Саша снова включил радио и гонял его по разным частотам, наверно, чтобы я больше ничего не спрашивал. То пели песни, то браво разговаривали. Попалась даже волна каких-то охранников. Я представил, как с разных сторон летят волны, мысли, звуки, машины, самолёты. И всё это пересекается и соединяется в ночи. Слышен характерный шуршащий звук от переселения и перемещения народов.
Высадил Саша меня на объездной в полной темноте. Слева кипел огнём котёл города, справа виднелось только несколько слабых огоньков, как светлячки. Это, конечно, было удивительно, что за объездной, словно мёртвая зона начинается. Что мне было делать?
На счастье, по дороге побежала машина с шашечками такси. Я не задумываясь тормознул её. Ехать, так с музыкой. За проезд пришлось отдать компрессор и две трети домкрата. Весёлый темноволосый водитель сказал:
– Можешь не пристёгиваться. Сейчас новый закон вышел, каждый платит за своё нарушение.
После этого я решил пристегнуться, больше домкратов у меня не было.
Перед самой деревней мы на скорости попали на «лежачего полицейского» и даже подскочили в воздух. Свет фар выхватывал по сторонам небольшие домики. Около одного дорожного знака с отражающим элементом стоял высокий мужчина в плаще и прикрывался от наших фар ладонью на вытянутой руке. Казалось, что это колдун, а из ладони выскочит светящийся пучок энергии, чтобы испепелить такси.
– Куда? – спросил водитель.
В темноте искать Наташиных знакомых было бы глупо, и я сказал:
– В центр.
Центр, конечно, оказался очень странным местом. В темноте машина высветила только одно полуразрушенное здание, разделённое на равные отсеки, этакий местный Колизей. Именно к нему я и пополз, когда таксист уехал. Забрался в одну нишу, видимо подвальной части, и затихарился.
Пахнет старой штукатуркой и нежилым. Темно и ничего не видно. В этой темноте и сам ты словно растворяешься. Тихо-тихо, кажется, что и нет тут никакой деревни. Под утро пошёл дождь, сначала маленький, а потом всё сильнее. Я порадовался, что под крышей. Засырело и захолодело. Мне даже показалось, что изо рта идёт парок – вот тебе и юг. Притопали два ослика. Самых настоящих. Грустные, они долго смотрели на меня, а может, принюхивались. Потом приняли за своего и вошли в соседнюю нишу. Они стояли так тихо, что я подумал, что они пропали. Стали появляться дома. Невдалеке был виден купол церкви. Вниз по склону всё дома, дома, а дальше горы, покрытые лесом. Дождь кончился, по дороге, скрипя копытами, прошли никем не подгоняемые коровы. Ослики, переждавшие сырость, выглянули из своего укрытия и, уже не обращая на меня никакого внимания, снова куда-то утопали. Из-за лесистых гор появилось солнце, и сразу стало теплей и ярче. Очень приятно тепло после дождевой стылости. Мне даже показалось, что я понимаю растения, которые, умытые дождём, теперь радуются ласке солнечных лучей. На улицах стали появляться люди. То один пройдёт, то другой. Босая женщина с двумя девочками. Высокий мужик в кирзовых сапогах и с палочкой в руке. Старуха с тачкой, другая с вёдрами. Из-под ближайшего забора высыпали куры. Чёрный петух важно ходил перед ними, и почему-то вспомнилась чёрная курица из сказки. Вообще, мне казалось, что прямо сейчас, у меня на глазах, рождается мир. Вот ничего не было, кроме моего колизея, потом художник нарисовал землю, горы, солнце и воздух, дома. Людей, кур. И так бывает каждый день, каждый день всё обновляется в мире.
А я сидел в своём укрытии, и меня никто не замечал. Люди разговаривали, и я слышал обрывки фраз. Где-то вдалеке тарахтела техника. Проскакал всадник на коне. Топот лошадиных копыт, кажется, отдавался в стене. Я бы мог долго так сидеть, никто бы не заметил, но вдруг понял, что так нельзя. Если я не выйду, то меня не будет в этом мире. Когда встал, почувствовал себя цыплёнком, вылупившимся из яйца. Затёкшие ноги подгибались, ремень перекинутого через плечо диджа и сам дидж почему-то представлялись обвитой вокруг тела пуповиной. Солнечный свет так сильно ударил в лицо, что всё вокруг стало жёлто и я тоже жёлтый.
В разные стороны по горам или, скорее, огромным холмам, были раскиданы дома. Местами они стояли кучно, а местами на большом расстоянии друг от друга. Внизу между холмами видна центральная дорога, а за ней узенькая речка. К центральной дороге спускаются грунтовки. В садах яблоки, груши и сливы.
Где узнать о жизни деревни? Конечно, в магазине. Маленький такой магазинчик. Худощавая пятидесятилетняя продавщица, которой совсем не идёт спецформа с шапочкой и фартуком. Я спросил у неё о свежих яблоках, так просто, ради шутки. Она, конечно, удивилась. Яблок не было. Тогда пришлось купить кукурузные палочки. Хлеб должны были привезти к десяти, к этому времени все придут за покупками. А пока продавщице делать было нечего, и она охотно поговорила со мной. Внешний мой походный вид её совсем не оттолкнул.
