Путешествие в Индию — страница 39 из 63

— Оно оказалось? — слабым голосом спросила она.

— Вовсе нет. Он имеет наглость убеждать вас в том, что вы ошиблись.

— Как ему этого хочется! — Она пробежала глазами вежливое, составленное в изысканных формулировках письмо. — Доктор Азиз невиновен, — прочла она вслух, и голос ее снова задрожал. — Ты только вспомни, как он себя повел в отношении тебя, Ронни. И это в тот момент, когда ты столько пережил из-за меня и за меня! Это возмутительно с его стороны. Мой дорогой, чем я могу тебе отплатить? Как может отплатить тот, у кого ничего нет? Какая польза от личных отношений, если люди отдают им все меньше и меньше? Мы должны на века удалиться в пустыню и попытаться стать добрее. Я хочу начать с самого начала, с чистого листа. Все, что я, как мне казалось, знала, — это не знание, это всего лишь досадная помеха. Я пока не готова к настоящим личным отношениям. Идем, Ронни. Конечно, письмо мистера Филдинга не в счет, он может думать и писать все, что ему заблагорассудится, но ему не стоило грубить тебе, хотя бы из уважения к твоим переживаниям. Имеет значение только это… Я не стану опираться на твою руку. Я прекрасно держусь на ногах, нет, нет, прошу, не надо меня поддерживать.

Миссис Макбрайд сердечно попрощалась с ней — женщина, с которой у Аделы не было ничего общего и чье присутствие страшно ее угнетало. Теперь им придется встречаться каждый день, год за годом, до тех пор, пока один из их мужей не будет отправлен на пенсию по старости. Воистину английская Индия поймала ее в свои мстительные сети, и, возможно, это давало ей право на собственную линию поведения. Смиренно, хотя и против воли, она поблагодарила хозяйку.

— О, мы должны помогать друг другу и спокойно воспринимать трудности, — сказала на прощание миссис Макбрайд. Мисс Дерек тоже была здесь со своими вечными шутками в адрес магараджи и его рани. Мисс Дерек должна была выступать в суде свидетелем обвинения, и она осталась, отказавшись отправить машину законным владельцам в Мудкул; мисс Дерек с юмором говорила о том, как они расстроятся. Мисс Дерек и миссис Макбрайд расцеловали Аделу, называя ее по имени. Потом Ронни повез ее домой. Стояло раннее утро, и надо было успеть доехать до дома, пока чудовищная жара не начала выталкивать с улиц всех смертных.

Когда они подъехали к дому, Ронни сказал:

— Мама очень хочет тебя видеть, но она стара, не забывай об этом. Старики, как мне кажется, всегда воспринимают все не так, как мы от них ждем.

Наверное, он хотел предостеречь Аделу от надвигавшегося разочарования, но она не обратила особого внимания на его слова. Ее дружба с миссис Мур была так глубока и так реальна, что Адела была уверена, что она сохранится — несмотря ни на что.

— Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче? Это единственное, что сейчас имеет значение, — со вздохом сказала она.

— Моя милая девочка, — нежно отозвался Ронни.

— Милый мальчик, — проговорила она, а потом неожиданно встревожилась: — Она не больна?

Ронни уверил ее в обратном; майор Каллендар не видит причин для опасений.

— Но ты увидишь, что она стала раздражительной. Мы вообще раздражительное семейство… Впрочем, увидишь сама. Несомненно, что мои нервы тоже порядком расшатались, и, когда я прихожу со службы, я жду от мамы большего, чем она может мне дать. Думаю, ради тебя она сделает над собой усилие, но тем не менее я не хочу, чтобы возвращение домой стало для тебя разочарованием. Не жди слишком многого.

Они подъехали к крыльцу. Дом был точной копией бунгало Макбрайдов — такой же вычурный, красный и до смешного суровый. Миссис Мур лежала на диване. Она не встала, когда они вошли, и это настолько удивило Аделу, что она забыла о собственных переживаниях.

— Ну вот вы и вернулись. — Это было все, что миссис Мур произнесла вместо приветствия.

Адела села на край дивана и взяла старуху за руку. Миссис Мур отдернула руку, и Адела почувствовала это; ее оттолкнули все, включая и миссис Мур.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ронни. — Мне казалось, что утром, когда я уезжал, у тебя все было хорошо.

Ронни изо всех сил старался сохранить спокойствие, но уходя он просил мать приветливо встретить Аделу и теперь чувствовал, как в нем нарастает раздражение.

— Я хорошо себя чувствую, — через силу произнесла миссис Мур. — Между прочим, я внимательно рассмотрела обратный билет. Оказывается, его можно поменять. Выбор пароходов намного больше, чем я думала.

— Может быть, мы вернемся к этому вопросу позже?

— Наверное, Ральф и Стелла хотят знать, когда я приеду.

— У нас еще масса времени на составление планов. Как, по-твоему, выглядит Адела?

— Я так рассчитываю на вашу помощь; какая это радость, снова быть с вами. Все другие люди мне здесь чужие, — торопливо сказала девушка.

Но миссис Мур не проявила ни малейшей склонности отвечать на подобные излияния. Всем своим видом она выказывала недовольство. Казалось, она говорила: «Долго ли еще мне будут докучать?» Христианское терпение изменило ей, превратилось в жесткость, в раздражение, направленное на весь род человеческий; она не проявила ни малейшего интереса к аресту Азиза, практически ничего об этом не спрашивала и отказалась встать с дивана в ту страшную ночь Мухаррама, когда толпа едва не вломилась в дом.

