В скором времени я уже обливался потом так же, как и они. Наконец, валун поддался и откатился в сторону. Дон Хенаро со сводящей с ума тщательностью обследовал каждый квадратный сантиметр открывшейся под валуном поверхности, что-то там поковырял и объявил:
— Нет. Автомобиль отсутствует.
От хохота они согнулись пополам, а дон Хуан не выдержал и рухнул на землю. Было похоже, что истерический смех сотрясает его тело самыми настоящими и довольно болезненными судорогами. Я нервно хихикнул.
— Итак, куда мы теперь направимся? — спросил дон Хенаро после длительной передышки.
Дон Хуан кивком головы указал направление.
— Куда мы идем? — спросил я.
— Как куда? Автомобиль твой искать! — без тени улыбки ответил дон Хуан.
Они снова встали по бокам и повели меня в кусты. Пройдя всего лишь несколько метров, дон Хенаро знаком велел нам остановиться. Он на цыпочках подкрался к большому густому кусту, раздвинул ветки и заглянул внутрь, а потом сообщил, что машины там нет.
Мы прошли еще немного, и снова дон Хенаро подал нам знак застыть. Он изогнул спину, вытянув над головой руки с согнутыми наподобие когтей пальцами. Тело его приняло форму латинской буквы «S». Вдруг он прыгнул головой вперед и вцепился руками в длинную ветку с сухими листьями, лежавшую на земле. Потом он аккуратно поднял ее и обследовав место, на котором она лежала, снова отметил, что автомобиль отсутствует.
Мы углублялись все дальше и дальше в чапараль. Дон Хенаро то и дело заглядывал в кусты, карабкался на низкие деревья паловерд и высматривал в их листве машину, только лишь для того, чтобы заключить, что ее там не было.
Я же все это время старался как можно четче фиксировать в уме все, что видел и чего касался. Последовательность и упорядоченность моего восприятия мира ничем не отличались от нормальных. Я дотрагивался до камней, кустов, деревьев; изменял фокусировку глаз, то рассматривая ближний план, то переводя взгляд на дальний. Я по очереди закрывал и открывал глаза, проводя эксперименты по их раздельной фокусировке. Но никакой специфики, свойственной состояниям необычной реальности, не обнаружил. По всем признакам я шагал сквозь чапараль, как в обычной жизни, будучи в совершенно нормальном состоянии.
Потом дон Хенаро вдруг улегся на живот и велел нам сделать то же самое. Подбородок он положил на сложенные в замок кисти рук. Дон Хуан — тоже. Они внимательно разглядывали крохотные холмики на поверхности земли. Вдруг дон Хенаро быстрым взмахом руки что-то поймал. Затем он, как и дон Хуан, поспешно поднялся. Он знаком подозвал нас поближе. Потом начал медленно разжимать кулак. Когда ладонь до половины раскрылась, оттуда вылетело что-то довольно крупное и черное и быстро скрылось. Это произошло настолько быстро, и это черное было таким большим, что я отскочил и едва не свалился. Дон Хуан поддержал меня.
— Это был не автомобиль, — с сожалением констатировал дон Хенаро. — А была всего лишь проклятая муха. Простите!
Потом они принялись меня изучать. Они стояли прямо передо мной и довольно долго разглядывали меня уголками глаз.
— Это была муха, да? — спросил у меня дон Хенаро.
— Я думаю — да, — ответил я.
— А ты не думай, ты скажи, что видел, — приказал дон Хуан.
— Я видел что-то величиной с ворону. Оно вылетело у него из кулака, — я кивнул на дона Хенаро.
Я лишь говорил о том, что воспринял, и вовсе не собирался шутить. Но им, похоже, показалось, что ничего более смешного в тот день они не слышали. Они хохотали, корчились и подпрыгивали, пока не начали задыхаться.
— Я думаю, на сегодня с Карлоса достаточно, — произнес дон Хуан охрипшим от смеха голосом.
Дон Хенаро сказал, что почти нашел машину, что он чувствует: становится все горячее, горячее… Дон Хуан предупредил, что мы забрались в очень уж пересеченную местность и что найти машину прямо здесь было бы весьма нежелательно. Дон Хенаро снял шляпу, привязал к ней за шейный шнурок длинную веревочку, которую достал из сумки. Свой шерстяной пояс он прикрепил к желтой кисточке, прикрепленной к полям.
— Змея делаю… — сообщил он.
Я следил за его действиями, зная наверняка, что он шутит. Я всегда считал себя крупным специалистом по части воздушных змеев. В детстве я изготовил массу змеев самых разнообразных конструкций, вплоть до самых замысловатых, поэтому видел, что поля шляпы слишком мягкие и не смогут сопротивляться потоку, тулья — слишком высока, и в ней будут образовываться завихрения. Так что змей, сделанный из шляпы, не полетит ни за что.
Думаешь, не полетит? — поинтересовался дон Хуан.
Знаю — не полетит.
Дон Хенаро оставил наши реплики без внимания. Он как раз заканчивал цеплять к своему шляпному змею длинную бечевку.
День стоял ветреный. Дон Хенаро побежал вниз по склону холма. Дон Хуан держал шляпу. Потом веревочка натянулась, и это чертово сооружение взмыло в небо.
— Смотри! Смотри на змея! — завопил дон Хенаро.
Змей пару раз нырнул, но продолжал держаться в воздухе.
