поднимаютсявсознаниеизсамыхглубинмозга...
Лунныетени.
Сны.
Гарри...
Тыродилась, илесвыбросилменя.
Таллиспосмотреланапоследнююстраницуписьмаивернуласькиллюстрациисрыцарями. Онасосчиталафигуры — четырерыцарямчалиськакветер — апотомсосчиталаподковы.
Восемнадцать!
Таквотчтоонимелввиду. Четырерыцаря, нопятьлошадей, однабезвсадника! Художникнарисовалтолькоеедлинныепередниеноги, бегущиепозадиостальныхлошадей.
Всеэтобылоизвестно, Таллис, нодавнозабыто. Нужнаособаямагия, чтобывсевспомнить.
Онаперечиталаэтислова, захлопнулакнигу, закрылаглазаиоткинуласьнаподушку, давсловамиобразамизпрошлогосвободнопотечьчерезсознание...
И, ужесоскальзываявсон, онаувидела, какГарринаклоняетсякней, егоглазаблестятотслез...
Придетдень, ияувижутебя. Обещаюотвсегосердца.
Посредилетнейночиначаладутьхолоднаязима. Сначаланалетелхолодныйветер, принесяссобойзапахсвежегоснега, апотомснаружизаревеланастоящаябуря.
Еелицоукололальдинка, ивокругзапорхалиснежинки, которымисполнилосьдесятьтысячлет, снежинкиизнавсегдазабытоговремени. Хлопья, похожиеназамерзшиелепестки, прилеталииздругогомираитаяли, побежденныевлажнойжаройавгустовскойночи.
Таллиснешевелясьгляделананих. Онастояланаколеняхмеждукирпичнымисараями — всвоемсадовомлагере, — властнопризваннаясюдаголосом, пришедшимизсна. Огненнаякуклабылазакопанавземлюпередней. Таллисбыласпокойна, совершенноспокойна. Ветеризледяногоадаворвалсявспокойноелетоисхватилеезаволосы; наглазахвыступилислезы. Переднейпоявиласьтонкаясераялинияшторма, вертикальныйразрезвтемномвоздухе, длинойвполовинуеероста. Изэтихнеохраняемыхворотдоносилисьразговорылюдей, детскийплачинервноержаниелошади. Изапах, запахдыма — тамгорелкостер, гревшийкоститех, ктождал.
Былоабсолютнотемно, итолькоэтабледнаяполосказимы — нитьпрошлого — трепеталапередееширокораскрытыми, ничегонебоящимисяглазами.
Ветерпрошептал, принеснамекнаголос.
— Ктотам? — спросилаТаллис, изаворотаминачаласьсуматоха. Вспыхнулфакел — Таллисувиделаегоярко-желтоемерцание — кто-топодошелкворотамипосмотрелчерезних. Таллисбылапочтиуверена, чтовидитотблескисветафакелавлюбопытномглазу, глядевшемнанее. Лошадь — нет, нескольколошадей — беспокойнозаржали. Началбитьбарабан, быстрый, испуганныйритм.
Человекизмиразимычто-токрикнул. Словакакизкошмарногосна — знакомые, нобессмысленные.
— Янепонимаю! — вответпрокричалаТаллис. — Тыодинизшептунов? Тызнаешь, ктоя?
Иопятьвответтольконепонятноебормотание. Ребенокзасмеялся. Порывхолодноговетрапринесзапахпота, животныхиодежды, сделаннойизоленьейшкуры. Женщиназапела.
— МенязовутТаллис! — крикнуладевочка. — Таллис! Атыкто? Кактебязовут?
Раздалсяхориспуганныхкриков. Подругомумирузаметалисьтемныетени, тозакрываясветфакела, тоопятьоткрывая. Жестокийледянойветернабросилсянапламя, идажеТаллисуслышала, какдалекийогоньзаревел, деревозатрещало, воротаосветилслабыйотблескполированногозолота.
Прискакаливсадники. Онамогласлышать, каккопытазвенятпоненадежнымкамням, какзлокричатлюдиинедовольноржутлошади, которыхзаставилиподниматьсяпоопасномуоткосу.
Онапопыталасьсосчитатьих. Четырелошади, подумалаона. Четыре! Ноонатутжесообразила, чтонеможетсказатьточно: большечемодин... нонебольшечеммного!
