Она глянула в сторону входной двери. Серёжа, нахлобучив ушанку, выходил. Ирина Ивановна догнала его в холодном храме и схватила за руку:
– Серёжа, стой.
– Что, Ирина Ивановна? – Хотя лицо и осталось детским, голос был баском.
– Вот! – вытащила она из рюкзака свой пакет с холодцом. – Это холодец, очень хороший. Помнишь, я такой на школьные вечера приносила?
Серёжа стоял и не шевелился.
– Возьми, возьми! Ради Христа возьми. Только никому не говори. В храм мяса нельзя, не позорь меня, возьми. Спаси ты меня, – она сунула пакет ему в руки.
И он взял. Но, видимо, не ожидал, что в нём такая тяжесть – чуть не выронил.
– Спасибо!
Ирина Ивановна вернулась в храм, и сразу к печке – греться. Она даже хотела уйти в своё запечье, чтоб не садиться за стол, но не успела. Батюшка прочитал молитвы перед едой.
Тут же её позвали в несколько голосов:
– Ирина Ивановна!
– Ирина Ивановна, идите сюда.
– Ко мне за стол.
Всех остановила Екатерина:
– Посадим в центр. Садитесь рядом с батюшкой.
– Без Ирины Ивановны и Рождество не Рождество.
– Ирина Ивановна наше всё, – пошутил батюшка. – Это столп, на котором всё держится.
И пришлось пройти боком между лавкой и столом, стараясь не задеть тарелки с едой.
От запаха всех этих бутербродов и салатов почему-то подташнивало. Но было очень хорошо с близкими людьми. Она уже давно считала всех прихожан только близкими людьми.
За столом шутили, оживлённо разговаривали. Батюшка весело рассказывал о сегодняшней службе, как бы между делом указывая на ошибки хора. Немного поев, Ирина Ивановна поняла, что сил у неё больше ни на что нет. Все их она потратила на пост, на дорогу до храма и молитву во время службы. Ужас наводила та мысль, что надо возвращаться домой, снова по морозу, в ночи и, может быть, без единой остановки. Она знала, что любой из сидящих за столом, если она попросит, будет рад приютить её. Если попросит, вызовет такси. Но она почему-то подумала, что не надо. Когда прочли благодарственную молитву и стали расходиться, Ирина Ивановна, присев с краю стола, спросила, надо ли помочь с уборкой. Женщины на неё только руками замахали.
На открытом крыльце храма стоял Серёжа и курил. Заметив Ирину Ивановну, он быстро спрятал сигарету куда-то в кулак, а может, и в карман.
– Ирина Ивановна, – выпучил он глаза особенно сильно, – пойдёмте к нам ночевать, вам ведь далеко до деревни. Мама звала.
– Спасибо, Серёженька, мне надо домой, печи топить, а то всё там замёрзнет.
– Утром пойдёте. – Он подумал немного. Изо рта у него шёл пар, словно он всё ещё курил. – А мороз-то спал, так что, может, ничего, не выстудит.
– Как спал? – ахнула Ирина Ивановна. Даже сквозь намотанный на лицо платок вырвалось облачко пара.
– Пятнадцать градусов уже. Всё показывало на это. Может, завтра затает. Пойдёмте к нам, Ирина Ивановна. Ради Христа, – добавил он как-то механически. – Мама звала.
– Ну, если пятнадцать градусов, – засмеялась она отчего-то, – дом не промёрзнет. Пойдём.
Серёжа взял у своей учительницы большую грамоту в рамке, сунул под мышку, и они пошли. На улице и правда потеплело. Снег поскрипывает, но уже не так резко и жёстко, и на небе не видно звёзд. Вообще, после больших морозов пятнадцать градусов кажутся настоящей оттепелью. Ирина Ивановна стянула с лица платок. Вспомнила, что забыла в холодном храме рюкзак, но возвращаться не хотелось. На лицо упали первые после холодов снежинки.
Серёжа жил недалеко от храма в старом деревянном многоквартирном доме. Приземистом и неприглядном. В подъезде пол как будто немного под углом, уходит вниз. И кажется, что входишь в подземелье. Видимо, что-то просело. Пахнет одновременно собачиной и кошатиной и септиком. Ирина Ивановна даже остановилась, так ей шибануло в нос. Серёжа не обратил на этот запах никакого внимания. Он уверенно с серьёзным лицом поднимался по исшарканной лестнице с частыми ступеньками на второй этаж. Грамоту теперь держал обеими руками перед собой. Ирина Ивановна пошла вслед за ним. Если бы не лампочка на площадке второго этажа, то подниматься попросту было бы сложно.
В квартире ничего не изменилось. Ирина Ивановна была здесь лет десять назад по школьным делам. Те же обои, тот же неумело крашенный пол, подновляемый иногда, на стене в прихожей вырезанная из журнала фотография какого-то певца.
Когда Ирина Ивановна сняла верхнюю одежду, из кухни в длинный коридор выглянула мать Серёжи Марина.
– Здравствуй, Ирина Ивановна! – сказала она весело. – Прямо в валенках проходи! У нас не больно-то.
Чёрные короткие волосы, вязаная кофта непонятного цвета, переходящего от жёлтого в голубой. На ногах обтягивающие джинсы. Сколько помнит Ирина Ивановна Марину, она всегда носила джинсы и дома, и на улице. Бёдра у неё узкие, а сама таким шариком и чуть-чуть сутулится.
– Ну, Ирина Ивановна, твой холодец чистый камень, так замёрз. Я уж его резала, резала. Но уж когда этот камешек в рот положила да он растаял, так словно до седьмого неба поднялась. Чай будешь?
Ирина Ивановна помотала головой. После поста она и так переела на трапезе, и было нехорошо. Да ещё в носу стоял этот запах из подъезда.
– Ну, тогда давай спать. Серёга, отведи к Паше. Ты, Ирина Ивановна, не смотри, что я такая бодрая, я только со смены.
Серёжа молча проводил её в детскую, постоял немного и ушёл. В свете, который проникал в открытую дверь из кухни, Ирина Ивановна сразу увидела Пашу. Он спал на маленьком топчанчике, глаза его были закрыты, но казалось, что он смотрит прямо на неё и хочет сказать что-то доброе. Ирина Ивановна знала, что у Марины четверо детей, разброс по возрасту довольно большой, и Паша младший.
В комнате уютно, даже в полумраке заметно, что недавно здесь сделан ремонт. Ирине Ивановне приготовили подростковую, но вполне подходящую для неё кровать. Рядом стоял включённый обогреватель. Постельное бельё хорошо пахло. Было видно, что его долго сушили на улице на морозе. Ирина Ивановна разделась и легла. На кухне приглушённо разговаривали. Она вспомнила, что сказала Марина про холодец. Засыпая, всё представляла, что у неё во рту камешком мясное мороженое, которое постепенно тает.
За шишками
Посвящается моей семье
Полёт
Веретеном кинуло вперёд. Мне показалось, что я задел рукой потолок или что-то ещё. Стукнулся боком обо что-то. Оказался впереди, рядом с Алексеем. Витя сидел, держась за голову. Всё произошло так быстро, что, возможно, я во сне слышал и скрип, и лязг и ещё во сне полетел веретеном вперёд. И только в эту секунду открыл глаза и увидел, как всё крутится перед глазами.
Вот Витя сидит и держится руками за голову. Испуганные глаза Алексея. Он громко спросил:
– Что, брат, уснул?
– Уснул, брат, уснул, – ответил Костя.
Мне было страшно посмотреть в его сторону. Казалось, что лицо его всё разбито в кровь о руль или даже он ударился о стекло.
Алексей, видимо, тоже подумал об этом.
– Сам-то как, командир?
– Всё нормально, – ответил Костя, – только нос, стукнулся. – Он как раз приподнял голову от руля. Глаза его были наполнены каким-то ужасом и осознанием того, что произошло.
Алексей привстал:
– Ничего себе, куда мы чуть не улетели.
Впереди, в ночной темноте, перед изогнутым капотом что-то белело. Капот дымился.
В окна, прижав руки и лица к стеклу, со всех сторон заглядывали люди. Видно было только эти лица, словно из тумана.