В одной части деревни живут местные жители – аборигены. Они держат коров, бычков, лошадей, кур и большие огороды. Вторую половину деревни скупили приезжие из больших городов. Там, в городах, у них есть свои квартиры, которые они сдают и здесь живут на эти деньги припеваючи. Приезжие – это приветливые ребята, потому что явно с приветом. Не ужились в городе, вот и приехали. А может быть, там чего натворили – и на поезд ту-ту. Общаются приветливые с аборигенами только для того, чтобы купить у них молока, творога, сыра и яиц. Но, вообще, я так понял, что обосновались они неплохо. Есть у них свой врач, свой парикмахер, свои учителя… Короче, вполне автономная и замкнутая система. Нет только президента или предводителя.
Мне нужно было попасть на улицу Колхозную, дом три. Улица находилась в самом глухом углу станицы, примыкавшем к лесу. Здесь было много одичавших заросших садов. То, что там сады одичавшие, рассказала мне продавщица: яблоки мелкие, груши мелкие, сливы мелкие. Я, правда, эти яблоки нашёл вполне нормальными, а падающие с дерева груши оказались довольно вкусными. Дома в этом месте были раскиданы далеко друг от друга, и нужный адрес я нашёл не сразу – прошёл мимо. Пришлось вернуться. Но и со второго раза дом не обнаружил, потому что дома не было.
Вместо него за корявыми, увешанными сливой деревьями я различил большую армейскую палатку советского образца. Именно здесь и жили знакомые Наташи – Женёк и Ксюша. Войдя в калитку, я увидел, что на палатке большими красными буквами написан адрес: «Ул. Колхозная, дом 3». Конечно, странно увидеть армейскую палатку с адресом, словно тут их целый город. Но больше палаток вокруг не было. Да и эта, поставленная на небольшом склоне, чуть покосилась и была похожа на огромную улитку, ползущую по своим улиточным делам. Недалеко от палатки стояла машина и был оборудован круглый каменный бассейн. Чтоб вода в нём держалась, на дно кинута толстая плёнка. Концы её свисали с каменного ограждения бассейна.
Я подошёл к палатке, постучать, понятное дело, было не во что. Зато висел электрический звонок и табличка: «Позвони мне, позвони». Я нажал кнопку, ещё и ещё раз, но звонок не работал. Правда, сигналы мои каким-то образом подействовали. Из палатки вышел высокий загорелый парень с чёрными волосами и бородкой. Он был в одних плавках и бандане.
– А! Здорово! – протянул руку. – А звонок не работает, батарейку надо менять, – сказал, зевая, обернувшись назад.
В это время из палатки выглянул белобрысый паренёк лет пяти. Можно было подумать, что именно он сигнал и ему надо менять батарейку. Загар паренька был просто чёрный. Особенно это было заметно при его светлых волосах.
Чтобы меня ни с кем не путали, я сразу сказал, что от Наташи, и объяснил, кто она такая. Но Женёк, по-моему, совсем не помнил её и вспоминать не хотел.
– Женёк, – снова протянул руку.
– Толян. – А что оставалось делать…
– Ну, пойдём в дом, – сказал он и кивнул на палатку, но, заглянув внутрь, остановился. – Погоди, жена оденется. Жара, ходим налегке. Пойдём окунёмся.
И мы пошли к бассейну. Женёк с ходу как-то боком и спиной плюхнулся внутрь, обрызгав меня довольно холодной водой.
– Освежиться самая тема, – поплыл по-лягушачьи, цепляя дно ногами. Поднялась зелёная муть.
Вслед за отцом прыгнул и совершенно голый сынишка. Ему было по самое горлышко.
– Хороший бассейн, – похвалил я.
– А это не бассейн, это дом, – сказал Женёк, сплюнув в воду. – Пока, конечно, фундамент дома. Я, может, сюда переехал только для того, чтоб круглый дом построить. Ну, круглый. Из глины и сена, так какая разница. Вот уже фундамент заложил.
– А зимой как будешь?
– Ну, две зимы в палатке прожили – и третью проживём. Тут зимы такие, знаешь, пару недель, а остальное время я в футболке ходил. У нас на Урале это не холод.
Из палатки вышла высокая женщина в зелёном платье на лямочках. Она была беременна. Я не знаю по срокам, но живот большой.
Мне почему-то сразу подумалось, что сейчас из палатки высыпет человек пять голых загорелых пацанов и девочек, но этого не случилось. Булькающийся в зелёной воде бассейна паренёк был один.
– Заходите, пожалуйста, только у нас немного не прибрано, – сказала женщина улыбаясь.
– Это моя жена Ксюша, – сказал Женёк. – А это Толян.
В палатке не было ни кроватей, ни нар, а лежали надувные матрасы с закиданными постелями: один – двухместный, другой – маленький. Печка-буржуйка, стиральная машина с большим баком, газовая плита на две конфорки, умывальник, ноутбук на детском столике.
– Я специально палатку на склоне поставил, чтоб вода стекала, правда, немного криво, – сказал Женёк, заметив, что я уставился на стиралку. – Ты пока располагайся в гостевой, а мы сейчас чего-нибудь приготовим. А вечером соберёмся где-нибудь, сыграешь. Все соберутся на концерт.
Гостевой оказалась отделённая шторкой узкая щель около входа, этакий нагрудный карман в куртке великана. Там лежал матрас, на котором плавают на море, правда, совсем сдутый. Но я всё-таки прилёг. И сразу так захотелось на море, хотя я никогда там не бывал. Что-то зашипело на плите, а мне представилось, что это прибой, даже померещилось, что голова чешется от песка.