гдапочемуонинеспаслидом? Почемупростобросили? Тамвсезаросло. Хотяиосталасьмебель. Стол, плита, шкаф... дажекартинынастенах.
Отецпосмотрелнанееислегканахмурился. Быловидно, чтословадочерипоразилиего.
— Почемуонитакпоступили? — настойчивопродолжалаТаллис. — Почемуониоставилидомлесу?
— Незнаю... Действительнонезнаю! И, долженсогласиться, этооченьстранно...
Онподошелкокну, тяжелооблокотилсянаподоконникипосмотрелнаясноевечернеенебо. Таллисподошлакнему, подумалаирешилась.
— Гаррипошелвэтотдом? Онтудапошел? Тыдумаешь, чтоонтамумер?
Китонтяжеловздохнул, потоммедленновыдохнул.
— Янезнаю, Таллис. Ябольшеничегонезнаю. Похоже, чтотебеонрассказывалзначительнобольше, чеммне.
Онамысленновернуласьвтотвечер, когдаГаррипопрощалсясней.
— Ярассказалатебевсе, чтопомню. Онсказал, чтоуходит, нобудеточеньблизко. Онтогдавообщебылоченьстранным. Кто-торанилегострелой... иэтовсе, чтояпомню. Иещеонплакал.
Отецповернулся, приселрядомснейикрепкообнялее. Изегоглазтеклислезы. — СнамиГарринепопрощался. Толькостобой. Тызнаешьещекое-что? То, чтомучиломенявсеэтигоды.
— Возможно, оннеожидал, чтоуходиттакнадолго.
— Онумирал, — сказалДжеймсКитон. — Должнобыть, онрешил, чтодолженщадитьмоичувства, инепопрощался. Онумирал...
— Откудатызнаешь?
— Простознаю. Что-тослучилосьсним, впоследниенескольконедель... ионсдался.
Таллис, когдадумалаоГарри, никакнемоглапредставитьегомертвымхолоднымтелом, зарытымвземлю. Онапокачалаголовой:
— Яуверена, чтоонжив. Онзаблудился, толькоивсего. Яуверена, чтоонещевернетсякнам.
— Нет, дорогая, — мягкосказалотец. — Онсейчаснанебесах, враю. Намостаетсятолькосмиритьсясэтим.
— То, чтоонвраю, — запротестовалаТаллис, — вовсенеозначает, чтоонмертв.
Отецвыпрямился, улыбнулсяиположилрукуейнаплечо.
— Наверно, тамсовершеннозамечательныймир... — Онпогладилеепоголове. — Полногигантскихлосей, рыцарейвполнойбронеитемныхзамков. Несколькосотенлетназадтебябысожгликакведьму.
— Нояневедьма.
— Полагаю, чтотогдаихтоженебыло. Пошли. Порапоужинать. Ипередсномтырасскажешьнамещеоднуисторию.
Онзасмеялся, ионивышлиизспальни.
— Обычнородителирассказываютсвоимотпрыскамнаночьсказки, аненаоборот.
— Уменяестьхорошая, — сказалаТаллис. — Очеловеке, чейсынотправилсяпогулятьполесу. Человекбылуверен, чтоегосынасъеливолкиионбольшеегонеувидит, хотянасамомделемальчикспряталсявдоме.
— Нахальныймаленькийдьяволенок, — сказалотец, взъерошилейволосы, ионивместеспустилисьвгостиную.
IV
Напряжение, царившеевдоме, немногоспало. ДжеймсКитонповеселел, сталживее. «Онсумел, наконец-то, рассказатьмнеосвоихчувствахкГаррииуспокоился», — решилаТаллис. Онапо-прежнемунепонималаегобоязливогоотношенияклесу, номатьсказалапросто: «Ондумал, чтоемунеобходимопосмотретьнатоместо, кудапошелГарри. Сейчасонпонял, чтоэтогонехочет».
Плохоеинепонятноеобъяснение, нодругогонебыло.
ТемнеменеесамаТаллиспочувствоваласебянамногоувереннееи, послешколы, продолжалаисследоватьидаватьименатерриториивокругфермы. Ипродолжалавырезатьмаскиималенькихдеревянныхкукол, всеболееиболееискусно. Бродяполугам, онапостоянновиделамимолетныефигуры, преследующиеее, ноонибольшенепугалиее. Когдабыонаниподходилакогороженномупастбищу, известномукакКамниТрактли, еепериферийноезрение, казалось, жилособственнойжизньюипоказывалоейтекучийдрожащиймир, никогданевидимыйотчетливо, нокоторыйнамекалнастранныечеловеческиефигурыипритаившихсязверей.
