О слонах, троллейбусах и принцахАнна Игнатова
К первой книге стихов Анны Игнатовой «О слонах, троллейбусах и принцах» мне посчастливилось написать предисловие:
«О чём эта книжка?
Вы сразу же ответите:
— Понятно о чём! О слонах, троллейбусах и принцах! Так написано в заглавии.
Это правда. Но ещё и о воронах, рыбах, драконах, о снежном человеке — йети, о деде Морозе, Снегурочке, гномах и о совершенно невероятных животных, которые на самом деле существуют на свете.
Даже трудно себе представить, что такое количество героев умещается на страницах небольшой книги. Наверное потому, что стихи — а вы сразу же убедитесь, что это книжка в стихах, — предполагают краткость, точность высказывания и то, что мы называем красотой слова или гармонией. Если оказывается, что стихи веселы, занятны, полезны и красивы, то чтение становится увлекательным, то есть увлекает вас в небольшие путешествия, а там — чем больше героев, тем интереснее с ними общаться.
Очевидно, такая необычная книжка получается тогда, когда её автор не просто поэт, а есть в его жизни ещё какое-то, тоже не совсем обычное дело. Автор этой книги Анна Игнатова по образованию педагог. Это обычно. Занимается рекламой. Тоже сегодня вполне обычное дело. У неё есть любимая семья. Хорошо, но обычно. А потом начинаются необычности. Вот что говорит сама Анна:
— Я обожаю путешествия. Путешествовать люблю настолько, что даже выучилась водить машину, лишь бы поехать во Владивосток, а потом оттуда через всю страну на машине назад… В прошлые выходные мы с семьёй были в Финляндии на велосипедах, в позапрошлые — на байдарке на Вуоксе. В эту субботу будем с мужем участвовать в соревновании по ориентированию, а через неделю уедем на Ууксунскую гряду опять на велосипедах. Летом надо пользоваться летом. Придёт зима — на велосипедах далеко не уедешь. Зимой больше на лыжах катаемся, на горных и беговых. Леплю из пластилина. Это увлечение с детства, и оно не прошло с годами. Представляю, как буду я бабушкой в кресле-качалке не носки вязать, а лепить миниатюрные сценки… Никакой пользы внукам!
Не знаю, как будущим внукам Анны Игнатовой, а нам всем, по-моему очень полезно и интересно пообщаться с таким необычным человеком. Так и хочется воскликнуть:
— Дорогая Аня! Возьмите с собой и нас! Мы тоже хотим поучаствовать, например, в соревнованиях по ориентированию. Будем ориентироваться в ваших стихах — чудное дело! Так что в следующую субботу мы все, ваши читатели, собираемся у вашего дома. Вы нас сразу узнаете — у каждого будет в руках компас и ваша книжка. Идёт?»
Своего рода девизом для Анны Игнатовой может стать название одного из её стихотворений — «Мечта и Фантазия».
Спешила Мечта по тропинке,
Котёнка несла для Маринки.
Навстречу Фантазия Вовки
Акулу вела на верёвке:
— Куда ты, с котёнком в корзинке?
— Спешу, понимаешь, к Маринке.
Не вечно ж Мечтой оставаться,
Когда-нибудь надо сбываться!
Фантазия Вовки кивнула,
Погладила нежно акулу,
Дала ей с орехами булку…
— А мы просто так, на прогулку!
Несколько лет назад стихи Анны Игнатовой стали открытием фестиваля молодых детских писателей «Вокруг Детгиза» — стихи оказались остроумными, точными, подхватывающими психологию того возраста, с оглядкой на который они писались.
За прошедшее совсем недолгое время у Игнатовой вышла и та поэтическая книжка, о которой мы начали говорить, а потом — книжка прозы, и ещё другая, и ещё третья, и вообще Аня оказалась в центре того нового писательского движения, которым сейчас определяется детская и подростковая литература: мне уже не раз приходилось высказывать своё мнение на тот счёт, что сегодня мы переживаем явный подъём всего «литературно-детского», и всё, что пишет Анна Игнатова (а она ещё выступает и как критик и ценитель детской литературы), сочетает её творчество со многими нынешними голосами её сверстников.
И если термин «научно-популярная литература» применим к стихам, то многое из того, что пишет Анна Игнатова, пойдёт по этому разряду. Например, стихи «из жизни» букв и звуков, о частях нашей речи, о редких рыбах или о животных, занесённых в Красную книгу. Есть у неё стихи на стыке детской и взрослой поэзии — «Ускользнувшие сказки»; в эту книжку они не вошли, но, надеюсь, войдут в следующую: остроумно и поэтически-точно придуманные вариации на тему классических сказок, однако с такой концовкой, которая юмористически обыгрывает или даже разрушает всем знакомые сюжеты. «По какой-то причине, — пишет автор, — сказка не состоялась, пошла по новому пути… В жизни полно таких поворотных точек, только у нас нет возможности их заметить. Мы же не можем вернуться в утро прожитого дня и посмотреть, чем бы завершился вечер, если бы мы сели не на автобус, а на трамвай… Не можем в жизни. А в сказке можем».