Онавнимательнослушала. Появлениевсадниковвызвалодвижение, крики, хаос. Кто-то — мужчина — злозакричал. Собакапаническизалаяла. Ребенокзавизжалещегромче. Налетелпорывхолодноговетра, огоньзаревеливспыхнултакярко, чтонамгновениечерезворотасталовиднобеспорядочноедвижениенафонесверкающегонеба.
Ивэтомгновениеонауслышаласвоеимя.
Насекундуонаостолбенелаидаженемогладумать. ПотомвспомнилараннеедетствоисмехГарри. Онаопятьуслышала, какондразнится, посадивеенанижнююветкудубанаполеКамнейТрактли. Дваголосазатанцевалидругвокругдруга: одинизлета, котороедавнопрошло; второйизогненнойзимыпотустороннегомира.
Ивотонислились, потомучтозазвучалиодинаково.
— Таллис! — крикнулеебратизместа, котороебылотакблизкоитакдалеко. — Таллис!
Егоголоспотрясее; внембылоотчаяниеипечаль. Истрасть, илюбовь.
— Таллис! — впоследнийраз. Томительныйкрик, долетевшийдонеечерезполосуне-пространства, котороеотделялоееотзапретногоместазимы.
— Гарри! — крикнулаонавответ. — Гарри! Яздесь! Ястобой!
Черезворотапросачивалсяснег. Иедкийдым, заставившийеезадохнуться. Однаизлошадейзаржала, всадникзакричалнанееизаставилуспокоиться.
— Япотерялтебя, — крикнулГарри. — Япотерялтебя, асейчаспотерялвсе.
— Нет! — крикнулаТаллис. — Яздесь...
Холодныйветерударилеевлицоиотбросилназад. Онаслушала, какзаворотамиревелштормибеспокойнопереговаривалисьсобравшиесялюди. Онапогляделавокруг. Бытьможет, естькакой-нибудьспособоткрытьворотанастежь!
Итут, покаонакричала «Яприду, Гарри... ждименя! Ждименя!», узкаящельрастаяла.
Услышаллионеепоследниеслова? Ждетлионеще, скорчившисьотхолодаиглядянанить, позволившуюимпоговоритьдругсдругом; думаетлисрадостьюомгновенияхразговорасосвоейрыжеволосойвеснушчатойсестрой? Илиплачет, чувствуясебяброшеннымею?
Поднявшиесяслезыужалилиглаза, ионасвирепосмахнулаих. Глубоковздохнув, онаопятьопустиласьназемлюиуставиласьвтемноту, слушаятишину. Потомподругуюсторонустеклачто-тозашевелилось, иТаллисувиделабелуювспышкунамаске, которуюонаназывалаПустотницей. Значит, онабылатамвсеэтовремя.
Рукапохолоделаотразмазанныхслез, нооначувствовалаиболееглубокийхолод, холодснежинок, опустившихсянаеетело. Снегбылсамымнастоящим, значитиголосбрата, контактсзапретныммиром, вкоторыйонушеливкоторомпотерялся, егоотчаянноеположение... всебылонастоящим.
Потерялся. Вмире, чьенастоящееимяонаещенезнала. ОнаназывалаегоСтарымЗапретнымМестом. Ивэтомличномименивсебылоправдой.
Таллисвстала, вышлавсадивзяласьрукамизаперекладиныворот, ведущихвполя. Стоялаблестящаязвезднаяночь. ОнаясновиделаКряжМорндунидеревья, собравшиесяназемляныхвалахстаройкрепости. Втишинеонаслышалаислабоежурчаниеводы, бегущейпоЛисьейВоде. Повсюдуонавиделаследы — илислышалазвуки — ночнойжизни, наполнявшейэтуземлю...
Повсюду, нотольконевнаправлениинаРайхоупскийлес, источникпечалиГарри. Мрачныйлеснаполнялатолькотьма, ошеломляющаячернаяпустота, котораяхотелавсосатьее, маленькуюрыбку, всвойогромный, всепоглощающийрот.
VI
ЗагремевшийнакухнегоршоквырвалТаллисиззадумчивости. Онанезнала, какдолгоонастоялауворот, глядянатихуюземлю, ноужерассвело, небонаддеревнейТеневойХолмпламенеловсемиоттенкамикрасок.
Онапочувствоваласебясвежейиполнойэнергии, почтивозбужденной, ичереззаднююдверьворваласьнакухню. Мать, застигнутаяврасплох, отнеожиданностидажевыронилакастрюлюсводой, которуюонанеслакплите.
— Божевсемогущий, ребенок! Тызабралауменядесятьлетжизни!
