Каркарамель, каркарусель,
Картуз, Каркарабас.
И если кто-нибудь из вас
Картавит хоть немножко,
Пускай попробует пропеть
Хотя бы триста раз:
— Каркарандаш, каркарапуз,
Каркарточка, картошка,
Каркарамель, каркарусель,
Картуз, Каркарабас.
Когда я читаю Петра Алексеевича Синявского, мне всегда не терпится найти у него какую-нибудь очередную словесную находку, и ждать приходится совсем недолго — то появится удивительная рифма, то необычное звукоподобие, то невиданное словечко: например, «прознакивпутизабывака», или совсем непонятное «егороданилашен»… Что за Егор? Что за Данила? Но стоит прочитать это слово задом наперёд, и всё становится на место. Большинство фантазий Синявского свили гнёзда в густой кроне нашей речи. В этом смысле он, на мой взгляд, понастоящему современный поэт, — ведь сегодняшний день детской поэзии определяется именно работой внутри языка.
Мы встречали Новый год:
Папа, мама, я и кот.
Я пил праздничный компот,
Взрослые — шампанское
А ужасно важный кот
Уплетал сметанское.
Вот такой «синявский» язык!
И ещё одна радость: Пётр Синявский всё чаще пишет для самых маленьких. На этом поэтическом поле он заявляет о себе как о великом умельце и знатоке.
Я смелее, чем мышонок,
И храбрее котика.
Я уже не малышонок,
Мне уже три годика.
Он и внешне похож на мастера старой школы — одновременно простого и интеллигентного, доброго и внимательного к окружающему. На такого, каким, собственно, и должен быть детский поэт.
Однако Синявский не только поэт, но и музыкант, — за это его «совместное» творчество он получил премию читательских симпатий «Золотой крокодил», одну из самых престижных поэтических премий, которую вручают на литературном фестивале имени Корнея Чуковского. Его песни мелодичные и легко запоминаются. Помню, давным-давно в московском Доме детской книги я услышал, как Синявский исполняет красивую рождественскую песенку (текст её ныне входит во многие хрестоматии), и ещё долгое время у меня в ушах звучал её простой и вместе с тем виртуозный припев:
Возле ёлки снова,
Возле ёлки снова
Торжество, торжество —
Рождество Христово,
Рождество Христово,
Рождество, Рождество!
Слово «виртуозный» подходит ко многим стихам, написанным Петром Синявским. Обратите внимание на его тактичные по звуку скороговорки, на его «детские» неологизмы, на блистательно придуманные стихи, например, про твёрдый и мягкий знаки, на его работу с поэтическим словом, которая превращает каждое стихотворение в «мироузнавание». Это занимательное чтение для всех, кто старается докопаться, как, каким образом устроен наш язык и какие, оказывается, удивительные метаморфозы могут в нём и с ним происходить.
Музыка придаёт стихам особый колорит. И, наверное, не случайно Пётр Синявский в соавторстве с Андреем Усачёвым придумали телевизионную «Весёлую квампанию». Песни из этой передачи изданы отдельной книгой, к которой можно прибавить и другие поэтические книжки Синявского: «Зелёную аптеку», «Таракана-американа», «Непобедимое пугало», «Лягушенцию». И недавние — «Цирк синьора Макаролли», «Бутерброд наоборот».
Иногда так и хочется пропеть его стихи или проскандировать:
Я просил у родителей кошку,
А купили губную гармошку.
— Ну, пожалуйста! Ну, гармошечка!
Помяукай немножко, как кошечка…
Совершенно мастерски этот праздник языка продемонстрирован в большом рассказе (поэме? стихотворной повести?) «Цирк синьора Макаролли», давшем название одной из последних книжек Синявского. Оказывается, простое детское поедание макарон может превратиться в цирковое представление, от которого так и хочется прыгать по кухне — в восторге от всего намакороненного поэтом.
Перед публикой почтенной
Пар клубится над ареной,
И в чалме своей бесценной
Возникает не спеша
Величайший маг Востока,
Чародей из Макарокко
Макарон-оглы-паша,
По прозванию Лапша…
Пётр Синявский пишет с таким вкусом, что прямо пальчики оближешь. Почитайте — не пожалеете!
Мурашки по кожеМарк Вейцман
Когда я был совсем юным, мои поэтические учителя советовали узнавать, хороши стихи или нет, «мои» они или не «мои», самым простым способом: доверяться своему организму. «Если, — говорили они, — ты читаешь стихи, а у тебя по спине бегут мурашки, значит, это твоё, про тебя, это — поэзия».
Через много лет я неожиданно совпал в этих давно уже проверенных ощущениях с Марком Вейцманом:
…И при этом — мурашки по коже!