– Все живы? – сказал кто-то снаружи.
– Всё нормально, – ответил Алексей и переспросил на всякий случай: – Все целы? Руки-ноги на месте?
На мне уже были надеты штаны на спортивки (для тепла). Оставалось найти только куртку и кроссовки. Куртка нашлась быстро, кроссовки тоже лежали на месте, под «ковром» теплоизоляции. В голову пришла мысль: «В кого мы врезались? Что с ними?» Вспомнились слова Алексея: «Ничего себе, куда мы чуть не улетели».
И я представил, что машина на мосту, висит передними колёсами над пропастью.
Дверка салона не открывалась. Я вылез в плохо открывающуюся дверь кабины и спрыгнул на землю. Машина стояла перед глубоким, метров десять в глубину, оврагом. Остановило нас бетонное ограждение белого цвета. Всё оно и земля вокруг были забрызганы тосолом. Радиатор измяло. Вообще передок был раскурочен. Передние крылья загнуты.
На улице холодно. У меня не попадал зуб на зуб. Я долго не мог застегнуть молнию на куртке. Потихоньку все вылезли из машины. Около нас ходили два мужика, женщина и ребёнок.
– А мы услышали хлопок и пришли посмотреть, что такое. Ну, хоть все живы.
Впереди виднелась освещённая заправка, жёлтые фонари вдоль дороги. И в темноте казалось – в самом деле надо ехать прямо. Но трасса здесь делала крутой поворот, огибая большую яму, в которой велись работы по устройству моста. На противоположной стороне оврага мигали лампочки, предупреждающие об опасности. С нашей стороны такие лампочки, по-видимому, тоже были, но почему-то не горели. Метров за пятнадцать, за двадцать до ямы столбики на бетонных подставках, затем красные пластмассовые имитации ограждений в виде запчастей из лего-конструктора, а уже перед самой ямой огромные бетонные отбойники. Машина сбила столбики, смяла и раздавила муляжи, сдвинула с места и развернула отбойники и только после этого остановилась. Кто-то включил аварийную сигнализацию, и машина весело замигала, словно заигрывая с лампочками на той стороне.
Местные мужики, оказавшиеся около нас, советовали тащить «газель» в Кемерово. Да других вариантов и не было. Я залез в машину. Нашёл свою сумку с документами и половинку плитки шоколада. Откусил сам, дал кому-то. Попытались остановить проезжающие машины, но никто не соглашался тащить. Решили узнать, поворачиваются ли колёса. Но рулевое не работало.
– Ну, тогда только на эвакуаторе, – сказал один из мужиков.
По телефону с интернетом нашли эвакуатор через такси. Нашёл один из мужиков. И они уехали.
Я несколько раз предлагал прибраться внутри, но меня словно не слышали. Наконец Костя прореагировал, и мы с ним стали наводить порядок. Все задние кресла были свёрнуты напрочь (спинки их были загнуты вперёд). Спинки двух сидений, что сразу за водительским, видимо, сломал при падении я. Мы переложили кедротряс в середину вещей и закрыли матрасами. Термос Алексея со стеклянной колбой разбился. Пришлось выметать зеркальные стёкла. Нашли термос с кипятком и пакет сушек. Передавая друг другу кружку, напились кипятку.
Приехали полицейские. Ругались, что-то объясняли, потом составили протокол на Виктора и уехали.
Минут через пятнадцать мы решили узнать, как там заказ, но телефон разрядился. Оделись потеплее, и мы с Алексеем пошли на заправку заряжать телефон.
Алексей несколько раз со смехом рассказал, как Виктор с задних сидений-лежанок, как мячик, как плюшевый мишка, полетел вперёд и упал у его ног.
– Как плюшевый мишка. А в нём ведь сто двадцать килограмм. Сначала вижу – летит, а потом уже сидит. Смотрит и ничего не понимает.
У Алексея болела спина, которой он стукнулся обо что-то. Я ударился правым боком, рёбрами. Да ещё поцарапал в нескольких местах указательный палец на левой руке. Пальцами этой руки больно брать мелкие предметы.
Заправка оказалась закрытой на приёмку бензина, и даже в магазин не пустили. Но охранник привёл нас к электрощиту и показал розетку. Подзарядив телефон, мы позвонили в такси, но ни о каком заказе они и не слышали. Пришлось повторить. Холод собачий, сбегали до машины и оделись ещё теплее. Лёха надел зимнюю куртку. Несколько раз звонили в такси, каждый раз отвечали, что ищут подходящую машину. Возможно, они ищут эвакуатор в других организациях, а у самих его нет.
Отменили заказ, вызвали частника через объявление. Он сказал, что сейчас приедет за шесть тысяч. Ориентиром для него мы указали посёлок Рассвет, заправочная станция.
Наконец открыли магазин, и можно было погреться. Лёха купил нам по сникерсу, себе кофе, а мне бутылку воды.
Приехал эвакуатор. За рулём пожилой торопливый мужик. Когда я полез к нему в кабину, почувствовал, что больно опираться на левую руку. Видимо, и левой рукой тоже сильно стукнулся.
«Газель» затащили на эвакуатор задом. Это удалось не сразу. Сначала пришлось выравнивать колёса, пиная по ним ногами. Мы с Лёхой забрались в кабину эвакуатора, Костя с Витей в «газель». Мужик обещал отвезти «газель» в знакомые ремонтные мастерские.
На рассвете въехали на территорию мастерских. Здесь же располагалась небольшая гостиница. Константин договорился о комнате, и мы заселились.
У Виктора болит голова – стукнулся затылком, а может, устал от бессонных ночей.
Кто-то лёг спать. Я первым делом вымылся. Алексей заварил макароны. Мы с ним чего-то перекусили. Приятно принять душ и лечь на свежие простыни.
До этого
Я долго не мог найти работу. Мы переехали в Подмосковье с Севера. И я перебивался случайными заработками. А никакой стоящей работы никак не случалось. Очень часто нанимателей смущала северная прописка. Как-то со временем моё состояние безработного стало казаться нормальным, как будто так и надо. И вот тёща переслала мне сообщение «ВКонтакте»:
«Нужны крепкие православные молодые парни для поездки в экспедицию в Сибирь на два месяца. Зарплата 30 тысяч в месяц. Подышим запахом тайги и, может быть, окунёмся в Енисее». И телефон. Я уже давно хотел дикой свободы и сбросить с себя весь этот быт. А самое главное, разорвать замкнутый круг безработного, как-то вырваться из сжимающегося этого круга. И хотя мне было уже за сорок, я позвонил. Оказалось, что надо ехать за кедровыми шишками, а при хорошем стечении обстоятельств, зарплата будет в два раза больше. Через несколько дней позвонили и сказали, что меня отобрали.
Отправился в Лесосибирск собирать кедровые шишки. Весь день был на нервах. Выезд несколько раз откладывался. Дома все перенервничали от этого. Пока ездил за старшим в гимназию, жена сшила мне ножны для ножа. Теперь у меня есть не только топор, но и нож. Вышел из дома в половине шестого. С младшим и мамой попрощался чуть раньше: они уехали в художественную школу на занятия. Когда прощались с остальными детьми, они выстроились в ряд. Я всех их поцеловал и благословил. Девочки помахали ручками: «До свидания, папа!» Жена заплакала, но ушла на кухню, чтоб не показать слёз. Она молодец. Автобус перед Голутвином попал в пробку и опоздал, поэтому, преодолев мост через пути, я вошёл в электричку за минуту до отправления.
В Москве с трудом нашёл место сбора. Это небольшой подвальный магазинчик, торгующий разной полезной едой. Вслед за мной появился Алексей – высокий крепкий парень. По его большому рюкзаку я понял, что он тоже за шишками. Пока ждали, когда приедет машина, хозяйка угощала красной рыбой и мочёными орехами (миндалём, грецкими, фундуком). Оказывается, орехи надо вымачивать несколько часов в воде, так как у орехов есть свой собственный консервант, кислота, которая сохраняет их, а после замачивания уходит в воду.