— Не отрывай взгляд от змея, — твердо приказал дон Хуан.
У меня закружилась голова. Когда я глядел на змея, меня охватило воспоминание из другого времени. Это было так, как если бы я сам запускал змея, как делал это в ветреные дни среди холмов в своем родном городе.
На какое-то мгновение воспоминания затопили меня, и я утратил чувство времени.
Вдруг я услышал, как дон Хенаро что-то кричит, потом увидел, что змей, несколько раз подпрыгнув, упал туда, где стояла моя машина. Все произошло так быстро, что я не понял толком, что же все-таки случилось. У меня кружилась голова, и внимание было рассеяно. Мой разум зацепился за очень сильно сбивающий с толку образ: то ли я видел, как шляпа дона Хенаро превратилась в автомобиль, то ли — как шляпа упала на него. Мне хотелось верить в последнее, в то, что дон Хенаро использовал свою шляпу, чтобы указать на машину. Не то, чтобы это действительно меняло дело — одно было настолько же ужасающим, как и другое, но все-таки мой разум зацепился за эту произвольную деталь, чтобы сохранить мое исходное ментальное равновесие.
— Не борись с этим, — услышал я голос дона Хуана.
Я чувствовал, что что-то внутри меня почти вышло на поверхность. Мысли и образы приходили неконтролируемыми волнами, как будто во сне. Я ошеломленно уставился на автомобиль. Он стоял на ровной каменистой площадке метрах в ста от меня. Все это выглядело так, словно кто-то только что взял его и аккуратненько туда поставил. Я подбежал к машине и принялся внимательно ее осматривать.
— Вот черт! Да не пялься ты на свою машину! Останови мир!
Потом, как во сне, я услышал его вопль:
— Шляпа Хенаро! Шляпа Хенаро!
Я взглянул на них. Они смотрели прямо на меня. Глаза их были яростными. Резко разболелась голова. Заболел живот. Мне сделалось плохо.
Дон Хуан и дон Хенаро разглядывали меня с любопытством. Я сел на землю рядом с машиной, а потом, совершенно автоматически, отпер дверцу и впустил на заднее сиденье дона Хенаро. Дон Хуан уселся рядом с ним, вместо того, чтобы занять свое обычное место возле меня.
Как в тумане я поехал к дому дона Хуана. Я был сам не свой. Живот болел, тошнило ужасно, и все мое трезвомыслие от этого напрочь куда-то улетучилось. Я вел машину чисто автоматически.
Я слышал, как дон Хуан и дон Хенаро по-детски веселятся на заднем сидении. Потом услышал голос дона Хуана:
— Карлос, мы уже подъезжаем, да?
Тут я начал осознавать дорогу. Мы были возле самого дома.
— Уже почти приехали, — промямлил я.
Они взвыли от хохота. Они колотили в ладоши и хлопали себя по ляжкам.
Когда мы приехали, я автоматически выпрыгнул из машины и отворил перед ними дверь. Первым из машины степенно выбрался дон Хенаро. Он поздравил меня с тем, что назвал самой приятной и гладкой поездкой в его жизни. Дон Хуан сказал то же самое. Я не обращал внимания.
Я запер машину и, едва переставляя ноги, вполз в дом. Засыпая, я слышал раскатистый хохот обоих донов.
Глава 19. Остановка мира
На следующий день, едва проснувшись, я принялся расспрашивать дона Хуана. Он рубил дрова за домом. Дона Хенаро нигде не было видно. Дон Хуан сказал, что говорить не о чем. Я отметил, что мне удалось достичь отрешенности. Ведь когда дон Хенаро «плавал» по полу, я просто наблюдал за ним, не желая и не требуя никаких объяснений. Но такая моя сдержанность ни в малейшей степени не помогла мне понять, что же в действительности происходило. Потом, когда пропала машина, я автоматически включился в режим поиска логического объяснения. Но и это не помогло. Я сказал дону Хуану, что моя настойчивость в поиске объяснений не является чем-то произвольно изобретаемым мною для усложнения, но есть нечто очень глубоко во мне укоренившееся и потому пересиливающее любые иные побуждения.
— Это — как болезнь, — сказал я.
— Болезней нет. Есть лишь индульгирование, — спокойно ответил дон Хуан. — И, пытаясь все подряд объяснить, ты лишь потакаешь себе. Объяснения в твоем случае более не нужны.
Я настаивал, утверждая, что могу функционировать только при наличии условий упорядоченности и понимания. Я напомнил ему о тех глубочайших изменениях, которые мне удалось произвести в своем характере за годы нашего с ним общения, равно как и о том, что изменения эти стали возможны исключительно благодаря тому, что мне удавалось находить объяснения, доказывающие их необходимость.
Дон Хуан мягко засмеялся. Потом долго молчал.
— Ты очень умен, — произнес он наконец. — И каждый раз находишь способ возвратиться к исходной точке. Но теперь этому настал конец. Тебе некуда возвращаться. И я больше ничего не намерен тебе объяснять. То, что Хенаро сделал с тобой вчера, было сделано с твоим телом, так что позволь телу самому решать, что есть что.
Дон Хуан говорил по-дружески, но в тоне его сквозила необычная отрешенность, и это заставило меня ощутить неодолимое одиночество. Я сказал дону Хуану, что чувствую печаль. Он улыбнулся, слегка сдавив пальцами мое плечо, и мягко произнес: