Я не спрашивал о том, что мы собираемся делать. Он велел мне поставить машину у ресторана, а затем мы обошли автобусную станцию и универмаг. Дон Хуан шел справа, ведя меня. Внезапно я осознал, что кто-то еще идет рядом со мной слева. Но прежде, чем я успел повернуться, чтобы посмотреть, дон Хуан сделал быстрое внезапное движение. Он наклонился вперед, как если бы хотел что-то поднять с земли, а затем схватил меня за запястье, когда я чуть не упал через него. Он потащил меня к моей машине и не отпускал руку даже для того, чтобы позволить мне отпереть дверь. Секунду я возился с ключами. Он мягко втолкнул меня в машину, а затем сел сам.
– Поезжай медленно, и остановись перед универмагом, – сказал он.
Когда я остановился, дон Хуан кивком головы сделал мне знак смотреть. «Ля Каталина» стояла на том месте, где дон Хуан схватил меня. Я невольно отшатнулся. Женщина сделала пару шагов в направлении к машине и остановилась угрожающе в каких-нибудь трех метрах от нас. Мы посмотрели друг на друга. В этот момент я не чувствовал ничего грозного в ней. Я улыбнулся и помахал ей. Она хихикнула, как маленькая застенчивая девочка, и прикрыла рот. Каким-то образом я почувствовал удовольствие. Я повернулся к дону Хуану, чтобы прокомментировать ее внешний вид и поведение, но он испугал меня чуть не до смерти криком:
– Не поворачивайся к этой женщине спиной, черт возьми!
Я быстро повернулся, чтобы взглянуть на женщину. Она сделала еще пару шагов к машине и стояла в каких-нибудь полутора метрах от дверцы. Она улыбалась. Зубы у нее были большие, белые и очень чистые. Однако, в ее улыбке было что-то колдовское. Улыбка не была дружественной. Это была надетая маска. Только ее рот улыбался. Глаза ее были черные, холодные и пристально смотрели на меня.
У меня дрожь прошла по телу. Дон Хуан стал смеяться ритмическим покашливанием. После секундного ожидания женщина медленно попятилась и исчезла среди толпы.
Мы поехали прочь, и дон Хуан стал говорить о том, что если я не подтяну свою жизнь и не стану учиться, то она наступит не меня, как на беззащитного жука.
– Она тот стоящий оппонент, которого я нашел для тебя, как говорил, – сказал он.
Дон Хуан сказал, что нам следует подождать знака, прежде чем мы будем знать, что делать с женщиной, которая вмешивается в мою охоту.
Если мы увидим или услышим ворону, то мы наверняка будем знать, что мы можем ждать. И мы будем знать также, где ждать, – добавил он. Он медленно повернулся, сделав круг, осматривая окрестности.
– Это не место для ожидания, – сказал он шепотом.
Мы пошли к востоку. Было уже довольно темно. Внезапно две вороны вылетели из-за каких-то высоких кустов и исчезли за холмом. Дон Хуан сказал, что этот холм и является тем, что нам нужно.
Как только мы прибыли туда, он обошел его и выбрал место, открытое с юго-востока, у подножия холма. Он очистил сухие ветки, листья и прочий мусор с круглого пятна пяти-шести футов в диаметре. Я попытался помочь ему, но он отказал мне сильным движением руки. Приложив палец к губам, он сделал знак молчания. Когда мы окончили, он подтолкнул меня к центру круга и заставил обратиться лицом к югу в сторону от холма, прошептав мне на ухо, что я должен подражать его движениям. Он начал своего рода танец, делая ритмичные потоптывания правой ногой. Они состояли из семи равномерных ударов, перемежающихся набором трех быстрых ударов.
Я попытался приспособиться к его ритму, и после нескольких неудачных попыток стал более или менее способен воспроизводить такое же топанье.
– Для чего это? – прошептал я ему на ухо.
Он сказал мне тоже шепотом, что я топаю, как кролик, и что раньше или позже преследователь будет привлечен звуком и покажется, чтобы посмотреть, что происходит.
Как только я скопировал ритм, дон Хуан перестал топать сам, но велел мне продолжать, отмеряя ритм движениями своей руки.
Время от времени он внимательно прислушивался, слегка склонив голову направо, видимо, улавливая звуки в чапарале. Один раз он сделал мне знак остановиться и остался в крайне алертной позе. Казалось, он был готов прыгнуть или броситься на неизвестного и невидимого противника.
Затем он сделал мне знак продолжать топанье и через некоторое время остановил меня опять. Каждый раз, когда я останавливался, он прислушивался с такой концентрацией, что все волокна его тела, казалось, так напрягались, что готовы были порваться.
Внезапно он прыгнул ко мне и прошептал мне на ухо, что сумерки находятся в полной силе.
Я оглянулся. Чапараль был темной массой так же, как холмы и скалы. Небо было темно-синим, и я уже не видел больше облаков. Весь мир казался однообразной массой темных силуэтов, которые не имели каких-нибудь видимых границ.
Я услышал душераздирающий отдаленный крик животного, койота или, может быть, ночной птицы. Он раздался так внезапно, что я не обратил на него внимания, но тело дона Хуана слегка дернулось. Я ощущал его вибрации, поскольку он стоял рядом со мной.