Художник Елена Кузнецова
Мне кажется, Анна Игнатова нащупывает — пока ещё осторожно, но вполне настойчиво и обдуманно — подходы к современному детскому сознанию, более даже подростковому, нежели малышовому, которое нередко ставит в тупик педагогов. Тут-то и приходит на помощь поэзия, которая благодаря «рифменному мышлению» и иронии объединяет «классику» и современность:
Здравствуй, поле, здравствуй, речка!
Здравствуй, дача дедова!
Принимайте человечка,
Городского, бледного!
Здравствуй, пыльная дорога
От села до хутора!
Поживу-ка я немного
В доме без компьютера!
Буду трескать чебуреки
Свежие, горячие!
Буду слушать саундтреки
Птичье-лягушачие!
Ждать Катюшу у сосны,
Где ручей сужается,
И смотреть, как диск луны
В небо загружается.
Буду нежиться на пляже —
Золотом песочке!
Не узнает мама даже
Своего сыночка!
Стану цвета шоколада,
Круче принца Персии!
Сохраниться только надо
В деревенской версии.
Ребятишкина книжкаИван Демьянов
И мимо этой книги я не мог пройти равнодушно: «Ребятишкина книжка» Ивана Демьянова переиздана в том самом виде, как она впервые появилась в 1973 году! Это в лучших традициях малышовая книга, то есть книга для семейного чтения. А незабвенные иллюстрации Бориса Матвеевича Калаушина воскрешают дух времени для родителей в той же степени, в какой обогащают сегодняшнего ребёнка его собственными открытиями и ассоциациями. Помимо примечательных, но уже подзабытых стихов, такие книги хороши тем, что заставляют вновь вспомнить об их авторе, вновь ввести его «в обиход» — по крайней мере, Демьянов этого заслуживает! Стихотворные сказки, дразнилки, считалки, скороговорки, загадки, шутки — в каждом из этих поэтических жанров он был на высоте:
Синей струйкой из колодца,
Чуть дрожа, водичка льётся…
По лужку она течёт,
И холодная —
как лёд!
Пусть бежит-торопится:
Ей согреться хочется!
Иван Иванович Демьянов (1914–1991) был человеком разносторонним — «взрослым» поэтом и прозаиком, историком, краеведом, художником и даже композитором — но, пожалуй, ярче всего его поэтическая душа проявила себя в стихах для самых маленьких.
Иван Демьянов принадлежал к военному поколению. Многим его сверстникам-поэтам свойственно было писать стихи одновременно нравственные и дидактичные. Жизнь устраивалась таким образом, что с боем добытые идеалы хотелось, видимо, столь же воинственно и безапелляционно «насадить» в окружающем. А уж тем более в книжках для детей. Но я уже давно заметил, что в стихах талантливых детских поэтов, особенно обращённых к малышам, этика уходит в язык, и самые разные уроки нравственности оказываются тем более ценными, что читатель впитывает их с материнским молоком родной речи.
Художник Борис Калаушин
Так случилось со многими стихами Демьянова. Его «дошкольная лирика» — разнообразная по жанрам, от считалок и загадок до стихов, специально посвящённых разнообразным проблемам воспитания, становится тонкой и умной, как только за дело принимается непосредственно поэтический язык. Из детства, проведённого в деревне, из рабочей юности, из долгих фронтовых дорог Демьянов вынес главное, что может вынести поэт: пристрастие к фольклору, чувство «народного» языка, той меры, с которой фольклор входит в повседневную речь:
По небесной высоте
Туча, посмотрите,
Носит воду в решете,
В решете и в сите.
Донести надеется
Да дождинки сеются!
И бранится туча —
Целый день гремуча!
Детские стихи Демьянова всегда были востребованы — не случайно из сорока опубликованных книг более тридцати он написал для детей. Это стихи весёлые и остроумные, когда дело касается точно подмеченных деталей и словечек. «Однажды зимой, — вспоминал поэт, — выхожу на крыльцо, вижу, соседский мальчишка еле волочит за собой лыжи: мал ещё, а кататься хочется. И тут же возникли такие строчки:
«Ты куда?» — кричу соседу.
Отвечает: «Падать еду».
Или стихи лирические, когда в дело вступает приметливая память — и образы собственного детства возникают как живые:
Тёплый снег летит в ладошки!
Тёплый и не тает!..
— Ой, смотрите: тёплый снег
С тополей слетает!
Когда-то в короткой автобиографии Демьянов написал: «На войне не печатался, а на гауптвахте за стихи сидел…» Любовь к поэзии бывает наказуема. Перечитывая сегодня стихи Ивана Демьянова, будем помнить, что даже за самыми короткими и лёгкими строчками стоит долгая и непростая жизнь, долгий и непростой труд. И тем более радостно, что этот труд не пропадает даром.
Парикмахеры травыСергей Белорусец
Даже если бы Сергей Белорусец не писал стихов, ему всё равно следовало бы поставить прижизненный поэтический памятник: вот уже который год Белорусец проводит Всероссийский фестиваль детской литературы имени Корнея Чуковского, и, вопреки всем трудностям, невидимые миру слёзы организатора отливаются в многочисленных встречах поэтов с детьми, в знаменитых переделкинских «кострах» и престижных премиях.
