— Я… я только… — Миссис Каллендар не была оскорблена этим выпадом, напротив, он внушил ей чувство уверенности.
— Есть еще вопросы? Подчеркиваю, важные вопросы.
— Он… где он находится? — дрожащим голосом поинтересовалась миссис Лесли.
— В тюрьме, ходатайство о залоге отклонено.
Потом слово взял Филдинг. Он хотел знать, существует ли официальный бюллетень о состоянии здоровья мисс Квестед или все сведения о нем — это основанные на сплетнях слухи. Вопрос этот был встречен в штыки отчасти потому, что Филдинг произнес ее имя. При упоминании мисс Квестед и Азиза все присутствующие пользовались косвенными фразами.
— Надеюсь, Каллендар скажет нам, как обстоят дела.
— Я не понимаю, как такой вопрос можно назвать важным, — заметила миссис Тертон.
— Не соблаговолят ли дамы покинуть курительную комнату? — снова хлопнув в ладоши, сказал мистер Тертон. — И помните, что я вам сказал. Мы рассчитываем на вашу помощь в это трудное время, и вы можете помочь нам, если будете вести себя так, как будто все нормально. Это все, о чем я вас прошу. Могу я на вас положиться?
— Да, — хором ответили женщины. На лицах их отразилось неподдельное волнение. Они направились к выходу, послушно, но воодушевленно. Миссис Блэкистон плыла в их гуще, как охраняемый священный огонь. Простые слова Тертона напомнили им, что все они здесь — форпост империи. Помимо сочувствия к Аделе, ими овладело еще одно сильное чувство, подавлявшее первое. Первые признаки были прозаичными и мелкими — миссис Тертон громко шутила за бриджем, а миссис Лесли принялась вязать шарф.
Когда в курительной стало просторно, инспектор сел на край стола, чтобы, соблюдая неофициальность обстановки, сохранить тем не менее свое господствующее положение. В душе его боролись несколько противоречивых чувств. Он хотел отомстить за мисс Квестед и наказать Филдинга, но при этом скрупулезно соблюсти правила чести. Ему хотелось высечь каждого встречного туземца, но, с другой стороны, он не желал делать ничего, что могло бы спровоцировать бунт и потребовать ввода войск. Он живо представил себе весь ужас ввода войск. Солдаты многое делают верно, но и многое портят; к тому же военные всегда склонны унижать гражданскую администрацию. Один вояка, впрочем, здесь уже присутствовал — молодой субалтерн из гуркхского полка. Он был слегка навеселе и считал, что его прибытие в Чандрапур было просто рукой провидения для жителей города. Инспектор тяжело вздохнул. Остается одно — путь нудных переговоров и умиротворения. Как тосковал он сейчас по старым добрым временам, когда англичанин мог поступить по законам своей чести и никто не смел задавать ему никаких вопросов. Бедняга Хислоп сделал верный шаг в этом направлении, отказав арестанту в освобождении под залог, но инспектор сомневался в мудрости такой меры. Это разозлит не только Наваба Бахадура и других знатных лиц; недовольно будет и правительство Индии, а за этим сборищем проходимцев и трусов проявит недовольство и Британский парламент. Он постоянно напоминал себе, что по закону Азиз пока считался невиновным, и это очень его утомляло.
Другие, не облеченные столь высокой ответственностью лица могли вести себя свободно и естественно. Они начали говорить о «женщинах и детях». Это словосочетание лишает мужчин разума, если произносится несколько раз подряд. Каждый чувствовал, что речь идет о судьбе самого дорогого, что было в их жизни, жаждал мести и наполнялся приятным сиянием, в котором растворились холодные и малознакомые черты мисс Квестед. Их заменило смутное представление о самом теплом, о самом сокровенном в частной жизни. «Но это же женщины и дети», — повторяли они как заведенные, и коллектор понимал, что должен был остановить эту вакханалию самовнушения, но у него не хватало для этого духу. Многие из этих женщин и детей через несколько дней должны были уехать в горы, и тут же поступило предложение отправить их туда специальным поездом.
— Есть еще одно отличное предложение, — закричал субалтерн. — Армия рано или поздно должна вмешаться. — Видимо, в его представлении «специальный поезд» был неотделим от армии! — На холмах ничего бы не случилось, если бы там была армия. Единственное, что нужно, — это поставить у входа в пещеры по паре гуркхских стрелков.
— Миссис Блэкистон говорила, что там было бы достаточно нескольких томми, — сказал кто-то.
— Англичане никуда не годятся, — снова закричал субалтерн, ставя под сомнение свой патриотизм. — Для этой страны хороши только туземные войска. Дайте мне благородных туземцев — гуркхов, сикхов, джатов, пенджабуев, бхилов, афридиев и потанов, и с ними, если дойдет до настоящего дела, я берусь разогнать всю эту базарную шваль. Если с умом взяться за дело, эти туземцы пойдут в огонь и в воду…
Коллектор благосклонно кивнул, а потом сказал своим подчиненным:
— Не вздумайте появляться на улице с оружием. Все должно быть как обычно, до тех пор, пока не возникнет необходимость прибегнуть к оружию. Отправьте женщин на холмы, но сделайте это без шума и суеты, и, ради бога, никаких разговоров о специальных поездах. Не важно, что вы думаете или чувствуете. У меня, в конце концов, тоже есть чувства. В конце концов, всего лишь один отдельно взятый индиец совершил покушение на преступление и был за это арестован.