На машине приехали Константин и Виктор. Костя, хозяин магазина, худой, высокий, говорит басом, что несколько удивительно при такой худобе. Виктор высокий, здоровый, немного полный, весь зарос бородой, и голова не стрижена. Ходит медленно.
На полмашины постелили тонкий серебристый утеплитель. По швам склеили его скотчем. А уж потом загрузили вещи.
Оказалось, что радиатор течёт. А машина взята в прокат. Именно за ней ездили мужики. Несмотря на поломку, решили ехать.
Машина тянула плохо, дёргалась, печка не работала. Ещё когда выруливали по улицам Москвы, Алексей вдруг сказал:
– Знаешь что? Наверно, не стоит об этом говорить сейчас… Но… Наверно, не стоит…
– Говори.
– Если «газель», такая как наша, попадает в аварию на скорости больше восьмидесяти километров в час, то никто не выживает.
Проехали часа полтора. Машина совсем плохо пошла. Водители Костя и Виктор приняли решение вернуться. Сдать машину, взять другую, менее удобную (меньше влезает), но по качеству, возможно, лучше. Около Сергиева Посада повернули обратно, даже проехали через пригород Сергиева Посада. Но через какое-то время машина пошла лучше, печка стала греть. Неожиданно снова поехали в сторону Сибири.
Чтобы было удобнее ехать, на задние сиденья сложили не бьющиеся, не ломающиеся вещи. Сверху матрасы. Получилось три спальных места. Одно – на полу сразу за сиденьем водителя.
Второе на вторых пассажирских сиденьях, и третье – сзади на вещах.
Позавтракали яйцами, картошкой, огурцами, орехами и морковкой. В обед в какой-то деревне «газель» остановили гаишники. Командир ушёл в их машину и через какое-то время вернулся:
– Витя, дай свои права!
– А чего такое?
– Да у меня права просроченные оказались.
Отдали права. Полицейский посмотрел на нас через стекло. Виктор, лежавший сзади, помахал ручкой: вот, мол, я.
Стали судить-думать, что будет. Виктор нашёл по интернету, что за езду без прав от пяти до пятнадцати штраф.
Командира долго не отпускали. Наконец он вернулся, пятьсот рублей взял. Оказалось, дали пятьсот рублей штрафа за остановку около пешеходного перехода. Долго проверяли машину и самого командира по базе.
– А на сколько права просрочены? На несколько дней?
– Да с прошлого года.
Дальше поехали так: за рулём либо Виктор, либо командир (тогда Виктор рядом сидит, чтоб можно было поменяться).
Ночью едва не обсохли. На скорости до заправки добрались. За нами гналась машина. Оказалось, они тоже чуть не обсохли. Мужик страшно ругался на свою машину. А потом сказал: «Сейчас, оказывается, три часа ночи, а у нас всё час». Так мы переехали два часовых пояса и оказались в другом времени.
Ночью проехали Урал – небольшие холмы с частыми каменными горками, словно наросты.
Чай кипятили на маленькой портативной горелке с газовым баллоном. Баллон новый. Иногда огонь вспыхивает высоко. У нас четыре сорта чая: зелёный, улун, чёрный, красный. Заваривали по несколько раз в чайнике. Наливали в стеклянные чашки с двойным стеклом. Зелёный чай самый крепкий. Он бодрит. Пили с курагой. Курага особенная, самая полезная, ничем не обрабатывается, в Армении растёт. Засыхает прямо на деревьях. Потом снимают и достают косточку. Есть деревни, только в одном месте, в Армении, которые занимаются этим. Половину сами съедают, половину продают. В одной кураге оказался живой червяк, тутовый шелкопряд.
В обед поели в столовой. Суп, второе. Виктор отказался от мясного борща, так как в пятницу он старается мяса не есть. Завтра Рождество Богородицы. Все об этом помнят. Проехали Тюмень, большой красивый город. Через час отъехали от трассы в сторону, в город Ялуторовск. Там побывали на всенощной в соборном храме в честь Сретенья Господня. Нас помазали, мы съели хлебушки, намоченные вином, потом попили святой воды. Я исповедался и взял благословение причаститься в праздник. Ночью навигатор с картой 2016 года несколько раз нас обманывал, показывал неправильное направление. Дорога поменялась. То же было чуть раньше, в Тюмени. Навигатор показывает круговое движение. А дорога широкая, прямая. С 2016 года поменялась, стала прямая, в несколько полос. Хорошо, у Алексея на телефоне есть навигатор, и мы разобрались.
Ночью проехали Омск, я его не видел. На рассвете я заметил, что мы едем навстречу солнцу. В Сибири много лесостепей. И вот степь далеко-далеко. На горизонте виднеется полоса леса. Над ней небо розовым украсилось. Словно солнце только чуть глаза приоткрыло и через прищур вот так светит. А на редких тучах розовый свет отражается фиолетовым. И кажется, что тучки эти будто из ваты приклеены. Потом розовая полоска стала не такой яркой (потускнела). Наверно, потому, что в центре её недвижный костёр загорелся, только не жаркий, не обжигающий. На туче, что нависла почти над самым костром, к фиолетовому свету прибавился нежно-розовый. Но солнце всё никак не выходило, всё таилось… Вот машина стала подниматься в горку, мы словно вылетали на невысокий трамплин. Солнце показалось своим ярким краем. Видимо, из-за неровности дороги и поворотов то появляется, то снова скрывается за далёкими деревьями, бежит за ними. И кажется, что солнце играет, пульсирует… Наконец совсем выкатилось золотой блестящей монетой. Смотреть на неё нельзя. Только глянешь – и сразу глаза зажмуриваешь. И бегут в глазах, катятся золотые монеты.
Вдруг Виктор говорит:
– Полседьмого. Надо храм искать.
Оказывается, что ночью проехали ещё два поста полиции. Вскоре заехали в посёлок Татарский. Здесь нашли храм Покрова Богородицы. Священник большой, высокий. Но ходит тяжело, видимо, чем-то болеет. Мы с Витей причастились. После службы нас пригласили в трапезную, где мы вкусно пообедали. Так получилось, что на вечернюю мы попали в Ялуторовске, а причастились в Татарском, между которыми семьсот тридцать восемь километров.
Прихожане сказали, что у батюшки шесть детей и три высших образования (две семинарии). Ещё за трапезой рассказали, что в Красноярском крае горит лес, к дороге выходят медведи.
Снова поехали. В одном месте видели небольшой пожар. Горела трава и невысокие деревья. Ещё несколько раз останавливали полицейские. Проверяли документы и отпускали. Один раз за рулём был командир Костя, Витя спал. Пришлось быстро меняться. Полицейский не придирался, хотя у Вити большая борода и зелёная футболка, а у Кости – серая.
Перед Новосибирском повернули на Юргу. Машина снова не пошла. Перестала тянуть в гору, печка перестала работать. В Юргу приехали около двенадцати ночи. Здесь нам надо было взять специальное оборудование. Человек, с которым мы договорились, подъехал на машине в условленное место, мигнул фарами, и мы поехали за ним. Мимо каких-то построек, потом гаражей. Казалось, что мы едем за продавцом оружия. В одном из гаражей нас ждали, мы купили кедротряс. Его изготовитель Роман объяснил принцип действия. А когда загрузили в машину, сказал, что это не совсем законная штука, хотя не причиняет вреда, колот сшибает кору и намного опаснее для дерева.
(До этого, ещё темнело, проехали Обь. Красивая речка. Берега крутые, то ли скалистые, то ли глинистые. Наверно, скалистые.
В одном месте реки остров. Большой, тоже каменистый. На него въехала машина.)
Взяли оборудование и поехали дальше. Константин за рулём. Они с Виктором долго о чём-то говорили. Понятно стало, что хозяин станка по переработке шишки не может встретиться и показать его ночью. До этого договаривались на двенадцать ночи. Но к двенадцати ночи в Кемерово мы не успеваем, так как барахлила машина. Переиграли встречу на семь утра. До Кемерово совсем недалеко, торопиться некуда.
…Я уснул. Проснулся оттого, что на мой матрас наступил Виктор. Матрас чуть съехал, и я едва не упал с сиденья. Дёрнулся, вскрикнул и выставил перед собой руки.