Делать выводы, может, и рано,
но поэзия всё же, похоже,
существует, как это ни странно!
«Моё», «про меня», — возможно, самое главное: большое искусство всегда должно быть — про нас. Долгие годы, читая всё новые и новые стихи Вейцмана, я убеждаюсь: они мои живые собеседники. Повторю вслед за Марком слова, сказанные им самим по другому поводу: всё это лирика в полном смысле слова, то есть повествование о внутреннем мире человека. Особенно — в экстремальных обстоятельствах:
Чужие мальчишки
возникли из мрака,
и Васька не струсил.
Обычная драка.
А Колька замешкался
самую малость,
Он думал: что делать?
И Ваське досталось.
Потом он решился
и ринулся смело…
Но это значенья
уже не имело…
Мы познакомились в начале восьмидесятых годов: Марк тогда жил в Украине, в Черкассах, учительствовал, писал превосходные стихи для детей (причём не только для маленьких, а, по большей части, для подростков), издал несколько книжек, мучительно вступал в Союз писателей, приезжал в Ленинград — в ту пору журнал «Костёр» устраивал незабвенные конференции детских писателей; с тех самых лет пошла наша переписка, которая не прекращается и по сей день. И сегодня мало кто пишет про младшую и среднюю школу столь серьёзно и внимательно.
Серьёзно — поскольку Марк Вейцман работает много, тонко чувствуя аудиторию. У него одна цель: на уровне высокой поэзии отобразить многообразную внутреннюю жизнь ребёнка. Его герой задаёт вопросы — не столько окружающим, сколько себе. Это вопросы нравственные; пытаясь ответить на них, понимаешь, что есть такие понятия, как душа и совесть.
В жёлтых опилках сухая трава,
старые парты пошли на дрова.
Вот я за новою партой сижу,
ручку над чистой страницей держу.
Ручку держу, а писать не пишу,
что там проходят, понять не спешу.
Что-то мне жарко,
и в горле — комок…
Над кочегаркой
вьётся
дымок…
Внимательно — поскольку в любом стихотворении автор находит точный сюжетный ход, или деталь, или просто интонацию, благодаря которым оно становится событием читательской жизни. И событие это и естественное, и забавное, и трогательное — как в стихотворении «Действия с дробями»:
Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.
А у доски, в штанишках мятых,
пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слёзы капали из глаз.
Марк Вейцман рассказывает в стихах о чувствах и маленького, и подростка и находит в малышовой душе зародыши взрослых ощущений:
Марина Петровна, я вас ненавижу
за то, что от вашей улыбки завишу,
от вашего голоса, вашего взгляда.
Марина Петровна, кому это надо?!
Зачем вы так радостно розовощёки?
Как медленно тянутся ваши уроки!
Я письма писал вам — во сне, наяву ли.
Я вас защищал от огня и от пули.
А вы — единицу…
В журнал…
Хладнокровно…
Я вас ненавижу,
Марина Петровна!
Вот некоторые книги Вейцмана: «Пора каштанов» (1983), «Шестой урок» (1985), «Спросите меня» (1988), «Понедельник — день весёлый» (1989), «Лирические приключения» (1991). Вышли они уже давно, но вы всё-таки постарайтесь их разыскать — они того стоят. Правда, совсем недавно вышла в Москве «Обычная драка» — книга, вобравшая в себя всё лучшее из прежних и новые стихи. Четверть века их автор работал учителем физики в школе — кому, как не ему, знать, что происходит с его подопечными. И многое из того, что с ними творится, он перетворил в весёлых и лирических стихах.
Оп! — ТимистВадим Левин
«Мне повезло, когда я родился. Случилось это очень давно — в 1933 году. Но оказалось, что Корней Иванович Чуковский, Самуил Яковлевич Маршак и Борис Владимирович Заходер успели родиться ещё раньше. Поэтому в детстве у меня было много замечательных книг с добрыми, умными и весёлыми стихами. Я запоминал эти стихи наизусть, играл с ними, рассказывал их взрослым и ровесникам и пробовал сочинять собственные. Пробовал, пробовал, пробовал и привык».
Так начинает свою маленькую автобиографию Вадим Александрович Левин. Мы все узнали и полюбили его стихи, когда на исходе 60-х годов появилась вышедшая в Новосибирске его книга «Глупая лошадь» с дивными иллюстрациями Спартака Калачёва и со стихами, которые тут же запомнили многие читатели страны:
Лошадь купила четыре калоши —
пару хороших и пару поплоше.
Если денек выдаётся погожий,
лошадь гуляет в калошах хороших.