Таллисскорчилавиноватуюгримасу, обогнулабольшуюлужуводыиподобраламеднуюкастрюлю. Матьвсталараньше, чемобычно. Онабылавхалате, волосыстянутыплатком, безмакияжа; еезаспанныеглазагляделинадочь.
— Богаради, чтотыздесьделаешь? — спросиламать, поплотнеезапахиваяхалат. ОнавзялауТаллискастрюлюисунулаейврукиизодраннуюполовуютряпку.
— Янеложилась, — ответилаТаллис, опустиласьнаколенииприняласьсобиратьхолоднуюводу.
Матьслюбопытствомпосмотрелананее:
— Тынеспала?
— Янеустала, — совралаТаллис. — Исегоднявоскресенье...
— ИмысобираемсявГлостер, кслужбе, апотомктетеМей.
ТаллисизабылаоежегодномвизитектетеМейидядеЭдварду, откоторогоонанеполучаланикакогоудовольствия. Вихдомепахлосигаретамиикислымпивом. Кухнявсегдабылаполнастираннымбельем, висевшимнаверевках, тянувшихсяотстеныкстене; ихотятамподаваликчаюсвежийхрустящийхлеб, нанегоможнобылонамазатьтолькокомковатыйжелтыймайонез. Еедвоюродныйбрат, Саймон, приезжавшийдомойнаканикулы, называлего «тошнотворнойприправой».
Онивместеубралилужу. Вваннойзадвигалсяотец. Таллисхотелось, чтобыонбылздесь, когдаонабудетвпервыйразрассказыватьостранныхиудивительныхсобытияхэтойночи. Нопотом, глядя, какматьнабираетновуюводудляяициставитеенаплиту, онапорадовалась, чтоотцанебыло.
— Мамочка?
— Сходииумойся. Тывыглядишьтак, какеслибытебясвязалиипротащиличерезлес. Носначалапередаймнеяйца.
Таллиспередалаяйца, предварительновстряхиваякаждое: еслиононебулькает — значитсвежее, согласноСаймону.
— Тырассердишься, еслиГарривернетсядомой? — наконецспросилаона.
Матьклалаяйцавводуидаженевздрогнула.
— Почемутыспрашиваешьтакиеглупости?
Таллискакое-товремямолчала.
— Тыоченьмногоспориласним.
Матьнахмуриласьибеспокойнопосмотрелананеесверхувниз:
— Чтотыхочешьсказать?
— ТыиГарринелюбилидругдруга.
— Этонеправда, — резкосказалаженщина. — ВлюбомслучаетытогдабыласлишкоммалаинеможешьпомнитьГарри.
— Яоченьхорошопомнюего.
— Тыможешьпомнить, каконуехал, — ответиламать, — потомучтоэтобылопечальноевремя. Ноничегодругого. Иконечно, никакихспоров.
— Нояпомню, — тихоинастойчивоповторилаТаллис. — Иониоченьогорчалипапу.
— Асейчастыоченьразозлиламеня, — сказаламать. — Пойдиотрежьхлеб, еслихочешьхотькак-топомочь.
Таллисподошлакхлебницеивзялабольшойбатонсобожженнойкорочкой. Онаначаласоскребатьобгорелуюверхушку, хотяейоченьнехотелосьэтимзаниматься. Ей, увы, никогданеудавалосьпоговоритьсматерьюодействительносерьезныхвещах. Наглазанавернулисьслезы, онагромковдохнулавоздух. Матьнедоуменно, ссожалением, посмотрелананее:
— Чтотытамнюхаешь? Янехочуестьхлеб, которыйтыобнюхала.
— Гарриговорилсомной, — сказалаТаллис, сквозьслезыглядянасуровуюженщину. МаргаретКитонмедленнососкребаламаслосоздоровогокуска, ноееглазазадержалисьналицедочери.
— Когдаонговорилстобой?
— Прошлойночью. Онпозвалменя. Яответила. Онсказал, чтонавсегдапотерялменя, аясказала, чтояблизкоинайдуего. Онговорилтакимодиноким, такимиспуганнымголосом... Ядумаю, чтоонзаблудилсявлесуипытетсясвязатьсясомной...
— Связаться? Как?
— Леснымипутями, — пробормоталаТаллис.
— Чтоещеза «лесныепути»?
— Сны. Ичувства. — Ейнехотелосьрассказыватьоженщинахвмаскахиотчетливыхвидениях, которыепосещалиее. — Висториях, накот