– Тихо, тихо, – успокоил меня Виктор. Оказывается, Костя отправил его спать.
Вообще, я часто чуть не падаю со своей лежанки. Машина притормозит резко – и меня скидывает. От этого я очень плохо высыпаюсь.
Выехали на хорошую дорогу. Я снова уснул. Проснулся, когда повернули куда-то в сторону.
– Брат, что такое? – спросил Алексей.
– Спи. Всё нормально, – ответил Костя.
По звукам я понял, что он решил долить в бак из приготовленной на всякий случай десятилитровой канистры. Снова выехали на трассу. Машина притормозила. Я привстал, посмотрел в окно. На пролетавшем мимо указателе было то ли пятьдесят, то ли шестьдесят километров до Кемерово.
Я успокоился. Вспомнил, что в Кемерово погрузим станок, который займёт много места, и будет уже не полежать. Лёг и стал молиться, чтоб всё было хорошо. Машина ехала с большой скоростью.
…Проснулся я оттого, что послышался какой-то скрип, лязг. Тут же машина во что-то с сильным ударом врезалась. Меня кинуло вперёд вырвавшимся из рук веретеном. Страшно, что силе, которая влекла меня, я не мог сопротивляться.
После
В гостинице своё отопление и вода из своей скважины. Но, правда, вода плохого качества. Все ходят с канистрами на колонку. Хозяин автосервиса и гостиницы, кроме того, занимается лесом, у него своя пилорама, строит столярку.
После обеда, когда мы вышли на улицу, хозяин, сам мастер по ремонту машин, сказал, что ремонт обойдётся не дешевле, чем покупка такой же подержанной «газели», потому что лопнула рама. Он сказал, что у него на ремонте стоит эвакуатор, который возвращается в Москву, и посоветовал переговорить с водителем. Но эвакуаторщик загнул цену в пятьдесят тысяч. Смысла перегонять разбитую машину на такое расстояние не было.
Костя постоянно ищет разные варианты проката или покупки машины. Проката практически нет. Он возможен только с водителем, да и то никто не соглашается.
Сварили суп из курицы. Поели.
Мы с Алексеем сходили до вокзала, деревянного храма Александра Невского и парка Ангелов. На месте этого парка стоял торговый центр «Зимняя вишня», в котором при пожаре сгорел шестьдесят один человек. Совсем недавно там посадили шестьдесят один кедр, поставили шестьдесят один камень. Ещё есть «горы» из камней с землёй. В день нашего прихода было открытие водно-светового спектакля. В одном месте на камень с разных сторон лились освещённые струи воды, словно это заливают «Зимнюю вишню». Собственно спектакль проходил в другом месте. Около круглой башни. С её стен под музыку срывались струи воды, особо расцвеченные прожекторами. Потом из-под земли, прямо из тех мест, куда падала вода, вдруг били фонтаны, поднимающиеся до самого верха башни.
Решались вопросы с машиной. После обеда мы с Виктором пошли заказать благодарственный молебен. В храме Александра Невского в ближайшие дни служб не было. Мы расспросили, где Знаменский собор, и пошли туда. Это огромный храм с двумя приделами (верхним и нижним). Рядом огромная лавка, размером как хороший магазин. За храмом есть музей, приходской дом.
Заказали благодарственный молебен и молебен о путешествующих. Взяли просфоры и святой воды. Побывали на вечерней службе. Охранник отдал нам свою большую просфору, которую ему после литургии дал священник. Вернулись вечером. В доме ничего не приготовлено. Сходили за пельменями, по-быстрому сварили их. Ещё съели творог.
Ночью Константину и Виктору ехать на попутной машине (по «блаблакару») в Барнаул покупать старую «буханку».
Ребята уехали. Утром Лёха долго спал. Потом мы сварили кашу, перекусили и пошли в парк, который расположен на берегу реки Томи. Ходили по набережной. С набережной открывается прекрасны вид на Томь и на противоположный берег (небольшие горы или холмы). На одной из гор надпись: «Кузбасс». Зашли в магазин, посмотрели, сколько стоят бензопила и лебёдка.
Вечером приехали ребята. Поужинали тем, что было. Константин, Виктор и Алексей часто обращаются друг к другу: «брат», «брат Алексей». А иногда: «дядя».
Легли пораньше. Завтра Косте и Виктору ехать за станком, а потом за печкой. Машина, которую они купили, так себе. Выскакивает третья скорость, проблемы с управлением и печкой.
Проснулись поздно. Командир с Виктором поехали за станком и печкой. Мы сварили на завтрак овсяную кашу и отправились покупать бензопилу и комплектующие к ней, лебёдку, топор, лопату, шприц для дозирования масла и эмалированное ведро с крышкой.
Пилу, топор, лопату и брусок нашли довольно быстро. В поисках ведра пришлось ехать на край города в большой магазин, но ведра там не оказалось. Зато купили лебёдку. Нашли сухие бруски 50х50 – три метра по двести рублей. Но это слишком дорого. Ведро, наверно, придётся купить какое-нибудь другое, но где взять крышку к нему? Сварили суп из морковки, картошки, лука. К овощам добавили банку скумбрии. Виктор, так как была среда, отказался, заварил себе бич-пакет, съел что-то ещё.
Начали погрузку машины. Все сиденья в машине, кроме водительского и пассажирского рядом с ним, сняты, валяются на полу. Выкинули ненужные. Оставили одно со спинкой, длинное, в виде лавочки. Поставили его вдоль стенки, что напротив боковой двери. Местный сварщик приварил его. «Буханка», видимо, сильно битая. Выправлены стойки, кое-где поставлены дополнительные железные рейки, прикреплённые на болты. Концы болтов далеко торчат в салон, а это очень опасно. По нашему настоянию Константин срезал эти болты болгаркой. Внутри в «буханке» – станок для размола шишек. Он стоит у задних дверей и прикручен прямо к полу на кровельные саморезы. Уложили трубу от печи, кое-что ещё. На крыше установили багажник от «газели». На пилораме купили бруски 50 на 50. Здесь они по двадцать пять рублей метр погонный. Это намного дешевле, чем в магазине. Правда, они сырые, что не очень хорошо. Брусья необходимы для установки шатра-палатки. На них будет натянут специальный материал. От тёплого воздуха печи брусья будут сохнуть, их начнёт изводить, крутить, может порвать тент. Несмотря на возможность таких неприятностей, Константин решил купить эти брусья. Видимо, ушло много денег на машину.
На багажник привязали пачками брусья, между ними прямо на крышу уложили два запасных колеса. Пока ребята доделывали это, я сварил гречневую кашу на сегодня и яйца на завтра. Заканчивали погрузку уже в темноте при уличном освещении.
Пока был на кухне, разговаривал с Александрой, женщиной пятидесяти семи лет. Она работает у хозяина гостиницы. Топит печь в кочегарке. Что-то готовит. Подметает и моет за постояльцами. За сто рублей постирает бельё в машинке. (Ребята пару раз воспользовались этим.) Александра вместе с мужем живёт тут же, при гостинице, заодно и присматривает за ней. У неё две комнаты без дверей. Одна с одной стороны кухни, а вторая – с другой. Потолки в комнатах под наклоном, косые, так как это чердачное помещение. В кухоньке небольшой столик, раковина с помойным ведром под сливом, пара шкафиков. Один шкафик сделан из старого холодильника.
Рабочий холодильник, в котором и мы оставляли продукты, стоит в комнате Александры. Особенно неудобно брать из него продукты вечером, так как после восьми Александра ложится спать. В холодильнике не работает свет, поэтому в тёмную комнату заходишь с фонариком на мобильном. Случайно освещаешь спящую женщину. Потом копаешься в холодильнике, как вор.
Кухонька, расположенная между двумя комнатами, является основным местом обитания Александры. Очень часто она делает заготовки. Иногда Александра выходит на открытую веранду второго этажа (чтобы попасть в гостиницу, надо подняться на эту веранду по крутой лестнице). И вот иногда Александра выходит на веранду, садится в кресло, укрывается тёплым одеялом и глядит на всё, что происходит вокруг: на автосервис, пилораму и даже на частные домики чуть в стороне, наверно, и на дальние многоэтажки, словно она повелительница всего этого и царица. Раскрасневшееся от плитки, а может от солнца, лицо её чуть светится. Может, вспоминает она в эти минуты свою родину.