Однако и помимо этого произошли в последнее время незаурядные детские поэтические события — выход книг Белорусца «Парикмахеры Травы» (2011) и «Пальцем в небо» (2013). Причём «Парикмахеры Травы» оказались детищем не только поэта, но и художника, Ивана Александрова, превратившего книгу в воспоминание о русском авангарде и конструктивистской книге (для взрослого читателя) и в игру, где люди и звери «собраны, — по наблюдению автора послесловия Юрия Герчука, — из различных типографских значков» (для детского).
Вот ещё одно достоинство книги: она снабжена не только послесловием о художнике, но и предисловием — об авторе. В этом предисловии критик Павел Крючков вспоминает слова Эдуарда Успенского о Белорусце как о «придумщике и выдумщике — одной приставки тут было бы мало». И вправду:
Хвастался хвостом
Своим павлин:
— В целом свете
Он такой — один!
Нет хвоста
Прекрасней моего.
Я в большом
ХВОСТОРГЕ
От него!..
Сергей Белорусец — один из тех редких поэтов, чья душа полностью погружена в море нашего языка: он, как исследователь глубин, может нырнуть на самое дно и найти какую-нибудь старинную фразу, или выловить не ведомое науке словосочетание, или разыскать настоящий подводный клад занятных рифм и выражений.
Для многих стихов, которые пишет С. Белорусец, существуют специальные научные определения: омофоны, омонимы, палиндромы, анаграммы, графоны, силлепсы и т. п., есть у него немало самого разного рода «в рифму сочинённых» задач и стихотворных «обманок». Надо признаться, самому поэту с таким материалом работать очень трудно, словесная эквилибристика — поистине цирковое искусство: стихи должны быть краткими, точными, выверенными и очень чисто написанными. Как правило, Белорусцу это удаётся. Неспроста его «обучающие» стихотворения включены в хрестоматии, азбуки и разного рода учебные пособия. Многие из его поэтических заданий стали бесценным материалом для воспитателей и педагогов, стремящихся обогатить речь своих воспитанников.
Я могу долго перечислять поэтические находки Сергея: друзья рассорились, потому что между ними пробежала не кошка, а мышка; дети (наверное, насмотревшись ужастиков) болеют страхеитом; белка шлёт соседке прыглашение в гости; ну а наездник на драконе, ясное дело, — драконьер!.. Или такой пассаж:
Рыцарь
Даме
Как-то
Раз
Угодил
Букетом
В глаз.
Не всегда
Мужчина
Даме
Может
Угодить
Цветами…
Сергей Белорусец придумал для своих стихотворений особое название — Смехотворения, а в одном из интервью назвал себя «профессором Шарадоксфордского (можно — Шарадоксвордского) университета». Я просто завидую маленьким любителям стихов, которые пройдут обучение в таком Поэтическом учебном заведении (воспользуемся игровым полем Белорусца — в таком ПУЗе).
Художник Иван Александров
Но дело не только в этом. Сергею свойственно находить очень важное — в принципе важное! — в стихах, так формулировать свою поэтическую мысль, что она запоминается, становится маленьким афоризмом:
Плакать погодим:
Боли — переборем,
Горе — объегорим,
Беды — победим,
Прочь поворотим
Прочие печали…
Начали!
Вначале —
Плакать погодим…
Тот же Павел Крючков назвал автора этих стихов «играющим тренером нашей детской литературы». Но, выходя на поэтическое поле, «тренер» Белорусец превращается в одного из участников общего процесса, и каждая его новая книга свидетельствует о том уровне игровой практики, который завоёван индивидуальным талантом поэта.
А в новой книге зазвучала и лирика Белорусца:
Бег луча по хвое
Лёгок, неколюч…
Всё своё плохое
До поры — На ключ
Заперла природа
В ближнем сундуке,
Выйдя за ворота
В рыжем парике…
Игровая поэзия и детская лирика под одной обложкой — на мой взгляд, это признак серьёзной поэзии.
Потерялась птица в небеИрина Пивоварова
Поэт Виктор Лунин, друживший с Ириной Пивоваровой, однажды написал: «Когда читаешь стихи Ирины Пивоваровой, понимаешь, что это стихи Друга. Друга с большой буквы. Ирина Пивоварова дружит не только с людьми. Она дружит и с сорокой, и с ёжиком, и с крысой Анфисой, и с крошкой пони. Она готова для каждого из них и кисель сварить, и шубку сшить. И отправляет им посылки со всякими вкусностями вроде сушек, ватрушек, сардинок и ботинок. И эта Дружба делает её счастливой. А так как Ирина Пивоварова — поэт, то в своих стихах она с удовольствием делится своим счастьем со всеми вами».
Ирина Михайловна Пивоварова (1939–1986) — поэт, прозаик, автор чудесной книги воспоминаний о детстве — прожила недолгую жизнь, но книги её и не думают стареть. Переиздание её избранного — «Потерялась птица в небе» (1984) — тому свидетельство.
У Пивоваровой есть несколько поэтических зарисовок, их можно было бы назвать стихами в прозе, — вот одна из них:
«Жила-была Стрекоза. Очень красивая. У неё были большие-большие глаза и длинные прозрачные крылышки. И поэтому она целыми днями сидела на ветке и смотрела на себя в зеркальце.