– Вот мы и тут, – прошептал он. – топай опять и будь готов, она здесь.
Я начал бешено топать, но дон Хуан наступил мне на ногу и сделал отчаянный знак, чтобы я расслабился и топал ритмично.
– Не отпугни ее, – прошептал он мне на ухо. – успокойся и не потеряй свои шарики.
Он опять стал отмечать ритм моего топанья и после второго раза, когда он остановил меня, я вновь услышал такой же крик. На этот раз он казался криком птицы, которая летает над холмом.
Дон Хуан еще раз заставил меня топать, и как раз тогда, когда я остановился, я услышал особый шуршащий звук слева. Такой звук могло производить тяжелое животное, пробираясь сквозь сухой кустарник. Мне на ум пришла мысль о медведе, но затем я сообразил, что в пустыне нет медведей. Я ухватился за руку дона Хуана, и он улыбнулся мне, приложив палец ко рту в знак молчания. Я таращился в темноту слева от себя, он сделал мне знак не делать так. Несколько раз он указал прямо надо мной вверх, а затем заставил меня повернуться так, чтобы я оказался лицом к темной массе холма. Пальцем дон Хуан указывал на какую-то определенную точку холма. Я удерживал глаза на этом месте, и внезапно, как в ночном кошмаре, темная тень прыгнула на меня. Я взвыл и упал на землю на спину. На секунду темный силуэт был наложен на черно-синее небо, а затем он пронесся дальше и приземлился за нами в кустах. Я услышал звук падения тяжелого тела в кусты, а затем неземной выкрик.
Дон Хуан помог мне подняться и провел меня в темноте к тому месту, где я оставил свои ловушки. Он велел мне собрать их вместе и разобрать на части, а затем разбросал эти части во всех направлениях. Все это он выполнил, не говоря ни слова. По дороге к дому мы не говорили совсем ничего.
– Что ты хочешь мне сказать? – спросил дон Хуан после того, как я неоднократно просил его объяснить те события, свидетелем которых я был несколько часов назад.
– Что это было? – спросил я.
– Ты знаешь чертовски хорошо, что это было, – сказал он. – не размазывай все это своим «что-это-было». Кто это был? – вот что важно.
Я разработал объяснение, которое, казалось, меня устраивало. Фигура, которую я видел, весьма походила на воздушного змея, которого кто-то пустил над холмом, в то время, как кто-то другой притащил его на землю за нами. Отсюда и эффект силуэта. Отсюда и темный силуэт, пронесшийся по воздуху, пожалуй, 30 или 40 метров.
Он внимательно выслушал мое объяснение, а затем смеялся до тех пор, пока слезы не полились у него по щекам.
– Перестань ходить вокруг да около, – сказал он. – отвечай на вопрос прямо. Разве не женщина это была?
Я должен был признать, что когда я упал и смотрел вверх, то я видел темный силуэт женщины в длинной юбке, прыгнувшей через меня в очень медленном движении. Затем что-то, казалось, дернуло силуэт, и он пролетел меня с большой скоростью, обрушившись затем в кусты. В действительности именно это движение дало мне идею воздушного змея.
Дон Хуан отказался обсуждать прецедент дальше. На следующий день он ушел выполнять какое-то мистическое поручение, а я отправился навестить друзей индейцев из племени яки в другой деревне.
Среда, 12 декабря 1962 года.
Как только я прибыл в селение яки, мексиканец, владелец магазина, сказал, что он взял напрокат проигрыватель и двадцать пластинок в городе Обригоне для «фиесты», которую он собирается устроить следующим вечером в честь Гваделупской девы. Он уже всем сказал, что сделал необходимые приготовления благодаря Хулио, бродячему продавцу, который приезжал в селение яки дважды в месяц, чтобы собирать платежи за дешевую мануфактуру, которую он ухитрялся продавать в кредит некоторым индейцам-яки.
Хулио принес проигрыватель в начале дня и подключил его к динамо, которое снабжало электричеством магазин. Он убедился, что оно работает, а затем, повернув громкость до максимума и напомнив владельцу магазина, чтобы тот не трогал никаких кнопок, начал отбирать двадцать пластинок.
– Я знаю, сколько царапин на каждой из них, – сказал Хулио владельцу магазина.
– Скажи это моей дочери, – ответил владелец магазина.
– Отвечаешь ты, а не твоя дочь.
– Это одно и то же, потому что она будет менять пластинки.
Хулио настаивал на том, что для него нет никакой разницы, будет ли она или кто-нибудь еще обращаться с проигрывателем, если владелец магазина будет платить за каждую пластинку, которой будет причинен ущерб. Хозяин начал спорить с Хулио. Лицо у Хулио покраснело. Время от времени он поворачивался к большой группе индейцев яки, собравшихся перед магазином и делал знаки отчаяния или замешательства, двигая руками и корча гримасы. Очевидно, как последний выход, он требовал аванса. Это явилось причиной другого длинного спора относительно того, что считать пластинкой, которой причинен вред. Хулио с авторитетом заявил, что любая сломанная пластинка должна быть оплачена полностью, как если бы она была новой. Хозяин магазина еще больше рассердился и начал выдергивать свой шнур-удлинитель. Он, казалось, был склонен к тому, чтобы отключить проигрыватель и отменить вечеринку. Он дал понять своим клиентам, собравшимся пе