Председатель под руку вывел меня на улицу:
– Ночевать тебе придётся в мазанке. Жена сомневается, что ты фольклор собираешь.
На улице темно, да так, что ничего не видно. Только и свету от фонаря на крыльце да от окон дома.
– Какой мазанке? – спросил я.
– Есть тут у нас одна хата, где уже сто лет никто не живёт и хозяев нету. Всегда туда пускаем фольклористов жить.
– А чего тогда пускаете, раз сомневается?
– Поэтому и пускаем.
Председатель взял большой ручной фонарь и постельное бельё, и мы пошли вдоль высоких заборов. Темень, конечно, страшная. Я только и видел изуродованного светом фонарика Председателя да белое постельное бельё у него под мышкой. Мазанка тоже оказалась белой, словно из какого-то камня. Когда Председатель порыскал по ней фонариком, я заметил, что крыша на четыре стороны, в виде маленького мавзолейчика. Мы добрались по высокой, чуть влажной и холодной траве вперемешку с крапивой к разломанному крыльцу. Из-под отошедшей от стены доски Председатель достал ключ, огромный, больше ладони, и ржавый. Поворачивал в скважине он его двумя руками, видимо, что-то заедало. Хоть в мазанке уже сто лет никто не живёт, но электричество проведено. Проводка толстая, грубая, как червяки по стенам и потолку.
– Ну вот, – сказал Председатель.
Я быстро взял из его рук бельё, кое-как расстелил и улёгся, показывая этим, что хочу остаться один.
Председатель не стал разговаривать и даже присаживаться. Выходя, он ещё спросил:
– Свет выключить? – и, не дожидаясь ответа, нажал на клавишу.
Темнота в мазанке такая, что не видно своих собственных мыслей. Уже позже я узнал, что все окна в домике наглухо заколочены. А тогда лежал и думал о чём-то важном, только не помню о чём.
Разбудила меня Председательша:
– Эй, фольклорист, ты живой?
Я сначала подумал, что она пришла ко мне ночью. Вспомнил энергичного Председателя, весь сжался и залез под одеяло с головой.
– А то почти сутки спишь, весь день проспал.
И тут я поверил, что всё так и есть: в открытую Председательшей дверь сочился дневной свет и свежий воздух.
– Всё нормально, вскоре встаю.
– Ну, тогда ладно. А то муж боится мертвяков, сходи, говорит, погляди. – Она захлопнула за собой дверь, и снова стало темно.
Я быстро оделся и вновь улёгся в постель. Вскоре пришёл Председатель с бутылкой водки, той же самой, вчерашней, а может быть, другой, только похожей. Он врубил свет и уселся на мою постель. От выпивки я отказался. Председатель не стал меня уговаривать.
– А я выпью, – и сделал несколько глотков прямо из горла, словно утолял жажду.
Мы посидели молча.
– Слушай, а сыграй, чтоб все эти мыши подохли! – и только тут я заметил, что всё вокруг: и стол, и стулья, и пол – поперчено мышиными говнами.
– Не скреблись? – спросил Председатель.
Я честно признался, что не помню, расчехлил дидж и сыграл. Но мыши не подохли.
– Скоро уже поеду опять на вахту. – Председатель опять отхлебнул водки.
– А куда?
– Ту-ту в город Воркуту. Там на машине до общаги, а с утра на вертолёте на месторождение. До нас даже дороги нет.
– Я тоже с Севера, – и протянул ему руку.
Председатель равнодушно пожал.
– Жена меня всё больше не понимает. Там совсем другая жизнь. Это же нефтяники! Татары, цыгане, алкоголь, наркотики, – лицо его изменилось. – У нас шесть скважин, и только одна – кормилица. Хлебная. Ещё одна немного даёт. А остальные воду откачивают, одна воду закачивает, чтоб пустоты заполнять. Пустоты, – повторил, задумавшись на секунду, словно понял что-то такое. Глотнул ещё из бутылки. Подмигнул. – Нефть тяжёлая, не то что в Арабских Эмиратах. Зимой геморроя хватает. В морозы. Но в день мы пятьсот кубов даём стране. Но там я кто? А здесь я Председатель.
Я вспомнил о своей сломанной машине и спросил:
– Слушай, тебе домкрат и насос-компрессор не нужны?
– А зачем мне?
– Мне бы продать.
Председатель поднял руку с бутылкой кверху, помолчал немного и сказал:
– Погоди. Это идея. Жене продадим, а ты мне немного подкинешь. Соображаешь?
– Соображаю.
– Она машину думает купить, иномарку. На молоке, наверно, ездить. У тебя насос-то хороший?
– Новьё. Пару раз только пользовался.
– Ну, тогда возьмёт. Она учится сейчас. Ей там сказали, что надо постоянно практиковаться. Ходит теперь и при левом повороте левым глазом подмигивает, при правом – правым. Уеду, будет тут ходить подмигивать всяким.
Я вспомнил Председательшу и Лерку и решил защитить их:
– Зачем ты так о жене?
– Иногда хочется правду сказать. Пошли делать бизнес. Сейчас самое время. После общения с коровой она добрая, можно тёпленькой брать.
На улице уже вечерело. Солнце ещё, правда, висело на горизонте, но вот-вот собиралось опуститься за лес вдали. На небе небольшие тучки. Они окрашены заходящим солнцем и не похожи на настоящие. Такие рисуют в мультфильмах. По дороге нам встретилась, загомонившая при нашем появлении, стая гусей.
