– Не знаю, – пожал я плечами, пялясь на Изабэль. Она была удивительно красивой. Такие девушки должны носить не джинсы, а длинные пышные юбки и красную розу за ухом, хотя и так мужики, небось, штабелями укладываются у ног, как только она на улицу выходит.
– Как это «не знаю»? – все не отставал студент.
– Да не ел я их никогда.
Ну чего тут непонятного?
– А попробовать хочешь?
Я тупо кивнул. Думаю, предложи мне Ник сейчас жареной собачатины, реакция была бы та же. Мне нравилось внутри этой синей мозаики. Нравился тихий джаз и девушка, у которой не хватало за ухом розы. Нравился смысл надписи про будущее. Сидя здесь, легко было поверить, что в жизни все действительно так, что если просто очень сильно чего-то хотеть, то оно обязательно сбудется.
А потом худой латинос притаранил нам что-то вроде блинов с креветками, которые нужно было есть руками, макая во вкуснеющий соус. Я трескал, а Ник рассказывал. Что это кафе Изабэль досталось в наследство. Что ее отец приехал из Южной Америки и очень скучал по родине. Что он купил раздолбанное пустующее помещение в нижнем этаже вот этого здания, и один, своими руками создал свою мечту. Он работал над мозаикой всю жизнь. Она воплотила все, во что он верил, что составляло смысл его существования. И передал это людям. Кафе должно было стоять открытым всю ночь, даже когда закрывались все остальные рестораны, разве что кроме Макдака. Здесь можно было просто посидеть и поговорить, послушать музыку или за копейки купить что-то из национальной кухни. Отец Изабэль построил приют для одиноких душ, приют для не спящих и ищущих. Он создал сказку, в которую можно войти и остаться, хотя бы на время.
– Как тебе креветки? – спросил Ник после долгой паузы, которая мне потребовалась, чтобы переварить эту историю.
– Отлично.
В конце концов, если я не смогу заработать на гребаную лодку, то смогу построить ее. Своими руками. Если начну прямо сейчас, и все займет лет десять, то я стану владельцем плавучего дома в двадцать четыре. Круто! Останется только выяснить, где меня ждет Ассоль. Я представил себе Асю с развевающимися по ветру темными кудрями и алым цветком за ухом: руки протянуты в сторону моря, белое платье летит по воздуху, будто чайка плещет крыльями. А на горизонте медленно вырастает парус – мой парус.
Ник потом рассказывал, что я задрых прямо на столе, хорошо хоть мордой в тарелку не сунулся. И на измазанных соусом губах играла улыбка.
Помогите! Германия
Я сидел в кабинке колеса обозрения, медленно поднимающего меня над городом. Вокруг летели мокрые полупрозрачные хлопья – расползающийся от воды снег. Хорошо хоть проржавевший голубой козырек над головой защищал от ледяной каши. Зато вот ветер продувал насквозь. Кабинка под его порывами раскачивалась и скрипела, да и само колесо скрежетало всеми древними не смазанными осями. Не зря мне с самого начала показалось подозрительным, что на аттракционе никого нет – только в одной кабинке сидел какой-то пацан. Да и клоун этот, что билеты продавал, уж больно смахивал на то улыбчивое чудище из ужастика, которое детей затаскивало в канализацию. Зря я вообще сюда полез. Вот застрянем еще на самом верху, а у меня даже мобильника нету. Разве что клоуна того гребаного на помощь позвать. Кстати, а где он?
Я высунул голову наружу и посмотрел вниз. Мамочки, как же высоко! Динозавры деревянные отсюда – мураши. И Берлин весь – как на ладони. Ну, может, не весь, но центр отлично видно. А если тучи еще побольше от снегу разбухнут, то я точно до них рукой достану.
Колесо скрипнуло особенно натужно, дернулось, затряслось и... встало. Блин, так я и знал! Только что меня колотило от холода, а теперь бросило в пот. Я встал в кабинке, перегнулся вниз. Где же этот козел, клоун?
– Эй! – заорал я в метущий мокрым снег. – Почему не едем? Это что, шутка?
Потряс кабинку за перила, попрыгал – будто это могло помочь. Нефига. Блин, я ж тут так околею. Пара часов, и меня уже в виде трупа снимать будут.
Тут я вспомнил про пацана из другой кабинки. Залез коленями на сиденье и заорал в ту сторону:
– Эй, чувак! Мобила есть? Давай звони... куда там? Пожарным. Или в МЧС. У них есть тут вообще МЧС?
В третьей от меня стальной корзинке что-то зашевелилось, вставая. Блин, а чего это парень голый? Зимой-то? И белый до синевы. Белый, раздутый, как человечек из рекламы шин, и мокрый. Вон черные патлы башку облепили.
Тут он ко мне мордой лица повернулся, и я чуть из кабинки не выпал. Это был Кит. Я сразу его узнал, хотя глаза пацана напоминали бильярдные шары, потому что веки сожрали рыбы. И зубы казались огромными из-за отсутствия губ. Наверное их тоже съели. И еще вся физиономия у него как-то съехала на сторону, а руки походили на жуткие ноздреватые лягушачьи лапы. Ими он зацепился за поручни и молча полез на ось колеса.
Я скатился на пол кабинки и забился между сиденьями как можно дальше от жуткого монстра. А утопленник неуклюже втащил свое тело на стальную трубу, соединяющую огромные спицы, и пополз по ней ко мне, оставляя на ржавчине хлопья белесой кожи.
