– Да, по стойке смирно. Участники соберутся, я вас сниму.
Как только Андриана Витальевна ушла, сияющий Огурец достал свой «волшебный сундучок» – старую пластмассовую хлебницу с откидной крышкой. В сундучке у него хранились нитки разных цветов, иголки, булавки, ножницы, пуговицы, различные тесёмочки и резинки и даже несколько выпоротых из старых вещей молний.
– Меряйте, мужики! – сказал Сашка в приказном тоне.
Никто не стал спорить. Все знали, как хорошо шьёт Огурец. Его сундучок обслуживал половину простых работяг института. А расплатиться всегда можно было бутылкой. Поэтому после каждой удачной подработки Сашка пьяно хвастал: «Я и костюм могу сшить на глаз!»
Сначала он взялся за Сан Саныча, да тот и переоделся быстрее. Штаны ему оказались как раз, даже чуть узковаты. Но это мелочи. На куртке Сашка сделал две ушивки и поставил на спине специальную резиночку, после чего куртка стала выглядеть не рабочей, а выходной. Такие же резиночки Сашка поставил остальным.
Особенно всем понравились новые шапки. Это были ушанки. Наполовину из меха, наполовину тканевые. Мех, конечно, искусственный.
– Как на олимпиаде у наших олимпийцев, – посмеялся Володя Миронов.
– Да, и мы олимпийцы, – неожиданно до конца не понял сказанного Сашка. – Только Олимп наш в подвале. На эти шапки звезду надо красную. Во!
У шапок была одна особенность – на ушах закрывающиеся небольшие отверстия-клапаны. Они выглядели как маленькие ушки. С одной стороны пришиты, а с другой – цеплялись петелькой за пуговицу. Если клапан открыт, чтоб лучше слышать, мини-ушки подняты кверху и так смешно оттопыриваются мехом наружу, словно к шапке в самом деле специально уши пришили. Мужики завязывали ушанки по-разному, кто как умел, со смехом выхватывали друг у друга, мерили, смотрелись в зеркала.
С Володей Мироновым Огурцу пришлось повозиться. Фигура у него нестандартная: он широкий в плечах, а ростом низкий. Штаны пришлось подгибать внутрь сантиметров на десять. Сан Санычу было страшно глядеть, как Сашка ловко вкалывает английские булавки прямо на ноге, чтоб приметать, а Володя сидит смирно и не боится, что его поранят. В талии штаны тоже пришлось чуть ушивать. За последнее время Володя сильно похудел. Но особенно Сашке не нравилось, как сидят штаны: «Как портки кустарные». Он отходил от Володи, просил его не прятаться и наконец нашёл решение:
– Снимай!
Что уж он там ушил, но после доработки штаны стали сидеть «как на показе мод».
– Можем ещё иголкой ковырять! – похвастал Огурец. – Тут был ещё один аспект – пропорции. Светоотражающие полоски стали ниже на штанах, когда я их подогнул! Во!
Сан Саныч смотрел на все эти чудесные действия с нескрываемым восторгом. Иногда он взглядывал на себя в зеркало и видел, что он как из магазина.
Свою одежду Огурец подтыкал без примерки, уже и так всё зная.
Около девяти на Сашкин телефон позвонила Андриана (последнее время она редко-редко звонила Сан Санычу, а всё время Сашке). Мужики уже одевались, казалось, похрустывая новой одеждой. Сашка схватил телефон и по привычке переключил его на громкую связь:
– Да, Витальевна! Всё сделано, как у кутюр!
– Сделали? – Механический голос начальницы, наверно из-за плохого динамика, казался совсем неестественным.
Сан Саныч невольно глянул на телевизор, работавший без звука, и ему до боли стало неприятно это несоответствие.
– Сделали, сделали, Витальевна.
– Молодцы! Вы где щас есть?
– В казематке своей.
– Зэки, – посмеялась Витальевна. – Вы тогда выходите потихоньку.
– В новой одежде! С новыми силами! К новой работе! – рапортовал Огурец.
– Ты знаешь что?.. – ответила начальница. – После конференции новую одежду аккуратно сложите в пакеты, а потом подпишите, ну, маркером: «Миронов», «Самоцветов». Или бумажку вложите. Будет ваша парадно-выходная. – Голос замолчал.
И все даже подумали, что связь оборвалась. Но потом Витальевна добавила:
– Сан Санычу сдавать не надо.
– Понял! – Сашка тут же достал из шкафа чёрный маркер и положил его рядом с телефоном, из которого уже слышались сигналы сброса.
На улице рассвело. Это всегда удивительно, когда приходишь на работу в темноте, а поднимаешься из подвала, где нет окон, – уже светло. Или идёт дождь, или снег выпал. Всё это без тебя.
Дышать после подвала хорошо. Слегка мело, падал мелкий редкий снег. На дорожках он лежал как пыль, совсем тонким слоем. Словно только для того, чтобы следы остались. Но под ногами поскрипывал.
Сразу же разошлись по своим «постам», как сказал Сашка.
Первым делом Сан Саныч промёл крылечко второго корпуса. Следов было немного, поэтому сильно не притоптали. Но Сан Саныч не просто смёл снег, но и вышаркал всё из каждого шва между плитками. Дальше он не знал, что делать, встал в сторону и стал ждать. Сначала стоял просто, но потом вспомнил, что надо по стойке смирно. Оправился, подобрался, а метлу поставил рядом с собой справа веником вверх.
