс.
А может, Кит угрохал его, своего благодетеля-то? И теперь его полицаи за убийство разыскивают? Или, пока в бегах был, грабанул кого? Нет, на гоп-стопщика Кит мало был похож. А на убийцу еще меньше. Хотя, может, тут все зависит от того, насколько человека довести? Если бы, скажем, Ян меня порол жестко, связывал и всякие штуки в меня запихивал, мог бы я остервенеть и в горло ему зубами вцепиться?
– Денис, – я наткнулся на необъятное пузо, мягкие пухлые руки обхватили меня за плечи. – Вас ист лос?
Я соврал что-то, чтобы Бегемот от меня отвязался, снова завалился в койку и включил какой-то тупой боевик. Не знаю, как дотянул до десяти пятнадцати. Может, жирдяй и удивился, что мне вдруг приспичило новости смотреть, но ничего не сказал. К этому времени я его неплохо выдрессировал.
Вот, наконец-то! Демонстрации против исламизации, акции против расизма, убийство в Дрездене, снова тигрята, в реке Шпрее недалеко от закрытого луна-парка найдено неопознанное тело подростка... Что?!
Я смотрю на зернистый портрет Кита и медленно понимаю, почему в телеке не показывают его фотографию. Труп пролежал в воде несколько недель. Может, у него вообще не осталось лица. Или осталось, но теперь его только в ужастиках снимать. А это фоторобот. Полиция надеется, что по нему кто-то сможет опознать жертву. Жертва... Ну да, не отправился же Кит поплавать в феврале? И навряд ли он упал в воду с моста голым. Мля-а... Пи...дец.
Я медленно выключаю ящик. Пялюсь в темный экран. Перед глазами еще скользят кадры-картинки: давно застывшие кабинки колеса обозрения, заросшие травой рельсы аттракционов, желтые ленты полицейского заграждения, темная вода, летящий с неба то ли дождь, то ли снег...
– Кенст ду дисен юнген? – Бегемот совсем загрустил. Он вообще очень чувствительный.
– Найн.
Я не знаю этого мальчика, я его знал. Настолько хорошо, что мы даже целовались. Настолько плохо, что не представляю, куда и кому сообщил бы о его смерти, если б смог. Были ли у него родители? Братья или сестры? Блин, я даже не знаю, как его звали на самом деле. Кит – это ведь кликуха. Вроде Манюни или Баптиста.
С темного экрана на меня глянули знакомые глаза. Пушистая челка вынуждала его смотреть исподлобья. У него были такие мягкие губы. Как у пацана могут быть такие мягкие губы? А теперь... там...
Я скатился с кровати и бросился в ванную. Запер дверь на задвижку. В зеркале метнулось белое перекошенное лицо с черной полосой вместо глаз. Полетела в раковину из шкафчика всякая требуха. Мля, что за зверь Бегемот?! Никаких таблеток, электробритва и даже стаканчик для зубной щетки – пластиковый. Я забился в кафельной клетке, грохнулся на пол и стал колотиться о стенку ванны, пока на светлой плитке не появились красные брызги. Этого было мало. Я заслужил худшего. Ведь это все из-за меня. Кит же ясно сказал, что хотел бы быть рядом со мной. Если бы я его тогда не отшил... не обозвал пидором... Может, он бы остался. Послал бы своего спонсора, и сейчас еще спал бы на соседнем матрасе. И ничего этого не случилось бы.
Так нет же, мля. Денис такой белый и пушистый. Всякие старые козлы имеют его и в хвост, и в гриву, а целоваться с единственным парнем, который к нему нормально относился – ни-ни. Поговорить с этим парнем по человечески – а хули, мы ж для этого слишком гордые. Зато вот ушат говна на пацана вылить – это да, это мы можем. Натурал гребаный, мля. Чтоб у тебя мозги пустые по кафелю размазались...
Не знаю, может, я слишком сильно саданулся лбом об плитку, может, просто отключился, а вмазался мордой в пол уже потом. Только прочухался, когда меня уже вытаскивал из ванной Бегемот. Как он туда попал, не знаю. Наверное вынес своей тушей дверь, в которую давно стучался.