Но однажды Стрекоза потеряла своё зеркальце.
Стала летать она над полями и лугами — нигде не может зеркальце найти.
Пролетала она как-то и над речкой. Посмотрела вниз и вдруг увидела в реке своё отражение.
— Ой, — обрадовалась Стрекоза, — теперь мне и зеркальца не надо!
И она спустилась к самой воде, чтобы получше себя рассмотреть.
Так до сих пор и летает Стрекоза над водой. То поднимется, то опустится…
И всё смотрит и смотрит на своё отражение. Никак не насмотрится».
Большинство стихов Пивоваровой — вот такие маленькие притчи, нередко весёлые, всегда с подтекстом. Гостеприимный крот удивляется, почему к нему не идут гости, ведь у него такой отличный дом — в нём и темно, и сыро, и с потолка течёт вода! А вежливый ослик, поздоровавшись, отходит на шаг и тут же начинает злословить про своих друзей. Читателю и слушателю, как бы он ни был мал, достанет опыта и чувства, чтобы догадаться, в чём тут дело, и понять, чем кротовья «душа нараспашку» отличается от настоящего гостеприимства, а ослиное поведение — от подлинной вежливости…
И. Пивоварова любила сталкивать в стихах противоположности, объяснять посредством поэтической речи очень важную для малышей разницу между большим и маленьким, тихим и звонким, светлым и тёмным, своим и чужим. «Очень люблю, когда дети смеются! — говорила поэтесса. — Если мне приходится их учить, стараюсь, чтобы это было не слишком заметно».
Звёзды в небе светят —
Золотой песок.
Я считал песчинки,
Сосчитать не мог.
Рано-рано утром
Вышел я в лесок,
Стал считать я листья,
Сосчитать не мог.
Дождь в лесу закапал.
Сел я на пенёк,
Стал считать дождинки…
И насквозь промок.
Кстати, переиздание возвращает не только стихи, но и замечательные иллюстрации Лидии Шульгиной. Лидия Михайловна Шульгина (1957–2000), художник, скульптор, книжный график, прожила недолгую жизнь, но оставила яркий след, прежде всего, в детской иллюстрации. Несколько десятков книг, ею оформленных, стали уже библиографической редкостью — это книги Л. Кэрролла и А. Милна, Б. Заходера и С. Козлова… Помню, как в середине 80-х я с огромным воодушевлением и трудом раздобыл первое издание пивоваровской «Птицы в небе» с удивительными иллюстрациями Шульгиной, в которых фантазия, теплота и мастерство художника слились в одно необыкновенное целое, — с тех пор рисунки Шульгиной, ни на что не похожие, сразу узнаваемые, стали для меня определённым символом детства в его книжной ипостаси. Художник Виктор Пивоваров писал о том, что рисунки Шульгиной экспрессивны и очень ранимы. Ранимы своей открытостью, «страхом и трепетом», её страхом и её трепетом, которыми она с такой трогательной беззащитностью делилась со зрителем. А ещё, добавим, удивительной теплотой и добротой, отчего её книги обретают душевность и наполняются духовностью.
Признаться, я очень надеюсь, что эта книга принесла и принесёт читателям много радости и удовольствия, как уже долгие годы приносит их мне.
Что я видел в ЭрмитажеОлег Тарутин
Ещё одно своевременное переиздание — книга Олега Тарутина «Что я видел в Эрмитаже» — впервые появилась в 1989 году и ждала второго рождения целых двадцать два года. В те, уже неблизкие, годы у ленинградского поэта Олега Аркадьевича Тарутина (1935–2000), геолога по специальности, участника трёх антарктических экспедиций, издавались не только книги лирики, но и книги стихов для детей — могу напомнить некоторые (с удовольствием и доброй памятью об авторе храню их у себя в домашней библиотеке): «Что лежало в рюкзаке» (1973), «Это было в Антарктиде» (1975), «Для чего нам светофор» (1976), «33 богатыря» (1978), «Про человечка пятью-шесть» (1982)… Это, в основ ном, образцы уже почти забытого ныне жанра сказок в стихах или даже научно-популярных поэтических историй.
Тогдашний редактор ленинградского отделения издательства «Детская литература» Дора Борисовна Колпакова взяла на себя нелёгкую, но, как со временем выяснилось, замечательную миссию привлечь к работе детского издательства серьёзных взрослых поэтов. В какой-то степени повторялась история маршаковского Детгиза. Так в 70-е — 80-е годы прошлого века стали появляться поэтические книжки Майи Борисовой, Глеба Горбовского, Александра Кушнера… Отдадим должное и Олегу Тарутину: всё, что писал он для детей, было интересно и живо.
Вот и первое издание книги «Что я видел в Эрмитаже» оказалось поэтически достоверным. Это сегодня мы можем говорить, что жанр «стихотворной прогулки» по музею или картинной галерее «замылен» и «затоптан»; тогда же он был внове, а то, что книга была оформлена работами детей, посещавших изостудию при Эрмитаже, придавало ей особый колорит и познавательность.