Александра – беженка из Донецка. У них с мужем нет общих детей. Когда началась война, первым уехал её сын. Уехал далеко, в Кемерово. Нашёл работу, так как хороший маляр по покраске автомобилей. Сын мужа ушёл воевать и до сих пор в армии. Александра ещё какое-то время пожила на родине. Очередным обстрелом у соседки убило корову. Мясо пришлось распродать по дешёвке. Глядя на это, Александра распродала всю свою скотину за копейки. Перебралась в Донецк, где устроилась на работу медсестрой в больницу. Она рассказала, что однажды из Горловки таксист привёз большую коробку, а в ней четверо малышей. Оказалось, что, когда обстреливали местную больницу, из её дверей выкатилась тележка, а на ней четыре малыша. Из горящей разрушенной больницы. Возможно, кто-то успел их таким образом спасти, а сам остался внутри. Таксист собрал малышей в коробку и поехал в Донецк. Он говорил, что пропускали на всех постах, как украинских, так и дэнээровских.
– Как откроют коробку, говорит, так и плачут, и плачут. Вот, простые-то люди лучше властей. Родители их тогда не нашлись. Хоть из больницы и запрашивали. Сейчас уж большие. По пять лет.
Пять лет, как уж я уехала, – сказала она так, словно только сейчас про это вспомнила.
Уехала она в 2014 году. Сначала добирались до Ростова-на-Дону. Дороги в страшном состоянии, мосты раздолблены. Из Ростова прямым поездом до Новосибирска. (Тогда она не знала, что с пересадкой в Москве можно добраться прямо в Кемерово.)
– В Новосибирске меня пацан встретил, – она так и сказала: «пацан». Так часто называет сына.
Сын отвёз её в небольшой посёлок, где жили их родственники. Но в посёлке оказалось жить очень сложно, пришлось перебраться в Кемерово. Работала то в одном месте, то в другом, снимала жильё. Наконец в автосервисе, где работал сын, появилось место для жилья и работы. И Александра перебралась в две чердачные комнатки без окон.
– Нет, отсюда я никуда не уеду, – говорит Александра. – Работа есть, жильё есть. За свет, воду платить не надо. Муж зовёт на родину. Всё ему здесь не нравится. Но я не поеду. Здесь у меня сын рядышком, внучка. Куда я поеду? А сам пусть едет, я его не держу. Но чтоб ехать – деньги нужны. А он то работает, то нет. Не пьёт, не пьёт, а потом как начнёт. И у сына чего-то работы стало меньше. Ремонтировать ремонтируют, а красить не хотят. Уж это не главное. Сначала думали – отпуска, не до этого людям, а теперь уж все отпуска кончились.
В Донецке у Александры остался отец, которому около девяноста лет.
– Да он ничё ещё. За собой смотрит, за здоровьем смотрит. Сам в магазин ходит. Вот только в пятиэтажке у них крайний подъезд, и живут только в трёх квартирах. Отец да два алкаша. Случись что, ни к кому не обратишься, никто не поможет.
Поужинали и легли пораньше.
Утром, помолившись, позавтракали остатками гречневой каши, супа, чаем и хлебом с маслом. Догрузили вещи, в том числе те, что были в комнате, и выехали. Виктор за рулём, командир рядом. Мы с Лёхой в салоне. «Бухан» рычит, орёт, трясётся. Для переключения скоростей надо сильно газовать. Двигатель выходит одной частью в салон. Защитное железо с него срезано, видимо, для тепла. Поэтому в салоне жарко, но это не беда. Плохо, что от движка сильно пахнет гарью. Пока ехали без навигатора, чуть не повернули на встречку по улице с односторонним движением. Лёха случайно заметил знак, и мы с ним вместе заорали:
– Налево! Налево! Здесь одностороннее!
Сначала проехали по Кемерово. Надо было отдать лебёдку, которую мы вчера купили. Лебёдка не подходила, она была всего на восемьсот килограмм. Маленькая. Мы с Лёхой пошли сдавать, а ребята в автомобильном магазине купили другую. И два верёвочных троса к ней. Чтоб можно было вытаскивать машину издали.
У меня заболела спина около лопатки, словно что-то воткнули. Неожиданно боль перешла ещё и на грудь. Я связывал это с ушибом, ведь у меня побаливала рука и чуть с правой части груди. Возможно, какой-то рецидив. Хотя, может, это зажим и нервное.
Виктор так и говорит, только почему-то шёпотом:
– Может, нервное.
Долго ехали. Под горку Виктор разгонялся до девяноста, чтоб легче выйти в подъём. Но всё равно машина сбавляла ход, приходилось переключаться на понижающую. Со свирепым рычанием, на предельной скорости, словно железные великаны, обгоняли нас одна за другой огромные фуры. Если не было параллельной полосы, обгоняли по встречке, несколько раз сигналили. Гружёным грузовикам с прицепом лучше не сбавлять скорость на подъёме, а то они могут и не выехать. Виктор, понимая это, часто сворачивал на широкую бровку и ехал по ней.
Двадцать шестое сентября – канун праздника Воздвиженья Креста Господня. Старались попасть в храм на вечерню, хотя бы на кусочек. Нашли храм впереди в селе Марьино. Но он оказался закрыт. Скорее всего, это часовня. Рядом с храмом музей под открытым небом, напоминающий о страданиях сосланных в Сиблаг. Здесь кусок узкоколейки, барак, что-то наподобие землянки или входа на рудник. Есть расстрельная доска с силуэтами людей и отверстиями от пуль. Рядом висит кусок рельсы и приготовлен прут – это било. Каждый может ударить в него в память о замученных в лагерях.
Мы надеялись, что есть ещё один храм, но посерёдке Марьино остановились, и Костя куда-то ушёл. Оказывается, в магазин «Рыболов», чтобы что-то купить. Мы его долго ждали. Я расспросил одну женщину, есть ли храм и как добраться. Лёха нашёл его в интернете и поставил навигатор. Костя вернулся с плёнкой для теплицы и никелированным ведром (таким, как подойник для дойки коровы). Пока ждали, я видел старика без правой руки и без правой ноги. Невольно вспомнился поезд и железная дорога. Такое впечатление, что мужик упал на рельсы и ему отрезало руку и ногу. Старик опирался левой рукой на палочку и прыгал сантиметров пять – семь, после чего мелкими прыжками ещё допрыгивал, как бы набирая расстояние и одновременно останавливаясь.
Нашли второй храм, большой, кирпичный, с высокой колокольней. Но он был закрыт, видимо, служба здесь проходит раньше. На выезде из Марьино попалась ещё часовенка.
Всех интересовал вопрос, когда будет обед, ведь уже шесть часов вечера, но командир всё медлил. Наконец поели в придорожной столовой. Слышали, как одна из поварих звонила по телефону:
– Что, за шишкой ездили? Как это не ездили? Все люди ездят. Очень много. Так поедете за шишкой?
Лёха нашёлся и громко ответил:
– Поедем!
На кухне захохотали.
Весть о большом количестве шишки и еда всех привели в благодушное состояние. На улице уже почти стемнело. Я думал, что мы никуда не поедем в темноте, но мы поехали.
Ночью, в темноте, ехать страшнее. На скорости машину начинает кидать то в одну, то в другую сторону. В такой ситуации фуры, как встречные, так и попутные, кажутся особенно страшными.
Надо было подумать о ночлеге: необходимо найти частный дом или небольшую гостиницу, чтоб можно было загнать машину во двор, так как она не закрывается. Нашли несколько вариантов. Наконец дозвонились до хозяйки подходящего дома в Ачинске. Виктор управлял уже из последних сил, когда подъехали к дому. Хозяйка открыла железные ворота и отогнала в сторону свою белую машину с правым рулём. «Буханка», урча и рыча, въехала на место стоянки. Нам отвели небольшой домик, который, видимо, постоянно сдаётся таким же бригадам, как наша. Кухонька с раковиной, кое-какой посудой. Совмещённый санузел. Правда, душ можно принять только холодный, так как не работает водонагреватель. Его провод питания висит без вилки. Вместо вилки два зачищенных проводка. Кто-то, видимо, пытался вставить провод в розетку прямо так. Мы не стали. В другом месте я нашёл оголённую розетку.
