у из главных идей барокко о том, что мир — это книга, но в этой книге ему наиболее близки страницы, на которых печатаются кроссворды или рассказывается о редких формах стиха.
Барокко называют “трагическим гуманизмом”. Про стихи Лейкина можно сказать то же самое».
Как ни странно — про стихи для детей в той же мере, как и про взрослую лирику. С героями его школьных сценок всё время происходят «перевёртышные» приключения. Кто-то кинулся тряпкой в альбом для рисования — но герой не смущается и грязное пятно превращает в картину под названием «Темно», за что и получает пятёрку. Маленький плут, чтобы избавиться от очереди за вкусными пышками, кричит в коридоре: «Наших бьют!» — и спокойно шествует в пустую столовую. А вот недоумение: учитель пения упрекает ученика в том, что ему на ухо наступил мишка, в то время как он-то, наш герой, знает, что наступил — Сашка. А вот вопрос: если не бывать дома, куда будут задавать опостылевшие домашние задания? Наконец, такая философская ситуация — настоящая метафора школьной (да и не только) жизни:
Всё в сказке легко: богатеет батрак,
Рыбёшка из золота ловится,
О землю ударится Ваня-дурак
И молодцем добрым становится.
А в жизни — глядишь: то без рыбы улов,
То молодцы стали недобрыми.
О землю ударился Вася Козлов, —
Лежит с перебитыми рёбрами.
Лейкин пишет резко, жёстко, не гнушается просторечий, сленговых словечек и таких поэтических форм, которые свойственны серьёзным поэтическим медитациям. От такой сбивки взрослости и детскости рождается иронический стих, и Вячеслав Лейкин его культивирует с тщанием и оптимизмом. Но одновременно с этим вдруг в его стихи прокрадывается — тихо-тихо, но настырно — самая настоящая школьная лирика, как в стихотворении «Школа спит», которым я и хочу закончить эти заметки:
Школа спит. Уснули парты.
Спят охрипшие звонки.
Кордильеры и Карпаты
Спят на карте у доски.
Спят приборы, спят модели,
Репродуктор не сипит…
Неужели в самом деле
Безмятежно школа спит?
Вдруг задвигалась доска,
Говорит столу:
— Тоска.
Я, когда на мне не пишут,
К сумасшествию близка.
Стонет парта у окна:
— Мне сегодня не до сна.
Мой ушёл с нечестной тройкой.
Жутко жалко пацана.
— Успокойся, бога ради! —
Закричала парта сзади. —
Мой не может с двоек слезть,
Всё равно в нём что-то есть.
Стол заметил с видом важным:
— Что-то есть, пожалуй, в каждом.
Головой качнул портрет:
— Жаль, что в них чего-то нет».
Сразу все заговорили:
— А мои опять сорили!
— Мой в меня орехи грыз!
— Мой на мне рисует крыс!
— У моих мученье прямо:
Постоянно отстают.
Очень сложная программа,
Очень много задают.
— Ох! — сказали парты дружно, —
Пожалеть их, бедных, нужно…
Стол сердито, как на птиц,
Зашумел на парты: — Цыц!
Ни к чему, — сказал он партам, —
Сострадать с таким азартом.
Год учебный пролетит,
Кто вас, парты, навестит?
Эти Ани, Вани, Вити,
Перейдя в соседний класс,
Вас забудут. Так что спите.
Им и нынче не до вас…
Партам жарко. Партам тесно.
Спят. И только у окна
Бормотанье: — Так нечестно,
Жутко жалко пацана.
Спят буфет и раздевалка.
Спит, поскрипывая, шкаф…
Если нас кому-то жалко,
Пусть жалеют. Стол неправ.
Большой и маленькийАндрей Усачёв
Биографические справочники называют Андрея Алексеевича Усачёва прозаиком, поэтом, драматургом и сценаристом, радиоведущим, а также лауреатом разнообразных премий. Всё это правильно и важно, но в справочниках, как всегда, умалчивают о самом главном: Андрей Усачёв, прежде всего, волшебник. Согласитесь, волшебники в нашей жизни встречаются куда реже, чем прозаики, поэты и даже драматурги, а уж тем более радиоведущие. Не знаю, может, эта информация засекреченная и поэтому в справочниках её не найти, но, с другой стороны, если заглянуть в книги Усачёва, сразу становится ясно: мы имеем дело не с простыми, а с волшебными историями.
А историй в этих книжках видимо-невидимо: стихи и поэтические азбуки, и сказки в стихах и прозе, и песни, и поэмы, и смешные и совсем не страшные «Страхотворения», и занимательные путешествия, и игры в язык и с языком, и, конечно, уже давно полюбившиеся многим сказочные повести — такие, например, как «Умная собачка Соня» или «Малуся и рогопед».
Я не перестаю удивляться разнообразию талантов А. Усачёва: он придумал много-много книг, причём многие из этих многих-многих не совсем обычные: не просто сборники стихотворений или сказок, а учебные пособия, прогулки в стихах по музеям и даже специальные буквари. Но все его книги объединяет поэтические пристрастия автора — прежде всего, именно поэтические: стихи Усачёва это настоящие приключения, поскольку Андрею свойственно сочинять самые невероятные сюжеты и разыгрывать их в размер и в рифму.