По сравнению с первым изданием, книга вышла в несколько сокращённом варианте, но всё живое, остроумное и точное в ней осталось:
Древние греки, античные греки,
многим прославились греки навеки.
даже порой удивленье берёт:
ну до чего знаменитый народ!
……….
Ну, а всего поразительней, братцы,
то,
что мы с ними могли б изъясняться:
«физика», «космос», «медуза», «стратег» —
понял бы мигом слова эти грек!
Скажешь:
«асфальт», «стадион» и «динамо» —
скажешь ты это по-гречески прямо!
«Библиотека», «театр», «берилл» —
так, между прочим, и грек говорил!
Художник Александр Аземша
Вслед за поэтом переходим из одного эрмитажного зала в другой, останавливаемся в тех, что наиболее интересны детскому восприятию: в Рыцарском зале, или в Военной галерее 1812 года, или в залах античного искусства, и, конечно же, в зале Древнего Египта:
…Мы видели бога по имени Тот,
а также богиню по имени Нут…
Мы помнили точно,
кто — этот,
кто — тот,
наверное, целых пятнадцать минут.
Весёлая получилась книжка и, действительно, разжигающая «музейный аппетит». Этому способствуют превосходные иллюстрации Александра Аземши. Вот уж кто рисует, без промаха попадая в эпоху, в быт, во все мелкие этнографические детали, — так что хождение с авторами книги по Эрмитажу удерживается в памяти куда дольше этих «пятнадцати минут».
Салют из тысячи огнейДина Бурачевская
Я искренне рад выходу этой книжки. Много раз слышал выступления автора, много раз мы обсуждали стихи Дины на творческих семинарах — в книгу «Салют из тысячи огней» вошли стихи опробованные и, можно сказать, проверенные, ударные.
Дине Бурачевской свойственно не просто чисто и аккуратно писать, ориентируясь на звучание стиха (что само по себе немало); она всякий раз выстраивает особый лирический сюжет, как правило, с блестящей концовкой. Всего один пример — вошедшее в книгу стихотворение «Уроки». Юный герой отвлекается от домашних уроков, у него дело куда важнее: игра в войнушку. Что, казалось бы, в этом нового и оригинального? А вот что: чем всё кончается. Описание военных подвигов нерадивого ученика так и осталось бы простым описанием, когда бы не такой «эпиграмматический пуант»:
Звенит моя награда,
И день недаром прожит.
Уроки делать — надо,
Но Родина — дороже!
В этой достаточно иронической, но такой искренней концовке сосредоточена «философия поколения»: лучше не скажешь!
Дину Бурачевскую отличает от её талантливых сверстников, молодых поэтов, не только собственная интонация, но и своя особая стихотворная игра, умело организованная и «выписанная»:
Я очень старалась,
Я вывела слово:
Немножко коряво,
Немножко корова,
Немножко карета,
Немножко корыто —
Значенье его
До сих пор не открыто!..
Эта «наступательная» игра с читателем ведётся в двух направлениях: внутри языка и внутри сюжета. В обоих случаях победное слово опять остаётся за концовкой:
Наклею я наклеечку
На дверцу холодильника,
На кружечку, на леечку,
На циферблат будильника,
На лампочку, на форточку,
Подушку, одеяло,
И на щенячью мордочку,
Чтоб пасть не разевала…
Наклею я наклеечку
На всю в зелёнке ранку,
На рубль, на копеечку,
На дырку от баранки,
Всё зеркало уляпаю,
На лоб себе наклею!
И только маму с папою
Немножко пожалею:
Возьму два красных паспорта —
И вклею аккуратно
На место лиц их пасмурных
Принцессу и пирата!
Поэтический мир Дины Бурачевской немного ёрнический, но очень простодушный. Её героям сразу же веришь — а это главное.
Художник Диана Лапшина
Педаль от огурцаИгорь Шевчук
Нередко мы говорим про какого-нибудь взрослого: он не перестаёт удивляться всему, что вокруг него происходит, он прямо как ребёнок! Так оно и есть: ребёнок удивляется — и в своём удивлении открывает мир. Дело известное. При таком «первом» удивлении самые простые, обыденные вещи могут показаться странными, даже невероятными. Поэтому если мы читаем детские стихи или рассказы, в которых происходит нечто несусветное, то как раз этому мы и не удивляемся. В детстве часто рискуешь оказаться вверх ногами, а значит, можно увидеть, услышать и прочитать многое, о чём в обычном состоянии мы даже не задумываемся.
Поэт Игорь Шевчук замечательным образом умеет стоять на руках — именно к такому сравнению хочется прибегнуть, когда читаешь его стихи, от книжек, вышедших в начале 90-х годов — «Шагалочка» и «Бесконечный караван», до сегодняшних публикаций и вот этой книги «Педаль от огурца». На первый взгляд, у Шевчука всё время происходит что-то, противоположное здравому смыслу. Не люди стоят в очереди за дынями, а дыни — за людьми. Не у детей карантин, — а у болезней. Не щенка дарят его маленькому герою, а малыша — щенку:
Вот это подарок!
Я падаю с ног…
Щенок называется?
Ну и щенок!
Второго такого, наверно, и нету.
Да он же проглотит меня, как котлету!