В единственной комнате два раскладывающихся дивана: один узкий, другой намного шире. Пол давно не мыт и в буквальном смысле – липкий.
Окна пластиковые, радиаторы современные.
Из постельного белья хозяйка принесла нам одну простыню, один пододеяльник и три наволочки. Мы поделили их по-братски. Принесли из машины свои подушки и спальники, которыми укрылись. Мы их подписали на бирке. Чтоб не путать: «В» – Виктор, «Сергей», «Командир» и «Алексей Александрович». Помыли уставшие ноги, немого перекусили. Помолились. Читал Виктор. Перед чтением он каждый раз просит: «Научи молиться и Сам молись во мне». По диванам распределились так: мы с Виктором, как толстенькие, – на большой диван, командир с Алексеем Александровичем – на узкий.
Проснулся я раньше всех. Полежал, сколько мог: важно, чтоб водитель выспался, да и ребята тоже. Потом я разбудил Виктора, напомнил о празднике. Пока собирались и ехали, служба уже закончилась. Но храм, конечно, открыт. Казанской иконы Божьей Матери. Нам тут бесплатно дали много просфорок, как путешествующим. Батюшка благословил, спросил, чем занимаемся. Мы сказали, что едем собирать кедровую шишку.
– Орехи есть будете? – спросил он весело.
Мы не поняли, про что он. Тогда батюшка повторил:
– Ну, орешки есть будете?
– Не знаю, – ответил кто-то.
– Ну ладно. Если будете есть – меня позовите!
В храме много икон Ачинских святых. Когда вышли из храма, долго совещались, что делать дальше.
Пока решали, куда ехать, я разговорился с женщиной. Расспросил, где находятся столовые, какие есть храмы. Оказывается, в Ачинске есть католический и лютеранский храмы.
– Ничего удивительного, – сказала женщина. – В Ачинске очень много немцев. Многие, правда, уехали. Я сама немка.
Сюда ссылали немцев Поволжья. Многие из них уже уехали в Германию. Эта женщина осталась. Перешла в православие, так как вышла замуж за русского и сын у неё русский. Из разговора не совсем понятно, но, возможно, сын умер.
– Ну куда я поеду? Здесь у меня знакомые, здесь меня уважают. Спецпенсия от завода, да ещё обычная, поэтому денег хватает.
Все хотели пообедать или хотя бы позавтракать, но Константин сказал, что он уже созвонился с человеком, который нам продаст ещё одну печку-буржуйку. Печка необходима для просушки ореха. По пути остановились около рыбацкого магазина. Костя ушёл, я за ним. Костя долго выбирал себе пенковые тёплые сапоги. В магазине нашлись даже на минус сто. Я подобрал и примерил два плаща-дождевика для меня и Виктора. Потом в другом магазине купил несколько кусков хозяйственного мыла, туалетную бумагу, губки.
На развилке в одном из дачных хозяйств нас ждала машина. Мы проехали за ней по узким улочкам. Печка оказалась огромной, к ней прилагалась длинная тяжёлая труба. Встал вопрос, как и куда засунуть эту махину. Пока суд да дело, каждый съел по горсти калины, которая росла при дороге. Я пошутил Лёхе, что это наш обед.
Кое-как закатили ржавую толстостенную печь. Пришлось положить её прямо у боковых дверей. Теперь нам с Лёхой придётся вылезать из машины и залезать в неё, сгибаясь в три погибели. Трубу решили поднять на багажник, для этого пришлось взять лесенку у хозяев. Константин привязал её верёвками и проволокой. Виктор был против, так как, если труба упадёт где-нибудь на дороге, можно наделать много бед. Константин сказал, что поедем медленно. Но как ехать медленно, если под горку надо разгоняться?
У хозяев мы спросили, как добраться до оптового магазина. Нам указали на «Светофор», сказали улицу, и мы поехали. Но навигатор почему-то завёл нас в частный сектор, узенькие улочки, а потом и вовсе в тупик. С одной стороны дороги – дома и заборы, с другой – обрыв. Сама дорога чуть под наклоном, так что машина стоит косо на один бок. Виктор долго выруливал задом до ближайшего перекрёстка.
В Ачинске есть трамваи. Это, конечно, удивляет. Вообще, небольшие города, в которых остались трамваи, всегда удивляют и радуют. Наконец, добрались до оптового магазина. Мы с командиром пошли закупаться. Выбор товаров не очень большой. Гречка нашлась только в пакетиках, вода в пятилитровках закончилась. Несколько удивляют и цены. Банка консервов из цыплёнка – 30 рублей, из говядины – 47. Что они туда кладут? Купили каких-то маленьких шоколадок, четыре пачки халвы, несколько пачек сухарей. Коробку консервов из цыплёнка и полкоробки консервов из сайры. Я думал взять фасоли в собственном соку. Но Константин сказал, что это на сто процентов гэмэошная фасоль, дрянь, и лучше покупать сухую и варить.
Когда мы с тележкой вышли на улицу, нас ждала неприятная новость: пробило патрубок системы охлаждения и струёй вытек тосол. Поняв, что до обеда ещё далеко и, возможно, калина и была нашим обедом, мы с Лёхой съели по шоколадке. Витя взял халву. Вскрыли пакет с сухарями и попили чаю из термоса, вернее, кипятку. На другой стороне дороги, чуть в глубине, виднелась вывеска: «Автосервис». Ребята пошли туда и привели мастера, пожилого мужика в синем комбинезоне. Он сразу нашёл причину – большую дырку посередине патрубка.
– Не знаю, почему пробило. Патрубок новый, может, какой дефект был.
В обрезанную пятилитровую канистру слили оставшийся тосол. Первый патрубок не подошёл по толщине, мастер сбегал за новым. Всё поменяли. Пока ремонтили, мы с Лёхой сходили в ближайший магазин за консервным ножом «Серп и молот».
Сразу поехать дальше не получилось. Лёхин телефон, который мы часто использовали как навигатор, разрядился, настоящий навигатор тоже. Машина долго стояла на месте, газовала, заряжая Лёхин смартфон. В салоне стало жарко. Я выпрыгнул на улицу, чтоб проветриться, и зачем-то глянул под машину. Снова капал тосол, а ещё масло. Решили ехать к мастеру в автосервис, чтоб он ещё посмотрел.
С системой охлаждения всё нормально – тосол капал из переполненного бачка. А вот нормального количества масла не оказалось ни в раздаточной коробке, ни в коробке передач, ни в мостах. Мастер везде долил.
В коморке за столом сидели другие мастера. Я спросил, много ли в Ачинске народу.
– Сто двадцать тысяч. А вы с Барнаула? У вас барнаульские номера. Или «буханка» по случаю?
– По случаю.
– Едете далеко?
– Далеко.
Через несколько километров после Ачинска машина снова сломалась. Хорошо, это произошло не на горке, а на ровном месте прямо перед крутым спуском. Виктор съехал на бровку. Я хотел выйти, но дверь заклинило. От этого стало неприятно. Вспомнилась дверь «газели», которую клинило. Но там можно было выйти через дверь водителя. Здесь же и этого нельзя сделать.
– А случись что? – сказал Виктор.
И я подумал: в самом деле, случись что – тяжёлая бочка навалится на нас, сзади засыплет вещами, а дверь нельзя будет открыть. С трудом, с помощью монтажки, удалось вырвать дверь из стоек. Костя сразу подколотил её сверху, подогнул кое-где, и она стала открываться и закрываться. С помощью звонков по телефону знакомому мастеру нашли причину поломки. Как я понял, потерялась гайка, удерживающая тросик газа, и он слетел. Такой гайки у нас не было. Можно сказать, гаек вообще не было.
Я решил побродить по дороге. Мы стояли перед крутым склоном, и впереди открывался прекрасный вид на тайгу, местами украшенную осенью в золото листвы.