Ему это удаётся делать даже в очень коротких стихах. Когда меня просят прочитать что-нибудь «из Усачёва», я прежде всего вспоминаю вот это:
Англичане любят
Есть на завтрак ПУДИНГ,
Потому что ПУДИНГ —
Очень вкусный БЛЮДИНГ.
Тот, кто любит ПУДИНГ
И часто ходит в ГОСТИНГ,
Не бывает ХУДИНГ,
А бывает ТОЛСТИНГ.
Как видите, автору удалось сыграть в особый «макаронический» стих, приделав к русским существительным английские «инговые» суффиксы. И таких игр в стихах Андрея Усачёва полным-полно.
Чтобы стать придумщиком и рассказчиком, надо немало повидать и испытать. Вот Андрей Усачёв и побывал — дворником, сторожем, охранником на железной дороге, машинистом сцены, уборщиком на пляже, посудомойкой, редактором и вот уже несколько десятилетий «работает» писателем.
Кроме поэзии, А. Усачёв с большой пользой для нас с вами открывает и другие жанры. Например, сочиняет детские песенки и поёт их под гитару. Или собирает детский фольклор. Или обрабатывает какие-нибудь известные сюжеты, да так, что под его пером они превращаются в смешную пародию, в драматическую сценку или в необычную сказочную повесть. А к тому же пишет пьесы для кукольного театра и сценарии мультиков.
Истории Усачёва парадоксальны. В них заложена фольклорная игра в перевёртыши. Автор требует от читателя внимания — он рассчитывает на его подсказку и сотворчество. На мой взгляд, такие произведения не только развивают разум, но и обращены к сердцу, а тогда возникает главное: чувство гармонии.
В его стихотворениях и прозе самые привычные вещи порой приобретают магические свойства, которые передаются и его читателям. Вот я, например, только что написал слово «гармония» и тут же по звуковой ассоциации вспомнил про гармонь из его одноимённой «маленькой поэмы», — казалось бы, вполне традиционный народный инструмент, но в руках музыканта Афони гармошка начинает звучать не только для жителей родного села, но и для всего окружающего мира:
Вот гармошка! Ну, гармонь!
Пляшет кошка, пляшет конь!
Пляшет бык, и пляшет гусь…
Пляшет вся честная Русь!
Пляшут звери во лесах.
Пляшут звёзды в небесах.
Афанасий прибавляет
На верхах да на басах…
Более того, гармошка не останавливается на достигнутом, а отправляется по городам и весям, завоёвывая весь мир. Причём и этого ей оказалось мало — когда Афоня обнимает своей гармонью всю землю, выясняется, что его руки упёрлись в другой конец земли, и дальше двигаться некуда. Тогда музыкант принимает единственно верное решение:
Встал Афоня у ворот,
Дал гармони задний ход
И, свернув гармонию,
Закончил филармонию.
А потом взглянул на руки.
Оглядел притихший люд.
— Эх, — сказал он, — что за руки!..
Развернуться не дают!
В этой истории поэт явно наследует русской фольклорной традиции — эти люди и животные словно сошли с ярмарочных лубков. Но, как мы помним, в каждой сказке помимо чудес обязательно должен быть «намёк — добрым молодцам урок». С одной стороны, богатырская сила Афони позволила ему покорить своей гармошкой весь мир, а с другой, не так уж и плохо, что у мира оказались пределы, и Афоне пришлось «дать задний ход». Возможно, после такой «филармонии» мастерства у Афони стало побольше, хотя молодецкой удали, наверное, поубавилось.
Увлечение Андрея Усачёва фольклором сказывается во многом из того, что он пишет (это ещё один «фирменный знак» автора); например, в стихотворении «Живот-животок» даже есть подзаголовок: «Русская народная сказка». И речь здесь, конечно, не о простом животе, а о животе, напоминающем терем-теремок из одноимённой прибаутки. Поэт заимствует и описание теремка, и знаменитую сюжетную канву:
Вот — Живот-животок,
Он не низок, не высок,
Он не узок, не широк —
Расчудесный такой Живот
Средних размеров.
Но если в теремок просятся на постой разные звери, то на «животок», само собой, претендуют многочисленные яства: пышка-ватрушка, плюшка-пампушка, пирог-зубами-щёлк. Последним приходит грандиозный торт-тортище, и тогда бедный живот, испугавшись, что вот-вот лопнет, с мольбой обращается к бабушке, но та собирается накормить его ещё и блинами.
Здесь тоже есть намёк, да ещё какой: мы и вправду знаем таких бабушек, которым кажется, что главное проявление любви — накормить внука или внучку до отвала, хотя на самом деле тем куда лучше побегать на свежем воздухе. Возможно, прочитав «Живот-животок», некоторые бабушки задумаются, стоит ли так раскармливать своих внуков. Да и дети-сладкоежки больше не захотят уподобляться обжоре Робину-Бобину из народной английской песенки.