Иещетамбылизвуки: изполя, котороевсеназывалиПни, доносилосьпение; таконаузналаеготайноеимя: ЛугПечальнойПесни. Таллисникогданевиделапевцаи, черезкакое-товремя, пересталаегоискать.
Былизагадкипоинтереснее. Однажды, сидявполусненаполерядомсЛисьейВодой, онавнезапноочнуласьиобнаружиласебяувходавогромную, наполненнуюветромпещеру, идущуючерезбуйныйгустойлескдалекимвысокимгорам, передкоторымивздымаласьяркосветящаясястенапламениидыма. Странныйсонпродлилсянебольшесекунды, истехпоронавиделапещеруветратолькомельком, вгорячиеспокойныедни, когдаееслегкакасалсяприлетевшийизниоткудачужойветерок.
Вскореонаустановила, чторовнотриженскиефигуры, никогданеснимавшиекапюшоны, частопоявляютсянакраюеезренияи, прячасьвгустыхзарослях, наблюдаютзанейчерезпрорезираскрашенныхдеревянныхмасок. Вкакой-томоментТаллиссообразила, чтовсякиестранностипроисходятснейименнотогда, когдаоднаизэтихженщиннаходитсярядом. ЕслинедалековертеласьБелаяМаска, сознаниеТаллиснаполнялиотрывкиисторий; казалось, самаземлярассказывалаейозабытыхбитвахидикихохотах. РядомсЗеленойМаскойейхотелосьвырезатьновыхкуколионавиделаназемлестранныетени. Третьяфигура, сразноцветноймаской — белой, зеленойикрасной — заставлялаТаллисдуматьосвоейсобственной «Пустотнице»; этафигураассоциироваласьстакимистраннымивидениями, какпещераветраипечальнаяпесня.
Таллиснепонимала, зачемкому-то «наблюдать» заней, ипокарешиланедуматьобэтом. Ноонапродолжаласоздаватьмаски, копируяте, чтоносили «рассказчица» и «резчица». Ипокаонаработала, кнейприходилиимена...
БелуюмаскуонаназвалаГаберлунги, странноеимя, ионаулыбнулась, произнесяеговслух. Габерлунгибылапамятьюземли, ииногда, когдаТаллиснадевалагрубуюмаскуизкоры — илинеслаеевруках, — историистакойсилойтеснилисьвеесознании, чтоонанемогладуматьниочемдругом. Третьюмаску, сделаннуюизорехаипокрашеннуювзеленое, онаназвалаСкоген[8], ноунеебылоивтороеимя: теньлеса. Маскабыласвязанасместностью; когдаонаприкладывалаееклицу, тениназемле, казалось, изменялись, какбудтоихотбрасывалиболеевысокиехолмыиболеестарыелеса.
Черезнескольколетонасталаискуснымрезчиком; могласделатьмаскуизлюбогосортадревесины, умелообрезалакоруивырезаладырыдляглазирта. Онасамасделала — илистянула — инструменты, припомощикоторыхработатьбылолегче, идажеиспользовалатяжелыекамниразличнойформыкакмолотки, рубилаистамески.
Кпервымтреммаскамонадобавилаещечетыре. СамойпростойбылаЖалоба; черезнесколькоднейпослетого, каконавырезалаееизкорыивы, Таллисуслышалапервуюизнесколькихпесен, которыевремяотвременидоносилисьсполяПни, ипочувствовалаПустотницу: тагляделанадевочкуиз-заживойизгороди, иеекрасно-белаямаскарезковыделяласьнафонепасмурногодня. Жалобабылапечальноймаской: угрюмыйрот, полныеслезглаза, серыйцвет.
Затемеезаставилисделатьещетримаски, иониоказалисьболееинтересными, болееинтригующими. Соколицаимелавтороеимя: птицалетитвневедомыйкрай. Таллиснелюбилаптиц-падальщиков, новосхищаласьмаленькимисоколами, искавшимидобычунадтравянистымиобочинамидеревенскихдорог. ИонараскрасилаСоколицутак, чтобыонаслегканапоминаласокола.
СледующейонасделалаСеребрянку. Ейонапридалабезжизненныерыбьичертыирасписалацветнымикругами; иунеебылоболееспокойноеимя, связанноеснеодушевленнымобразом: лососьплыветпорекамвневедомыйкрай.