Подарок глядит на меня свысока.
Наверное, он размышляет пока…
Я тоже гляжу и никак не пойму:
А может, меня подарили ему?
Ход «от противного» — один из самых популярных в поэзии для детей. Мы можем вспомнить, например, фольклорные перевёртыши, или Маршака с Чуковским, или «Вредные советы» Г. Остера… Игорь Шевчук умеет прекрасно распоряжаться этой богатой традицией — среди его непосредственных предшественников нетрудно вычислить Александра Шибаева, Эдуарда Успенского или — нередко нами вспоминаемого — Олега Григорьева:
— Мне жалко автобус…
— Вот тебе раз!
За что же?
— За то, что уехал без нас!
Художник Николай Воронцов
Но и сам по себе он вполне узнаваем, всякий раз ждёшь, что наш поэт выкинет очередной поэтический фокус. Ясное дело: если гусеница вырастает в мотылька, а зёрнышко — в пион, то и вагон должен непременно «вырасти» в длинный поезд. И всё это продолжается и наяву, и во сне:
Мне снился страшный-страшный сон,
И чтобы мне не снился он,
Я взял и ловко перелёг
На новый бок —
на правый бок.
Но сон мой — видно, не дурак —
Смекнул в секунду, что и как!
Он взял и тоже перелёг
На новый бок —
на правый бок.
Или — такой пассаж:
Нам всю ночь мешали спать:
Мне — два балла,
Морю — пять.
В общем, в книге «Педаль от огурца» достаточно стихов, чтобы удостовериться, насколько богат выбор «трюков» и как ими можно поэтически жонглировать. А если рядом со стихами ещё и возникают забавные рисунки Николая Воронцова, то эта взрывчатая смесь может оказаться вполне по вкусу любителю острых ощущений. Правда, я не уверен в том, что этот любитель обязательно будет ребёнком. Многое в книжке рассчитано на взрослое восприятие.
Но продвинутые юмористы хороши в любом возрасте.
Шёл по улице ПиджакЕлена Ярышевская
Количество поэтов, пишущих для детей, как ни странно, всё увеличивается и увеличивается. Это явление безусловно отрадное. Значит, возрастает престиж детского писателя. Значит, накапливается потребность в новом ракурсе, новом взгляде, наконец, в новом звучании детских стихов. С другой стороны, всё отчетливее видны колдобины и опасности, которые возникают на этих новых дорожках. Теперь надо всё больше и больше знать — чтобы не повторяться. Всё лучше и лучше понимать современного ребёнка — чтобы ему не было скучно. Всё чётче и чётче «работать» с фантазией и игрой в неожиданность — какое без них детское стихотворение?
Не так уж и давно я познакомился со стихами Елены Ярышевской. А уже сегодня с удовольствием и радостью читаю её первую книжку «Шёл по улице пиджак» (2011), — Елена так «вкусно» называет свои стихи, что хочется использовать эти названия для будущих её книжек. С удовольствием почитал бы книжку, которая называется «Лошадь улетела!», или — «Бегемот и Качели», или — «Почему расстроилась Божья Коровка?»… В общем, сплошной праздник названий!
И это не случайно — от стихов Ярышевской веет свежестью, радостью, оптимизмом. Даже если стихи грустные или задумчивые, так и тянет «пристроить» их к стихам весёлым и занятным — получается многообразие тем и настроений. От лирического:
Зима в феврале свой багаж собирала:
Метели, сугробы, пургу паковала.
Последним впихнула промозглый туман,
И к марту был сложен большой чемодан!
На север старушка катила без спешки:
Зевала и щёлкала льдинки-орешки,
Чуть-чуть почитала, немного вздремнула,
Зачем-то потом в чемодан заглянула:
— Постойте! Забыла! Ужасный склероз!
Оставила в марте свой лучший мороз!
Пора, очевидно, к врачу обращаться.
Обидно! Придётся теперь возвращаться!
— до сказочного:
Огорчается Яга:
— Не найду ответа,
Где же правая нога —
Эта или эта?
Мой злодейский древний род
Не силён в науке.
Может, Леший разберёт
Эти ноги-руки?
Леший ноги осмотрел,
Проворчал: — Не знаю!
Всё, что я понять сумел —
Эта — костяная!
Эти стихи не вошли в книжку — не страшно: Елена Ярышевская, несмотря на совсем ещё небольшой по времени опыт писания детских стихов, уже предстаёт поэтом и талантливым, и искушённым, и много пишущим. А главное — она большая выдумщица. Умудрённый читатель детской поэзии, возможно, заметит чужие «хвостики», которые нет-нет да и проглядывают в её стихах. Это понятно — и это, мне кажется, не смертельно. Зато мы все, я надеюсь, с удовольствием проследим за тем, как она строит свой стих и что придумывает. А Ярышевская именно придумывает и продумывает истории. Каждая её миниатюра — маленький рассказ, в котором участвуют то какие-то выдуманные симпатичные персонажи, то явления природы, то герои ближнего мира ребёнка — домашние животные и вещи:
На плите Сковорода
Возмущается:
— Это что за ерунда
Получается!
Я же лучшая подружка
У бабушки!