— Я понимаю, что все это пустяки; я должна быть разумной, и я стараюсь… — продолжала Адела, борясь с непрошеными слезами. — Я бы не стала так реагировать, если бы это случилось где-нибудь в другом месте; но сейчас я даже не знаю, где это случилось.

Ронни показалось, что он понимает, о чем говорит Адела; она была не в состоянии найти или описать ту самую пещеру и даже сопротивлялась любым попыткам прояснить ситуацию, и было ясно, что защита умело воспользуется этим обстоятельством. Он поспешил успокоить Аделу: говорят, что все Марабарские пещеры похожи одна на другую, как близнецы. Он уверен, что в будущем их пронумеруют белой краской.

— Да, да, я имею в виду именно это; но хуже другое — я все время слышу эхо.

— Какое эхо? — спросила миссис Мур, обратив наконец внимание на Аделу.

— Я не могу от него избавиться.

— Думаю, что и не сможешь.

Ронни уже несколько дней твердил матери, что Адела не совсем здорова, но мать почему-то была настроена очень злобно.

— Миссис Мур, что это за эхо?

— А ты не знаешь?

— Нет. Что это? О, скажите, скажите! Я думаю, что только вы сможете мне это объяснить… Это мне очень поможет…

— Если ты этого не знаешь, то не знаешь; я не смогу тебе это объяснить.

— Думаю, это жестоко с вашей стороны, что вы не хотите мне ничего сказать.

— Сказать, сказать, сказать, — злобно процедила сквозь зубы старуха. — Можно подумать, что все можно высказать! Всю мою жизнь я только и делала, что говорила и слушала, что говорят мне. Теперь наконец я хочу, чтобы меня оставили в покое. Нет, не для того, чтобы умереть, — язвительно добавила она. — Вы, конечно, ждете моей смерти, но когда я убедилась, что вы с Ронни поженитесь, когда я увижу, что двое остальных тоже соберутся жениться и замуж, я удалюсь в свою личную пещеру. — Она улыбнулась, но эта реплика, касающаяся обыденных вещей, лишь добавила горечи ее словам. — Я хочу удалиться туда, где молодые люди не будут приставать ко мне со своими вечными вопросами в ожидании ответов. Мне нужна тихая полочка.

— Все так, мама, но, между прочим, приближается суд, — горячо возразил сын, — и большинству из нас кажется, что сейчас мы должны держаться друг за друга, а не ссориться. Ты собираешься так же вести себя и на свидетельской трибуне?

— Почему я должна оказаться на свидетельской трибуне?

— Чтобы подтвердить наши доказательства.

— Я не желаю иметь ничего общего с вашим нелепым судом, — злобно ощетинилась миссис Мур. — Не втягивайте меня в это дело.

— Я тоже не хочу, чтобы она участвовала в суде; я не хочу новых неприятностей для себя, — закричала Адела и снова взяла старуху за руку, которую та снова отдернула. — Ее показания совершенно бесполезны.

— Я думал, что она сама захочет дать показания. Никто тебя ни в чем не обвиняет, мама, но факт остается фактом. Тебе стало плохо в первой пещере, и ты позволила Аделе идти с ним в другие пещеры, но, если бы ты смогла пойти с ними, ничего бы не случилось. Он заранее все продумал, я уверен в этом. Ты попала в ловушку, как до тебя Энтони и Филдинг… Прости, что я так с тобой говорю, но ты не имеешь права так высокомерно и пренебрежительно отзываться о суде. Если бы ты была больна, другое дело, но ты же сама говоришь, что хорошо себя чувствуешь, и в таком случае ты, как мне кажется, должна принять участие в суде.

— Не надо ее беспокоить — не важно, здорова она или больна, — сказала Адела, встав с дивана и взяв Ронни за руку. Потом она со вздохом выпустила ее и снова села. Но он был доволен тем, что она сочла его союзником, и покровительственно посмотрел на мать. Он никогда с ней особенно не ладил и всегда ощущал какое-то беспокойство в ее присутствии. Она отнюдь не была милой пожилой леди, каковой ее считали посторонние люди, и Индия просто раскрыла ее сущность.

— Я буду присутствовать на вашей свадьбе, но в суд я не пойду, — объявила она им, стукнув себя по колену. В последнее время она стала беспокойной и грубой. — Потом я уеду в Англию.

— Ты же сама говорила, что не поедешь в Англию до мая.

— Я передумала.

— Думаю, надо покончить с этими неожиданными препирательствами, — решительно произнес молодой человек. — Ты не желаешь во всем этом участвовать, и этого достаточно.

— Мое тело, мое жалкое тело, — вздохнула миссис Мур. — Почему оно так ослабло? О, почему я не могу просто встать и уйти? Почему я не могу покончить со всеми своими обязанностями и просто уйти? Почему у меня болит и кружится голова всякий раз, когда я встаю? И все время на меня сыплется: надо сделать то, надо сделать это, надо сделать все по-твоему или так, как хочет она, надо все время кому-то сочувствовать и брать на себя тяготы других. Почему нельзя сделать то и это так, как хочу я, — и оставить меня в покое? Я не могу понять, почему надо все сделать, все довести