– Не надо! Нет, пожалуйста, не надо! – бормотал я, сильнее вжимаясь спиной в ледяное железо. Почему-то я был уверен, что, как только мертвец коснется меня, я умру. Жутко и в муках, вроде тех, что пережил он. Или хуже. Кит неторопливо подбирался ближе и ближе, а выхода не было. Только посвистывал в стальной конструкции ветер, да поскрипывала, раскачиваясь, древняя кабинка. Вот-вот чудище уже перелезет в нее. Вот-вот потянется ко мне своим мерзким беззубым ртом, из которого наверняка несет водорослями и гнилью. С диким воплем я вскочил на ограждение кабинки и прыгнул вниз.
– Чего орешь, придурок?
Что-то толкнуло меня под ребра. Я с трудом разлепил глаза, щурясь на пробивающийся между пластинками жалюзи дневной свет. Ф-фух, это был только сон. Но какой реальный! Бли-ин... А чего так рано разбудили? И вокруг суета какая-то. Все шмыгают туда-сюда, шебуршат здоровенными мешками, шкаф стоит распахнутый, вывернув наружу цветастые внутренности с ребрами вешалок.
– Вставай давай, – снова пинок. – Шевели булками, говорю!
Я сел на матрасе, и под нос мне сунулся черный пластик.
– Собирай манатки и в темпе. Матрас, одеяло, шмотки, все. Вернусь через пятнадцать минут, и если что после тебя останется, в жопу тебе запихну, будешь пуговками наслаждаться. Понял?
Я тупо кивнул в уже удаляющуюся спину Саши. Блин, с чего такой шухер-то? Пожар что ли?
– Что случилось? – поймал я за штаны пробегающего мимо Манюню.
– А я почем знаю? – выкрутился он из моих пальцев. – Сашу бы спросил.
Ага, спросишь его... Кряхтя, я поднялся, натянул джинсы и принялся как попало запихивать все в мешок. Естественно, половина вещей не влезла, хоть было их у меня кот наплакал. Пришлось вытащить матрас обратно и заняться его скатыванием. Делом это оказалось непростым, если учесть постоянно топчущиеся по моей собственности ноги и девчачьи вопли:
– Кто сп...здил мою розовую юбку? Ту, с воланами?
– Габи, ты не видела лак с блестками? Сиреневый?
– Какой урод намочил мою косметичку? Ты что, нассал туда, Дагмар?
В итоге под моим матрасом каким-то чудом оказались Ленкины стринги, и она мне их чуть на уши не натянула – хорошо, Саша пришел.
– Отряд, стройсь! – рявкнул он от двери.
Мы кое-как встали в неровную линию, сгрузив у ног раздутые мешки. Места в комнате внезапно оказалось очень много – ведь с пола исчезли все матрасы и разбросанные тряпки. Саша заглянул в шкаф, потренькал болтающимися пустыми вешалками. Пошел вдоль стен, зачем-то заглядывая во все углы и даже за батарею. Насвистывая, приблизился к нашей шеренге мягкой походкой хищника – типа кто тут не запаковался, кого сожрать? Зоя рядом со мной поплотнее прижала мешок к груди и зажмурилась – бедняжка боялась Сашу до усрачки. Но тот протопал мимо и вдруг как шандарахнет мою поклажу ногой. Натянутый до предела пластик лопнул, и матрас, с которым я так намучился, вылез в прореху, как полосатые кишки.
Охранник сложил руки на груди, меряя меня взглядом сверху вниз.
– Так, ребятки, с вещами на выход. Быстро. А ты, Денис-пенис, – он сально усмехнулся и пихнул меня назад, – задержись.
Я сразу понял, что сейчас будет. Саша часто брал мальчиками часть зарплаты, теми, что помладше и попугливей. Нравилось ему видеть слезы в глазах и слышать крики. Я попытался отвертеться:
– Разве вы не говорили, что торопиться надо?
Дернулся к двери, но этот козел лысый меня перехватил, заломил руку за спину:
– А мы по-быстрому. Присядем тут, как говорится, на дорожку.
Его пятерня провела по моему лицу, пальцы сунулись в рот.
– Ты же сам напросился, котеночек. А я тебя предупреждал...
Я хорошо знал, что надо Саше. И выход тут был один – сделать так, чтоб он поскорее кончил. Поэтому я хныкал, умолял отпустить, слабо трепыхался и даже слезу пустил – это совсем несложно, когда тебя дерут по-сухому. Охранник повалил меня спиной на пол и стал вбивать под батарею. Я вывернул шею, чтобы не расшибить башку, и тут мои глаза наткнулись на надпись. Кто-то вывел карандашом по подоконнику снизу, там, куда обычно никто не заглядывает: «Ася Крылова, 15.03.1998, здесь с 30.12.2012. Денис Малышев, 25.12.2000 г., здесь с 30.12.2012. Лена Гуйдо, 22.06.1997, здесь примерно с...»
Я все-таки треснулся головой о батарею, перед глазами все потемнело. Саша оттащил меня чуть подальше – какой кайф трахать бессознательное тело? Я запрокинул голову, застонал, типа я тут от боли извиваюсь, а сам старался разобрать прыгающие буквы. Габриэла это наверное наша Габи. А Валерий Манюков – это Манюня, что ли? Вот бы найти Кита! Но как я ни тянул шею, прочитать больше ничего не сумел – слишком далеко, да и темновато под подоконником-то. Только бросилась в глаза крупная надпись рядом со списком: «ПОМОГИТЕ, НАС ДЕРЖАТ ЗДЕСЬ НАСИЛЬНО!» И то же самое по-немецки.
Я быстро отвернулся, чтобы Саша не заподозрил чего. Интересно, на что рассчитывал этот писатель? Может, как раз на такой слу