Я принёс ребятам кусок проволоки. Прогулялся ещё. Пройдя по тропинке в соседний лесок, нашёл там по-простому оборудованный бивак. Два сиденья от машины, столик-тумбочка. Дверка у неё закрывается на крючок. Костровище небольшое, но часто используемое. К дереву прибита пластиковая бутылка, приспособленная под умывальник. Рядом с тумбочкой на земле стоит закопчённый чайник.
Когда я вернулся, ребята уже починились. Привязали «газульку» то ли на проволоку, то ли на верёвку. Поехали, когда уже начало темнеть. В салоне ещё сильнее запахло гарью. Надо было добраться до ближайшего сервиса или автомагазина, чтобы добыть пару гаек на газовый тросик.
Как обычно, проскочили шиномонтаж мимо, но потом развернулись на ближайшем перекрёстке. А может, встали где-нибудь на обочине, подождали, пока схлынет поток машин, и не задумываясь пересекли сплошную линию и уже оказались на противоположной стороне, вот уже едем обратно. Мы столько раз проскакивали мимо чего-то, что не помню, как мы сделали в этот раз.
Факт тот, что машина подъехала к шиномонтажу и маленькому автомагазину. Ребята стали заниматься ремонтом, а меня отправили пробежаться вдоль линии выстроившихся торговцев, чтоб узнать, где можно купить картошки и морковки.
Овощами никто не торговал. Почти у всех были выставлены корзины из лозы или щепы, разные поделки. Торговали мёдом, спиртовыми настойками корня женьшеня, струёй кабарги, струёй бобра, маслом пихты. Я удивился, что часто рядом стоит два мешка с шишками по разной цене: двадцать и десять рублей за штуку. Оказалось, что в одном мешке шишки крепкие, красивые, а в другом – рыхлые, поеденные грызунами.
Я пришёл к командиру и отрапортовал, что здесь никто морковью и картошкой не торгует. Но чуть в стороне находится районный центр, посёлок городского типа Козулька, где есть рынок и овощи можно найти. Я надеялся, так как уже стемнело, заночевать в Ко-зульке, а с утра закупить всё, что надо. Но командир сказал, что завтра мы будем в селе куда большем, чем Козулька, и рынок там тоже есть.
Ребята напомнили, что пора пообедать. Костя дал тысячу и велел заказывать на всех.
Прикручивая гайку, командир поранил и обжёг палец. Завязал его какой-то тряпкой и, может, поэтому был не в духе.
Виктор опять отказался от мясного и рыбного. Мы начали есть без Кости. Когда он пришёл, Алексей Александрович завёл разговор о дальнейших планах. Всем нам не нравилось, что Костя решает всё один, не говорит, что будет дальше, и совсем не слушает ни наших советов, ни советов других людей, словно не слышит их. Между тем «буханка» совсем не готова, не проверен второй бензобак. Не закуплено достаточное количество продуктов.
– Пока машина едет, надо ехать, – ответил на всё это Костя. – Нам главное – доехать до места, выгрузиться и начать бить орех. Как только мы доберёмся, я сдам «бухандера» какому-нибудь мужику из деревни, чтоб он её посмотрел. Времени у него на это будет предостаточно.
– Как это – сдать «буханку»? – спросил Виктор. – А если что случится, если кто сломает ногу, как тогда?
– Нам главное – доехать до места!
– Ему говорят, а он не слышит, – развёл Виктор руками.
– Ну а если «буханка» сломается раньше?
– Мы наймём ГАЗ-66, перегрузим вещи, и нас забросят в тайгу. А «буханку» утащат в деревню.
– А на какое место едем?
– Будем пробовать, искать. В этом районе в этом году самый большой урожай шишки и небольшое количество населения, все русские. Но если не найдём шишки, поедем в местный монастырь, кинемся в ножки настоятелю, попросим, чтоб дал проводника и забросил в тайгу. Нам главное – начать работать. Первый орех сдать на месте. По звонку его заберут прямо из леса. Дешевле, конечно. Но у нас появятся деньги на продукты и на отправку ореха в Москву.
– А тебе не кажется, что это всё нереально, что на этой машине ничего не получится?
– Брат, это самость. Ты в прелести! – сказал Алексей.
Костя резко ответил ему:
– Что, Штырь, в дрейф попал?
– Я же просил не называть меня больше так. Хотя как хочешь, – и он больше не встревал в разговор.
– Я дальше не собираюсь ехать. Ну, что это? Машина не тянет, кедротряс незаконный, у тебя просрочены права. Я готов помочь тебе с тем, чтобы пристроить машину, продать оборудование… – размышлял Виктор. Ему не нравился тон командира, но он сдерживался.
– Стоп! Ты хочешь, чтоб я, когда уже всё готово, когда мы уже у цели, остановился?! – Костя поперхнулся и отставил суп. Второе он тоже потом не доел.
– Ты же видишь, что нас всё останавливает? Всё. Не езжайте, не езжайте…
– Да это разве трудности? Пацаны, это всё мелочи. Это только закаляет.
– Авария – мелочи?
– Авария? Да, авария – это серьёзно. Но остальное… Надо просто доехать до леса, и всё наладится.
– Как?
– Наши деды в войну вот так же ехали.
– Сейчас не война.
– Почему, брат, не война? Христианин – воин Христов, и всегда на войне. Всё наладится.
– Ты упёрся рогом, лезешь на рожон и ничего больше не видишь.
– Витюша, надо просто доехать до леса. Я думал, ты будешь основным звеном, якорем, который всё удерживает, а ты, наоборот, всё расшатываешь. Я видел, как ты говоришь с ребятами.
– Я с ними обсуждаю, как быть дальше, советуюсь, если ты этого не делаешь. У тебя всё в твоей голове, и ты ничего не объясняешь.
– Витюша, машина едет. Надо просто ехать. Поехали, брат, бить шишку.
– Я больше не сяду за руль, я её боюсь.
– Как не сядешь, Витюша?
– Вот сам садись, и посмотрим, как она поедет.
– Короче, Костя, кроме того варианта, что ты сказал, других не рассматриваешь? Ты не будешь останавливаться? – спросил я, потому что был на стороне ребят, но молчал. И мне стало неприятно, что молчу.
– Мужики, вы что? Какие другие варианты? Если мы не поедем, то всё. У меня десять на кармане. Всё. Других денег нет. Нам надо доехать и начать работать. Продать первый орех. По звонку приедут прямо на место. Возьмут дешевле. Но что поделаешь? Тогда можно будет о чём-то говорить. Серёжа, если мы сейчас не поедем дальше, не начнём работать, то нам отсюда просто не выехать.
– Ты не пугай его. Вон, есть карточка. Позвоним, деньги перешлют, и поехали.
Виктор помолчал и добавил:
– За нас столько народа молится, а мы едем десятый день. Может, не надо?
– Всё, мужики, едем бить шишку.
– Я больше за руль не сяду, я её боюсь.
– Помолимся после еды?
Мы помолились и вышли из кафе. Кто-то напомнил, что здесь есть гостиница, но командир не прореагировал.
Виктор и в самом деле не сел за руль. Костя отвёл его в сторону, и они долго разговаривали о чём-то. Нам с Лёхой надоело стоять на холоде в темноте, и мы ушли в предбанник гостиницы. Нашли администратора. Она показала нам номер на четверых: три кровати и один топчан. Вполне приличный номер. Пятьсот рублей с человека, если снимаешь на двенадцать часов, и тысяча рублей – если на сутки.
– Только телевизор чего-то не могу наладить. Душ и туалет в коридоре.
Я улыбнулся на весть о телевизоре. Сказал, что нам сначала надо спросить остальных, и если все согласятся, то придём. Когда мы выходили, в соседний номер заселялась семья канадцев.
Наши водители всё ещё разговаривали, взмахивая иногда руками. Лёха остался в холле гостиницы, а я узнал у продавщицы шишек, есть ли в Козульке, которая всего в четырёх километрах, гостиницы и дома, сдающиеся на ночлег.
– Конечно, есть. И машину во двор, наверно, можно загнать.
