– Старый дешевый трюк, – поморщился дядюшка. – Потом свет гаснет, а когда загорается снова, артист выходит в сверкающей визитке. Нет-нет, поверь мне: говорящая куча дерьма – это сильно воздействует на психику, особенно если речь идет о необразованных дикарях. Таким способом отдельные вожди добиваются невиданного авторитета среди подданных.
С этими словами Джедедайя дохрустел последнего перепела и отрезал себе кусочек косули. В какой-то момент Ромуальду причудилось, что на удивление крепкие зубы путешественника сверкают характерным бриллиантовым блеском, но он поборол морок. Молодой маркграф щелкнул пальцами, вызывая дворецкого и, когда тот склонился над ним, шепотом приказал зажарить в гриле полдюжины свежих гусей, а также позаботиться о винах. Дворецкий сделал большие глаза – давно уже в замке не случалось настоящего жора, – и умчался на кухню.
– Но это еще мелочи, – сообщил Джедедайя, вгрызаясь в косулю. – Со временем мне удалось обзавестись парой могущественнейших амулетов, способных воздействовать на саму ткань бытия. Для того чтобы добыть их, я трижды поднимался вверх по бурным рекам, ежеминутно рискуя оказаться в качестве закуски на столе враждебных всему живому троглодитов. Но – мне это удалось!
– Вот как! – заинтригованно отозвался Ромуальд. – Все это чрезвычайно интересно! И чем же вам помогают данные амулеты?
– О, многим! Но амулеты я покажу тебе чуть позже. Все дело в том, – и путешественник, опрокинув в пасть последние капли каховского, доверительно наклонился к своему племяннику, – что на меня возложена некая миссия. Весьма вероятно, что она потребует от меня предельного напряжения всех душевных сил, но отказаться от нее я не мог. Как, дорогой племянник, готов ли ты к настоящему приключению?
– Лететь на острова я не смогу, – быстро отреагировал Ромуальд. – Мне здоровье не позволяет.
– Об островах речь не идет! Да и путь наш будет недолгим. Зло притаилось здесь, буквально у нас под носом, и мы должны извести его раньше, чем оно возьмется за нас самих.
– Да что ж тут у нас может быть? – не поверил маркграф. – Залетал сюда, помнится, один злой колдун из Магриба, так мы накрыли его достаточно быстро – а с тех пор даже упыри нас десятой дорогой обходят.
– Ай, да если б речь шла о колдунах с упырями – я прихлопнул бы их одним чихом! – воскликнул Джедедайя, одобрительно наблюдая за кравчим, несущим из кухни три кувшина каховского. – Обретенные в результате скитаний знания и навыки позволяют мне не церемониться с такими поносниками. Но скажи-ка мне вот что, племяш: приходилось ли тебе слышать о болотах, раскинувшихся в глубине Старошмопского леса?
– Дурные места, – покачал головой Ромуальд. – К тому надобно вам знать, дядюшка, что Шмопск в последние годы захирел совсем, и лес буквально поглощает полузаброшенные пятиэтажки на его окраинах.
– Я подозревал нечто подобное. Зло, истекающее из болот, гноит город, заставляя жителей бежать прочь в поисках лучшей доли.
– Говорят, это все из-за давно закрытой АЭС на краю города, – возразил Ромуальд. – Вроде не весь уран оттуда вывезли.
– Уран тут ни при чем! Но мы сможем исполнить свой долг. Готов ли ты, как ученый, последовать зову совести и отправиться со мной в полное опасностей путешествие?
Молодой маркграф задумался. С одной стороны, в его распоряжении находился почти целый месяц, который он собирался посвятить научным изысканиям, а не шатанию по радиоактивным болотам. С другой же – отделаться от дядюшки не представлялось возможным: не гнать же его, в самом деле, из дома предков, раз уж он забрел на огонек?
«Нет, – подумал Ромуальд, любуясь тем, как дядюшка Джед мастерски разделывает только что доставленного из кухни гуся, – избавиться от старого гриба не удастся. Придется ехать с ним в лес. Но убей меня бог, если я не устрою этому шантажисту веселую жизнь!»
– Знаете, дядя, – в задумчивости проговорил он, – боюсь, что вдвоем нам не справиться. Я думаю, следует включить в состав будущей экспедиции моего достопочтенного тестя и его друзей. О, не переживайте, они более чем компетентны в самых различных вопросах. Пейте каховское, дядюшка: утром же мы отправимся в Кирфельд.
2
– Тяжко, брат, – признался барон Кирфельд своему старому другу, дракону по имени Шон. – Опух я.
– С чего бы это? – удивился Шон, задумчиво ковыряясь в ухе кончиком хвоста. – Я что-то не вижу.
– Это оттого, что и сам ты опухши. А опухли мы, брат, от сидения на месте. Вспомни-ка, когда мы в последний раз охотились? Или хотя б на сома ходили? Все сидим да козла забиваем.
И с этими словами, привстав, барон помешал в котле новейшее, собственного рецепта удобрение, которое он готовил для рапса. По двору пронесся мощный сивушный дух. Пробегавшая мимо курица с любопытством принюхалась и не нашла ничего лучше, как рухнуть в обморок.
– Скоро Ромуальдушка наш пожалует, – вспомнил Шон, поглядев на часы. – С этим своим, дядькой.