Ждал довольно долго, но никто не проходил. Он вспомнил, что инженеры, наверно, на конференции, а остальным велено не показываться лишний раз. К тому же к главному корпусу можно пройти по переходу на третьем этаже. Наконец входная дверь второго корпуса отворилась. Сан Саныч вздрогнул. Но то была ложная тревога. Выскочила уборщица Леночка и тут же расхохоталась:
– Уморишь ты меня когда-нибудь, Сан Саныч! Словно с ружьём у памятника.
Этой Леночке было к сорока, но по фигуре можно было спутать с девочкой. Она постоянно меняла наряды. «В секонде яркие шмотки набирает, чтоб мужиков цеплять», – говорил Сашка. По институту Леночка всегда ходила в коротком белом халате, с голыми ногами. И по двору института так, в любой мороз. Вот и сейчас выскочила налегке и усеменила к главному входу. Сан Саныч не любил этой Леночки, потому что она жалела его в шутку и называла «бедный вечный дворник».
Сан Саныч промёл за ней, постоял немного и, может быть, ушёл бы, потому что ему надоело. Но он видел, что к главному входу подъезжают машины, там ходят люди, а Сашкина оранжевая жилетка мечется в разные стороны. Поэтому Сан Саныч снова встал по стойке смирно, а метёлку поставил справа. Вскоре ему стало холодно голове, и он натянул капюшон. Прошла в ожидании минута, другая, третья, и Сан Саныч сам не заметил, как уснул. Ему и раньше доводилось засыпать стоя. Но сегодня, после бессонной страшной ночи, он уснул особенно крепко и только благодаря опоре на метлу не падал с ног. Снег засыпал его одежду, скапливался в складках, а Сан Саныч всё стоял и стоял. И не знал, сколько времени был в этом забытьи-оцепенении. Проснулся он от того, что кто-то громко разговаривал. Сначала его качнуло, так что здание института словно через голову перекувырнулось, но он не упал.
От главного входа к нему спешили два парня лет по двадцать пять. Оба в одинаковых тёмно-синих костюмах, с бордовыми галстуками. Они были в летних ботинках, поэтому часто поскальзывались, но не падали. Один из них на ходу подхватил снег и стал есть его.
– Здравствуйте! – сказали они почти одновременно.
Сан Саныч хотел ответить, но рот словно застыл, и он просто кивнул.
– Я же говорил, что живой! – весело выкрикнул один. – А можно с вами сфотографироваться?
Сан Саныч опять кивнул. В капюшоне, весь засыпанный снегом, он походил на алеута, вернее, представителя какого-нибудь малочисленного племени где-нибудь далеко в тундре.
Парни встали по обе стороны «алеута». Один далеко вытянул свой смартфон на палочке и раз за разом повторял:
– Ещё! Ещё!
Наконец второй парень запротестовал:
– Я замёрзну сейчас! – Он первый пошёл к главному крыльцу.
– Спасибо большое! – поблагодарил фотограф и, поскользнувшись, тоже пошёл.
У Сан Саныча, пожевавшего губами и сглотнувшего комок, прорезался голос:
– А конференция уже началась?
Оба парня обернулись:
– Да ты что, отец, уже час, как идёт. Мы давно отстрелялись, а чего там сидеть.
Фотограф поднял руку и медленно-медленно помахал, как Юрий Гагарин перед полётом.
Сан Саныч тоже медленно (да по-другому, закоченевший, он и не мог) помахал в ответ. Он не знал, что за ним и за всей сценой в окна третьего этажа с интересом наблюдают десятка два глаз.
На фотографии засыпанный снегом Сан Саныч получился неважно, размыто. Может, это на фоне ребят в синих пиджаках. Они, наоборот, на снегу получились так хорошо, словно фотошопом вставленные. Ещё портил снимок довольно сильный отсвет от правой руки Сан Саныча – на плече слетел снег и отражающие полосы спецкостюма фонили. Между тем эта фотосессия стала главным впечатлением от конференции для двух ребят, приехавших из далёкого города. Сама фотография пошла в альбом и на страницы в соцсети.
Зелёнка
Несмотря на полуденную жару, народу на набережной было много, на пляже тоже. Самые умные, конечно, прятались в тень под зонты и пережидали. Остальные особенно густо натирались и брызгались средствами против загара. От этого в накалённом воздухе стоял стойкий запах этих средств. Кажется, он был таким сильным, что даже перебивал запах моря, вздыхающего негромко.
Прибой можно было увидеть, только если подойти к самому каменному парапету набережной и встать на цыпочки. И сразу хотелось на берег. Бродить вдоль по кромке воды, купаться, смотреть в голубую даль, туда, где море соединяется с небом. Любоваться небольшим парусником, словно приплывшим с картины.
Самые нетерпеливые из только что приехавших залезали на парапет, спрыгивали вниз. И вот они уже на пляже. Остальные долго шли вдоль каменной ограды до официального входа. Кое-где на набережной ларьки с напитками и фруктами. В тени палатки проката велосипедов парень поставил один велосипед кверху колёсами и вовсю крутит педали. Видимо, он что-то отремонтировал. Загорелые его руки в смазке. Заднее колесо гудит, спицы слились в движении, посверкивают немного.
По набережной шла женщина. Она ничего этого не замечала. Не молодая уже. В лёгком платье, с маленькой белой сумочкой, без головного убора. Волосы неумело собраны в косу. Женщина сейчас думала только об одном: как сняла обручальное кольцо и увидела, что под ним кожа не загорела. Пальцы у неё чуть растолстели. Кольцо сидело плотно, и она сдёрнула его с трудом, и вот думала только о том, как сдёрнула и какая светлая кожа осталась на его месте. Палец слегка ободрался на сгибе и сейчас ныл и казался неродным.