– А чего они не улетают? – спросил я.
– Крылья подрезаны. Да и куда им лететь?
Он кинул в них пустой бутылкой, но потом неуклюже сбегал и подобрал её. Пристроил около забора. Странно, что Председатель совсем не опьянел от целой бутылки. Мне даже подумалось, что жена разбавляет водку водой, чтоб муж не упился.
Как только мы вошли во двор, Председатель крикнул:
– Галина! Галина, выйди! – и вдруг обратился ко мне: – Галина – ведь это курица. На куриных кубиках написано: «Галина Бланка – буль-буль».
Через пару минут вышла Галина и поставила руки на бока. Я понял, что это её боевая поза и встаёт она в неё, не замечая этого.
– Ну чего?
– Ты учишься, хочешь стать водителем?
– Ну.
– Собираешься покупать автомобиль, машину?
– Ну и чего?
– Вот человек.
– Вижу.
Мужу никак не удавалось найти в супруге слабое место, какой-то хитрый подход, и он пошёл напролом:
– Купи домкрат и насос у него.
– Зачем? Мне не надо. – Галина опустила руки с пояса. Видимо, что-то поняла своё и боевая поза больше была не нужна. Стала заниматься делами: трясти какими-то тряпками, низко нагибаясь, переставлять обувь на крылечке. Мне даже показалось, что это хитрый продуманный ход, чтобы показать, что товар неинтересен, и сбросить цену.
Муж не сдавался:
– Новые, почти не пользованные. Месяц назад в Москве купил. Тащи! – махнул он в мою сторону рукой.
Я подскочил к багажнику и открыл его. Он у меня никогда не закрывался. И услышал в спину, но сказанное чуть громче, чем обычно, Галинино: «Не надо». Но я всё-таки достал домкрат и насос. Они висели у меня в руках, как два убитых гуся. Я вспомнил, откуда это: однажды во время службы, уже там, убили двух прибившихся к нам собак, на шашлыки. И я вот так же держал этих собак.
Муж всё уговаривал и уговаривал жену, а мне казалось, что в руках моих с каждой секундой тяжелеют домкрат и насос.
Вдруг Галина спросила:
– А ему зачем деньги?
– А тебе зачем деньги? – повторил Председатель и повернулся ко мне.
– Поехать дальше хочу. Я ещё никогда не видел моря. Автостопом поеду. Машину пока у вас оставлю, можете даже со двора выгнать, я потом заберу.
– Везёт тебе, – сказал Председатель и пожал мне руку, да так сильно, что я чуть не выронил домкрат.
– Так тебе деньги нужны, чтоб уехать? – спросила Председательша. – Уехать хочешь? Бедный. – Она посмотрела на меня с таким участием, словно лицо моё выражало мировую грусть. А может, так и было.
– Дам я тебе денег. А ты, – обратилась она к Председателю, – возьми у него инструмент и отнеси в гараж. Приедет за машиной и заберёт.
На деньги Галина не поскупилась. Он и она уговаривали меня остаться на ночь и даже разрешили ночевать в их доме, но я ни в какую не согласился. И только спросил:
– А позвонить от вас можно? Маме.
– Звони по скайпу, – сказал Председатель.
Я, конечно, удивился, что у них есть интернет. У мамы скайпа не было, поэтому я написал ей письмо по почте. Жив-здоров, и всё такое. Заодно написал точный адрес деревни во всех подробностях. Зная свои проблемы, я боялся, что вскоре забуду напрочь, где находится моя машина.
Напоследок я похлопал её по капоту, достал рюкзак с заднего сиденья, перекинул дидж через плечо и перед самой темнотой вышел из деревни. Когда я у калитки протянул Председателю две сотни, он оттолкнул их, словно ворованные. Последний пункт моего назначения не оказался последним, и вот новый крайний прыжок в неизвестность.
Интуиция не подвела меня. Как только вышел на дорогу и стемнело, меня догнала машина с громкой музыкой и остановилась. Водитель открыл дверь:
– Ты куда ночью с гранатомётом? Садись! Ноги не казённые! Как говорил мой сослуживец: «Этими ногами ещё в баню сходишь».
Я залез на заднее сиденье разбитой «семёрки». Пришлось переложить на одну сторону большие свёртки, перевязанные верёвкой. На переднем сиденье сидел пассажир. Долгое время ехали молча. Громко долбила иностранная музыка, выбивая из моей головы все мысли. Видимо, мы ехали по какой-то другой дороге, а не по пустыне Сахара.
Пассажир закурил и, затягиваясь, обернулся назад. Красное его лицо от сигаретного света казалось худым и с большим носом.
– Так ты кто такой, что по ночам шарахаешься?
Водитель убавил звук на магнитоле. Я вспомнил, как обрадовался Председатель, когда узнал, что я собираю фольклор, и ответил:
– Фольклор собираю.
– Хрен тебе сейчас, не фольклор, – сразу отрезал водитель.
– А куда едешь? – спросил носатый. – Вот мы тебя взяли, едем. А ты даже не знаешь, куда.
Я ехал в город мастеров. Так его называла Наташа. Я повстречал её в самом начал пути. И кажется, эта встреча сильно подействовала на меня, заточив моё путешествие на особый лад, вывернув его наизнанку. Наташа дала адрес, засунув записку в карман чехла от диджа: «Съезди, съезди. Обязательно съезди и впишись к ним. Это мои друзья. Сама бы там жила, но врачи говорят, что на юг нельзя. Вот и живу на севере».