– Джедедайю я немного помню, – кивнул барон. – Кажется, он слыл изрядным обжорой и очень увлекался естествоиспытательством. Все на речку ходил, жаб надувать. Впрочем, у них это семейное. Н-да-а… пора, пожалуй, готовиться к приему гостей. Тихон! – кликнул он блуждавшего поблизости подпаска. – Ноги мыл сегодня?
– А то! – радостно отозвался юноша.
– Ну, раз мыл ноги, значит, и руки чистые. Иди вот, помешивай. Еще полчаса кипеть ему надо. Потом огонь зальешь да котел крышкой прикроешь. И смотри мне это вот!
– Слушаюсь, ваша милость! – усердно взялся за черпак подпасок, счастливый оказанным доверием.
Барон же Кирфельд, тяжко вздыхая, поднялся со своей табуретки и заковылял в замок. Через минуту до Шона донеслись из кухни его вопли по поводу подгоревшей бараньей головы. Дракон понимающе хмыкнул, закурил папиросу марки «Казбек» и шумно почесал грудь.
– Видать, нынче не в духе его милость-то, – осторожно заметил подпасок Тихон.
– Ты мешай себе, – флегматично скривился дракон. – Не твое то дело. Засиделся старик, а что делать – и не придумать даже. Хотели вот в Житомир с ним слетать, так ПВО, будь она неладна, третий месяц с разрешением на пролет тянет. Вот и киснем тут.
– Киснем, киснем, – раздался чей-то недовольный тенорок. – Всю охоту сорвали!
Из окна подвала хвостом вперед вылез упитанный серый в полоску котенок, волочащий за собой огромную дохлую крысу.
– И зачем так орать было, – сев, он утерся лапкой и вздохнул. – Вон, Марусю, заразу, придавил, а племянники ее разбежались. Ищи их теперь в наших катакомбах.
– Здоров, Толстопузик! – дружелюбно зашевелился дракон. – А где наставник твой, Жирохвост?
– Спит где-то, – пожал плечами котенок. – Говорит, старый стал, скучно ему. Не знаю, какой он там старый, а что до скуки, так тут его правда. Вчера вот в деревню ходили: тоска кругом смертная. Ужас: жара, мухи летают. Старик Партизан гречишным суслом с утра еще разговелся, да и лег посреди дороги – почтальон на мотоцикле ехал, остановился, понюхал, и обратно, потому как не объедешь, а другой дороги нет. А потом господин барон жалуется, чего это ему «Ведомости» не доставили.
За стенами замка послышалось сдержанное рычание двигателя, по случаю чего в надвратной башне задергалась стража.
– Вот и они, – проворчал Шон, глядя, как во двор въезжает запыленный пикап маркграфа Ромуальда Шизелло.
Толстопузик поспешно запихал убиенную крысу под рогожу и принялся вылизываться, чтобы предстать перед гостями в самом лучшем виде. Шон же тогда встал во весь свой немалый рост и зашагал к автомобилю.
Из кабины выбрались слегка зеленоватый маркграф и широкоплечий, пузатый коротышка в неряшливых растопырчатых бакенбардах. Одет он был скромно, но со вкусом: желто-зеленый смокинг, штаны в крупную клетку и белые бальные туфли с потертыми гамашами. Завидев дракона, дядюшка Джед попятился и уже раскрыл было рот, чтобы прочитать заклинание, но потом сумел взять себя в руки.
– Дорогой Шон, – икая, обнял дракона Ромаульд. – Разреши представить тебе моего дядю, Джедедайю Шизелло, не далее чем вчера прибывшего к нам после долгих, и ээ-э, многолетних, я бы сказал, странствий.
– Очень приятно, – порадовался дракон, пытаясь отодрать от себя липкого маркграфа. – Меня зовут Шон. Господин барон, я полагаю, уже ждет нас за столом.
На порог замка тем временем выполз усталый от недосыпа дворецкий и, хряснув по камню алебардой, пригласил всех желающих вовнутрь. Первым двинулся Ромаульд, все еще содрогающийся в икоте, за ним Джедедайя, а следом – Шон с немного влажным Толстопузиком на сгибе локтя.
Барон Кирфельд и впрямь ждал гостей во главе стола. При виде их, входящих в залу, он поднялся, оправил на себе подбитую сурком мантию и зашагал навстречу. В самых возвышенных словах Ромуальд представил ему своего дядюшку, все облобызались по три раза, после чего сочли уместным сесть к столу.
– Признаться, в молодости, я и сам не раз подумывал о том, чтобы отправиться в путешествие с научными целями, – начал, для затравки, господин барон, наблюдая за тем, как ему накладывают на блюдо холодное, – но служба при дворе не оставляла времени для столь возвышенных дел. А потом, следует вам знать, я женился, и…
– Давайте выпьем за здоровье дорогих гостей, – поспешил разрядить обстановку Шон, так как ему было хорошо известно, что размышления о семейной жизни неизбежно закончатся битьем посуды и строевыми песнями.
– Ваше здоровье! – с затаенной горечью провозгласил барон и скромно употребил бокал шампанского.
– Очень рад снова встретиться с вами, дорогой Кирфельд, – ответил Джедедайя Шизелло. – Ведь с момента моего отъезда прошло так много лет! О, я помню, как вы приезжали в округу, в серебряной кирасе и с аксельбантом придворного офицера. В те дни, дорогой племянник, окрестные владетели запирали своих дочерей на пять замков – о, да!
– Было дело, – согласился барон. – Наливай, кравчий! Пришла пора нам вспомнить дни былые!