Ловко жарю и блины,
И оладушки,
И котлет румяных
Целую дюжину
Приготовлю с удовольствием
К ужину.
Но ни разу за четыре
Годочка
Не досталось мне самой
Ни кусочка!!!
Художник Диана Лапшина
Что мне по-настоящему кажется примечательным: Елена Ярышевская могла бы просто остановиться на сюжете — сюжетных стихов сегодня не так уж и много, нужда в них есть, ну и вперёд! Но часто сюжетные стихи, увы, пишутся небрежно, и то, за что мы все так ратуем, — чистота звука, например, или точная рифма — остаются далеко не в центре внимании автора. Ярышевская почти всегда добивается необходимой языковой чистоты, и это создаёт особое поэтическое настроение. А настроение — вещь ценная. Например, такое настроение, как в стихотворении «Средство от бессонницы»:
Солнце усталое прячется в речке,
Ночь наступает, сгущается мрак…
Что-то не спится сегодня Овечке,
Сон не приходит к бедняге никак!
Но средство надёжное есть у овечек.
Снова Овечка глаза закрывает:
«Раз, человечек,
Два, человечек,
Три, человечек…»
И засыпает.
Ну как не запомнить такие стихи!
Отступление девятоеПродолжение…
А это несколько историй уже из моей собственной читательской и «выступательной» практики…
Идя навстречу неуёмной детской страсти разгадывать загадки, я сочинил «Азбуку в загадках для умных детей» и, когда читаю её в школах, начинаю с чего-нибудь простенького, например:
Большое бревно подниму на бегу,
А маленький камень поднять не могу.
Что это?
Первоклашки быстро догадываются: вода, река.
Но попадаются изобретатели особых ответов. Один юный отгадчик ответил так:
— Это я! Когда я бегу с бревном, руки заняты, и я уже не могу поднять маленький камень.
Есть у меня загадки и посложней. Например, такая:
Он свой морщинистый живот
То выставит, то спрячет.
То вместе с нами он поёт,
То вместе с нами плачет.
До отгадки мы постепенно добираемся: это баян, аккордеон.
В середине 90-х я однажды загадал эту загадку тогдашним третьеклассникам и тут же получил ответ:
— Это наш президент! Ельцин!..
Во время одной из встреч тоже загадывал загадки и дошёл до загадки про собаку: «Вы знаете особенность мою: я сидя выше, чем когда стою…» Умный мальчик Гена выдал потрясающий ответ: «Это, — сказал он, — поэт. Когда поэт сидит и пишет стихи, он на голову выше всех, в том числе и себя, когда стоит и ничего не пишет».
Выступаю в школе и хочу почитать стихи о молочном зубе — тема для детей понятная, болезненная, но весёлая. Спрашиваю:
— У кого остался последний молочный зуб?
Один из мальчишек:
— У моей бабушки!
Ещё в стародавние времена — выступаю перед огромным залом в районном Доме культуры. Детей — сотни три, не меньше.
Читаю стихи и с трудом перекрикиваю этот галдящий зал.
После выступления подходит массовичка:
— Мне очень понравились ваши речёвки! Где их можно взять?
В шестом классе писали сочинение: «Какой я хочу видеть родную школу». Один ученик написал: «Я вообще не хочу её видеть».
Реалии прежней жизни стремительно уходят, однако наше косное школьное образование не хочет с этим мириться.
В знакомой школе учительница младших классов дала ученикам задание написать небольшое сочинение со словами: плуг, сено, борозда, покос, чернозём, и т. д. Уж не знаю, что написали остальные ученики, но дочка моих друзей, с ног до головы городская девочка, вымучила из себя одну-единственную фразу: «Борозда стояла в музее».
Один из моих дошкольных собеседников долго мучился вопросами, что такое мысль и как работает человеческий мозг. Наконец, он выдал формулировку, заслуживающую всяческого внимания: «Мысль, — сказал он, — это когда рот закрыт, а голова говорит». «Думать полезно, — сказал он в другой раз. — А дальше — не знаю».
Среди многочисленных опечаток, которые сегодня можно встретить чуть ли не в каждом издании, одна меня растрогала до слёз. В книге о детском творчестве я обнаружил тихую радость для глаза: «Литературно одараённые дети».
Моя знакомая маленькая Диана увидела, как во двор въезжает машина «Скорой помощи».
— Счастливый человек! — сказала Диана.
— Это почему же?
— Прокатится на «Скорой помощи» — карета всё-таки!
На встречах с детьми самый распространённый вопрос — сколько вам лет? Я традиционно отвечаю: тысяча. Один пятиклассник заметил:
— Да вы не писатель, вы прямо Тутанхамон!
Детей интересует всё. Где родился, сколько лет, какая семья и т. д., и т. п. Устав от одного и того же, говорю:
— Хватит. Кто задаёт последний вопрос?
Последней тянет руку девочка Луиза:
— У меня не вопрос. Я просто хочу вам сказать большое спасибо за то, что вы бросили жену и приехали к нам!