Он легонько шлепнул себя пальцем по лбу, и все поняли, что глубиной своих чувств он не уступает никому из присутствующих. Они любили его и преисполнились решимости не нагромождать сложности.
— Я предлагаю поступать так до тех пор, пока мы не получим больше фактов, — закончил Тертон. — Пока же предлагаю считать каждого индийца ангелом.
— Вы правы… мы так и поступим… ангелы… — послышался с разных сторон приглушенный ропот. Вставил свое слово и субалтерн:
— Именно об этом я вам и говорил. Туземец хорош, когда он один. Лесли, Лесли! Помните, я рассказывал вам, как в прошлом месяце поиграл в поло с одним туземцем на майдане? Это был правильный туземец. Опираться надо на их образованные классы, и на этот раз я знаю, что говорю.
Дверь в курительную комнату открылась, и на пороге возникла жужжащая толпа женщин.
— Ей лучше, — провозгласила миссис Тертон, и тут же послышались вздохи облегчения и радостные восклицания. Вошел уполномоченный хирург, принесший эту благую весть. На большом одутловатом лице, казалось, навсегда застыла недовольная мина. Он оглядел общество, заметил Филдинга, сидевшего на оттоманке, и произнес: «Гм!» Все принялись расспрашивать Каллендара о подробностях.
— В этой стране человек с температурой не может чувствовать себя в безопасности, — был ответ. Казалось, майор был недоволен началом выздоровления своей пациентки, но никого, кто хорошо его знал, это не удивило.
— Каллендар, садитесь и рассказывайте.
— Мне надо собраться с мыслями.
— Как чувствует себя пожилая леди?
— У нее температура.
— Моя жена слышала, что она сильно сдала.
— Вероятно, да. Во всяком случае, я не могу ничего гарантировать. Не докучайте мне вопросами, Лесли.
— Простите, старина.
— Сейчас придет Хислоп.
При одном только упоминании этого имени на всех лицах снова появилось благостное и сочувственное выражение. Мисс Квестед была всего лишь жертвой; молодого же Хислопа считали мучеником. Он оказался целью всего зла, обрушенного на них страной, которой они изо всех сил старались верно служить. Именно он, Хислоп, в одиночку нес на своих плечах крест сагиба. Они волновались и раздражались одновременно, потому что ничего не могли дать ему взамен. Они чувствовали себя малодушными и трусливыми тварями, так как ничем не рискуя и ничего не делая, сидели на мягких диванах и ждали вердикта правосудия.
— Зачем только бог допустил, чтобы я отпустил своего лучшего ассистента? Лучше бы у меня отсох язык. Меня больше всего удручает мера моей ответственности. Сначала отказать, а потом уступить давлению. Именно это я сделал, дети мои, именно это.
Филдинг вынул изо рта трубку и внимательно на нее посмотрел. Майор, решив, что он боится, продолжил:
— Я понял так, что всю эту экспедицию будет сопровождать англичанин, и только поэтому сдался.
— Никто вас не обвиняет, мой дорогой Каллендар, — сказал, опустив глаза, коллектор. — Мы все виноваты хотя бы в том, что должны были понять, что безопасность экспедиции не гарантирована, и отменить ее. Я тоже знал об этом, в то утро мы дали машину, чтобы отвезти женщин на вокзал. В этом смысле виноваты мы все, но вам, майор, не стоит принимать всю вину на себя.
— Я хотел бы так думать, но у меня ничего не выходит. Ответственность — ужасная вещь, и я невысоко ценю людей, которые от нее уклоняются. — Он поднял голову и посмотрел в глаза Филдингу. Те, кто знал, что Филдинг должен был участвовать в экспедиции, но опоздал на утренний поезд, искренне жалели его; этого всегда следует ожидать, когда связываешься с туземцами; такие дела всегда кончаются каким-нибудь унизительным скандалом. Коллектор, знавший больше других, хранил молчание, ибо надеялся, что Филдинг в конце концов все же займет свое место в общем строю. Разговор снова вернулся к женщинам и детям, и майор Каллендар под шумок подсел к субалтерну и начал науськивать его на ректора. Притворившись более пьяным, чем он был на самом деле, субалтерн взял излишне воинственный тон.
— Вы слышали о слуге мисс Квестед? — подливал масла в огонь майор.
— Нет, а что с ним произошло?
— Вчера вечером Хислоп предупредил слугу мисс Квестед, чтобы он все время прогулки в пещеры не спускал с нее глаз. Арестованный, видя это, нашел способ избавиться от этого слуги. Подкупил его. Хислоп только что выяснил всю эту историю — с именами и суммами. Деньги дал этот тип, полное ничтожество, Мохаммед Латиф. Так они разделались со слугой. Но как они поступили с нашим другом англичанином, сидящим здесь? Как они от него избавились? Тоже с помощью денег?
Филдинг встал с дивана, поддерживаемый одобрительным ропотом, — никому из собравшихся не пришло в голову подозревать его в соучастии.