ПоследняяназываласьКюнхавал: охотничьясобакабежитлеснымитропамивневедомыйкрай. Онаиспользовалаклочкишерстидомашнейсобакииотделалаимибузину.
Всегоонасделаласемьмасокидесятькукол; придумаланесколькорассказовидалаименабольшинствуполей, речекирощвокругфермы. Онабыласчастлива. Оназаимелатайныеубежищаипримириласьспризраками, трепетавшиминаихграницах. ЕйоченьхотелосьвернутьсявразвалиныОукЛоджа, номеждуфермойилесомлежалополе, покраюкоторогобежаларечка, иониобанежелаливыдаватьсвоитайныеимена.
Ивсеэтобылаигра, частьвзросления; онаигралаввысшейстепенисерьезноиникогданедумалаопоследствияхтого, чтоделает... ичемэтоможетдлянееобернуться.
Всеизменилосьнезадолгододвенадцатогоднярождения: случайнаявстречаглубоковзволновалаее.
Вэтоудушающежаркоеиюльскоеутроонашлапосадуивнезапнопочувствовалазапахдревесногодыма. Древесногодымаиещечего-то. Зимы. Такойзнакомыйзапах, невозможноошибиться, ионапобежалапоузкойдорожкемеждусараямивтайныйлагерьвсаду. Какое-товремяонанепользоваласьим; дорожкапотемнелаизарослакрапивой. Еедальнийконецзагораживалогрязноестекло, взятоеизоднойизтеплициприставленноексараю.
Онаужесобираласьпроложитьсебедорогусилой, когдаизтеплицывышелмистерКости. Оностановилсяиподозрительнопонюхалветер.
— Играемсогнем, юнаямадам? — быстроспросилон.
— Нет, совсемнет, — ответилаТаллис.
Онподошелкней, еготяжелыйкоричневыйкомбинезонпахсвежейземлей. Костиносилеговлюбуюпогодуивтакойденьдолженбылбуквальножаритьсявнем. Егоголыепредплечьязагорелидочерна, ихпокрывалигустыебелыеволосы. Оченьузкоелицо — онносилподходящуюфамилию — усеянноекровеноснымисосудами, сумевшимипроложитьдорогукегоузкомулбу. Большиекаплипотакатилисьпогрубомуугловатомулицу, ноглазаискрилисьдобротойиозорством.
Таллиспосмотреланавысокогомужчину. Костиповернулкнейсерыеглаза:
— Чуюзапахдыма. Чотытутделаешь?
Онговорилссочнымдеревенскимакцентом, иТаллисприходилосьнапрягаться, чтобыпонятьего. Самаонаговорила «довольноправильно», тоестьблагодаряшкольнымурокамстараласьнепользоватьсясамымипростонароднымисловечками.
— Ничего, — ответилаона, потомтщательноповторила: — Ничо.
Костипогляделназаросшуюкрапивойтропинку. Таллиспочувствовала, какеелицовспыхнуло. Онанехотела, чтобысадовникузнал, кудаонаидет. Темныйпроходбылеетайнымместомипринадлежалей, несмотрянакороткоемгновениедезориентациинесколькосекундназад.
Ионасоблегчениемувидела, какмистерКостиотвернулсяотпрохода.
— Чуюдым. Ктой-точегой-тожжет.
— Нея, — сказалаТаллис.
Садовниквытащилизкарманагрязнуютряпку, обтерлицоишеюиприщурилсянасолнце.
— Жарища, чтобяпропал. Надотьглотнутьсидра. — Онпогляделнадевочку, сверхувниз. — Пошли, юнаямадам, стукнемвместе.
— Мнезапрещено.
Онулыбнулся.
— Сомноймогешь, — мягкосказалон.
Ониподошликрядудеревянныхсараевнадальнемконцесада; шаткаяскамья, прислоненнаякним, приглашалапосидетьвтени.
ВследзаКостиТаллисвошлавхолодныйсарайипрошламимостеллажейсгниющимияблоками. Оналюбилацарившийздесьзапахсыростииплесени, сфруктовымоттенком. Яблоки, коричневыеисморщенные, былипокрытыпушистойплесенью. Где-токапалавода, наверноплохозакрыликран. Вдольстенвалялисьржавыекускистарыхинструментов, побольшейчастизакутанныевкружевн