На одном из моих выступлений в глубинке шестилетняя Лиза, дочка одной из библиотекарш, прочитала, жутко стесняясь, мои стихи, но когда я восхитился её чтением, тут же стала вешаться мне на шею: «Давай скорее поженимся! У нас будет мальчик и девочка». Я: «Тогда поехали прямо сейчас со мной в Петербург». Она, помедлив: «Нет, я, пожалуй, пока останусь здесь». Ещё помедлив: «Но буду скучать». Так, на самом деле, рассказала свою будущую жизнь.
Дети очень тонко и точно реагируют на то, о чём поётся в песнях. Одна моя знакомая в детстве была уверена, что в знаменитой «Катюше» первая строка звучит так: «Расцветали яблони игруши», и долго просила взрослых, чтобы те купили ей яблок именно этого сорта. А один юный любитель песен никак не мог понять, почему Леонид Утёсов поёт о том, что Молдаванка и Пересыпь уважают какую-то кость у моряка.
Недавно я стал свидетелем такого разговора. Маленькая Женя спрашивает:
— Мама, а мы как-нибудь поедем с папой на океан?
— Ну, не знаю, может и поедем когда-нибудь, а что?
— Я хочу посмотреть на Остров Невезения.
— Да, но это сказочный остров, его нет на самом деле.
— Как это нет? В песне же ясно сказано: «Остров Невезения в океане есть!»
На встречах в младших классах я часто рассказываю о моём соавторе, таксике Берримоше, вместе с которым мы написали много стихов. В одном первом классе эта тема настолько увлекла слушателей, что они засыпали меня вопросами:
— А ваша собака в живых или в мёртвых? — А автограф у неё взять можно?
Возвращался в поезде из Москвы. Рядом, на коленях у матери, ребёнок — рисует каляки-маляки на бумаге, расположившись за столиком. Во рту — соска. Гундосит что-то, время от времени берёт машинку и возит ею по тому же столику. Машинка падает под моё сиденье. Я достаю её и протягиваю малышу: «У тебя упало…» Он внимательно смотрит на меня, одной рукой берёт машинку, другой вынимает изо рта соску и детским басом говорит: «Спасибо!» Потом засовывает соску назад в рот и, продолжая мурлыкать, принимается за свои каляки. Настоящий современный ребёнок!
Приехали выступать в Ростов-на-Дону. Пока из аэропорта нас везли в областную библиотеку, мы насладились рекламой по радио. Особенно всегда радует участие в рекламе детей. Дебильный детский голосок декламирует: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» — «Даром, девочка, даром!» — ликуя, отзывается столь же располагающий к себе мужской бас. Зато, оказавшись в городе, мы нашли наслаждение и глазу, когда стали встречать лотки с мороженым, украшенные лозунгом: «Миру — мир! Всем — пломбир!»
Нашёл у себя в архиве ответы детей на вопрос «Что такое детское время?». Вот некоторые из них:
«Детское время — это когда тебе нравится еда из Макдональдса».
«Когда я был у бабушки в деревне, я катался на козе. Это и есть детское время».
«Ну вы подумайте, только в детское время мама уговаривает вас пойти к зубному после того, как вы съели все в доме конфеты!»
«Это чудо из чудес, время детское. То вообще совсем уходит, то вперёд, а то назад, а то вообще так тянется, как жирафу нравится».
«Дедское время это весёлые дни. Школа, заапарк. Мне кажется, дедское время это жизьнь. Я люблю своё дедское время. Я лублу читать книжки и один раз попробовал написать книжку у меня получилось. Я учусь хорошо на 4–5. Я знаю цывры от 1 до трилеон».
С Пушкиным связано в детской жизни гораздо больше, чем мы думаем. О Пушкине интересно писать. Из тех же школьных сочинений:
«У маленького Саши была очень хорошая, добрая няня Арина Родионовна. По вечерам она рассказывала Саше стихи и сказки Пушкина».
«В Пушкина на дуэли стрелял француз-дантист».
«В образе Татьяны Пушкин первый отобразил всю полноту русской женщины».
«Маша побледнела, узнав, что её сватает Верейский. Тогда Кирила Петрович строго сказал: «Маша, выйди из комнаты и вернись к нам навеселе!»
«Маша Миронова — клёвая, а Швабрин вообще — козёл».
Ещё интереснее писать о Пушкине стихи. Например, к 200-летию со дня рождения поэта, пушкиниана пополнилась такими замечательными произведениями второклассников:
Мы вчера в Лицее были
И в класс Пушкина ходили.
Он писал свои стихи
Вместо арифме-ти-ки!
А ещё — так:
Сидел Пушкин на опушке
И писал стихи.
Громко квакали лягушки
И кричали петухи.
Детская народная тропа к поэту не зарастает!
Пришёл холодильный мастер по имени Захар. Долго возился с мотором, скептически приглядывался к нашему новому холодильнику, вертел его так и сяк; в конце концов, как выяснилось, ничего с ним не сделал, зато поговорил.
— Вы, — говорит, — наверное, профессор, вот у вас сколько книг.
— Нет, — говорю, — не профессор.
— А чем же вы занимаетесь?
— Литературой.
— Пишите, что ли?
— Ну да, пишу. Для детей.
Тут он посмотрел на меня пренебрежительно-недоверчиво и говорит:
— К кому не приду, все пишут. И всё — для детей!