Костя и Виктор наговорились. И командир спросил:
– А где Лёха? – словно это мы всех задерживаем и где-то шляемся.
Я сообщил ему о Козульке и предложил ехать туда, но Костя не обратил на мои слова внимания.
Когда же мы с Лёхой рассказали про гостиницу, Костя сказал, что это не годится:
– Машина наша не закрывается, и нам лучше проехать хотя бы километров восемьдесят, чтоб завтра уже доехать до тайги. – Он сел за руль и раза с третьего завёл машину. Выпрыгнул на улицу, обогнул «буханку» и открыл боковую дверку.
Буржуйка, загораживающая проход, темнела своим ржавым боком.
Я не хотел садиться в машину. Виктор залез в салон. А я медлил.
– Давай, давай, Сергий! – держал Костя дверь. – Едем!
– Куда едем? – я надеялся, что в гостиницу.
– Шишку бить.
– Надо в гостиницу, – и залез к устроившемуся Виктору.
Лёха сел на переднее сиденье. Машина урчала, но мы не ехали.
– Что такое?
Костя с Лёхой вылезли. Костя стал ходить с поднятым телефоном.
– Интернет ищут, – догадался Виктор.
Мы посидели немного молча. В салоне стало невыносимо жарко и вонюче, и мы вылезли наружу, мараясь о ржавую печку.
Ребята куда-то ушли, их долго не было, а машина всё урчала. Наконец Витя догадался её заглушить.
Ребят долго не было. Как я узнал позже, они были в гостинице, где лучше интернет. Администратор узнала Лёху и спросила про номер, сказала, что машину можно поставить во двор, но Костя как раз вызванивал какой-то ночлег и отказался.
Мы должны были доехать до какого-то села. Это больше ста двадцати километров ночной дороги. Это я узнал позже.
Сели и поехали. Я всё ещё надеялся, что ночлег где-то недалеко, но оказалось, не так всё просто.
Километров через десять на крутом подъёме машина вдруг заглохла, покатилась назад. Сначала вывернула на встречную полосу, потом обратно к нашей бровке, и мы врезались во что-то.
– Чего такое? – испугался Виктор. Он молился, держа в руках чётки, и то ли заснул, то ли был глубоко в молитве.
– Машина заглохла – чего? – ответил я. – И почему-то назад покатилась. Аварийку включи, – обратился уже к Косте.
Мы вылезли через ржавую бочку прямо на отбойник и спрыгнули за него. Виктор чуть не улетел в глубокий кювет.
«Буханка» врезалась в отбойник. Замяли крыло и глушитель.
Мимо проносились машины, чуть объезжая нашу, занимавшую половину полосы.
Попробовали завести, но ничего не получилось.
Оказалось, что она не только заглохла, но ещё пропали тормоза, а ручной не работает.
Попробовали толкать «буханку» вперёд, чтоб небольшими толчками выровнять её вдоль дороги. Но даже с места не смогли сдвинуть. Костя стал тормозить проходящие машины. Мы думали, что это бесполезно на таком подъёме. Но вскоре остановилась фура с прицепом. Русские люди всё-таки выручают друг друга из беды.
Водитель фуры решил, что у нас сел аккумулятор и поэтому мы не можем завестись.
– Как сел? – сказал Виктор. – Мы минут пятнадцать стоим.
Дальнобойщик только развёл руками. Он хотел подцепить нас и дёрнуть, но оказалось, что к прицепу нельзя привязать трос.
Мимо проезжали машины. Иногда им было очень трудно объехать сразу нашу «буханку» и фуру с прицепом, потому что приходилось пропускать встречку.
– А может, обсохли? – спросил вдруг Виктор.
Проверили, сунув в бак какую-то травину. В самом деле, бензина в баке не было. Налили литров пять из канистры. Но это, видимо, было слишком мало, да и аккумулятор с трудом проворачивал стартёр.
Остановили ещё одну машину. Водитель в синих штанах подошёл, посмотрел на нас и весело сказал:
– Цепляйте.
Я запомнил именно штаны, потому что на них были отражающие ленты снизу, на коленях и ещё по бокам лампасами.
Зацепили сразу два верёвочных троса с карабинами (они взяты для лебёдки).
Мы с Виктором решили, что дотащат только до ровного места, и пешком пошли в гору. Костя свистнул нам:
– Вы куда?
Оказалось, что весёлый мужик дотащит нас до ближайшего кафе.
В салон «буханки» залезать совсем не хотелось. Мы попросились в кабину к нашему спасителю. Открывая дверку, я сказал:
– Не хочется лезть в ту душегубку.
Лёха до этого шепнул мне: «Не поверишь, перед тем, как поехали, я спросил: “Бензина хватит?” Он ответил: “Недавно заправлялись, ещё трёхсот не проехали”».
Вообще ситуация напоминала ту, что произошла с «газелью». Тоже все устали. Ночь. Костя рвётся обязательно куда-то доехать, добавляет бензин. Казалось, что нас всё больше затягивает в какую-то воронку, и наш уазик по кругу пытается выехать из неё, а всё затягивает. События повторяются.
Доехали до стоянки с кафе. Одно удовольствие ехать в кабине нормальной машины. Мы разговорились с водителем, познакомились. Его звали Сергей.
Подъезжая к кафе, Сергей вдруг сказал:
– Ладно, продам я вам бензин.
Он вылез из кабины вместе с нами и сказал Косте весело:
– Давай канистры! Есть канистры?
– Канистры? Есть.
– На заправку съездим. Давай.
Костя взял две десятилитровки, и они уехали.
Мы пошли пока до кафе в надежде на гостиницу, но гостиницы не было, зато имелась баня. Так было и написано:
«Баня – 200 рублей час».
– Давай арендуем баню и там ночуем, – предложил кто-то.
Не стали покупать чаю, экономя деньги, и пошли к машине. Начали обсуждать случившееся, каждый хотел выговорить стресс. Наконец приехали Костя и Сергей. При свете фонариков залили бензин в бак. Константин ходит с фонариком на лбу, как шахтёр: «И во лбу звезда горит».
Машина не заводилась с ключа.
– Цепляй! – махнул рукой Сергей.
Мы снова притащили убранные уже тросы. Сергей потащил «буханку» по кругу, огибая стоянку. Широкие красные ленты-тросы, протянутые от «буханки», чем-то походили на вытянутые языки какой-нибудь мухоловки. Машина завелась, но одновременно с этим, словно нитка, лопнул один трос.
– Слишком большой угол взял, – сказал выскочивший из «буханки» Костя.
– Это ничего, – ответил Сергей. – Свяжите. Давай, езжайте. А я вас провожу до Красноярска.
– Проводишь? – переспросил Костя. – Но я, наверно, буду ехать медленно.
– Ничего, и я медленно поеду. Ну что с вами сделаешь? Не бросать же вас? – И он широко улыбнулся.
Мы с Виктором обрадовались и поскорее полезли в кабину к нашему спасителю.
Сначала Костя поехал ходко, и Сергей даже усмехнулся:
– Мне быстрее и не поехать.
Но потом «буханка» пошла медленнее и на одном из подъёмов вовсе остановилась. Костя тщетно пытался её завести. Задние габариты словно чуть потускнели от этих усилий. Видимо, аккумулятор садился.
Сергей включил сигнализацию и терпеливо ждал. Наконец Костя вылез и подошёл к нам.
– Может, мне тебя взад дёрнуть? – уже грустно спросил Сергей.
– Боюсь, – признался наш командир. – Боюсь, что коробка не выдержит. Мне говорили, что «газель» взад дёргать нельзя. А тут тоже от газика двигатель.
Сергей только пожал плечами.
Костя сел в «буханку», и она вдруг поехала назад. Как только до этого стояла? Сначала вывернула на свою полосу. Вильнула несколько раз задом туда-сюда. Перекатилась на встречку, проехала по ней метров десять, ушла на бровку, но потом вдруг очень аккуратно остановилась перед самым кюветом.
– Печалька, – сказал Сергей.
– Ещё какая печалька, – вздохнул Виктор.
Мы с ним наблюдали непонятные па нашей машины в открытую дверь. Фары «буханки» горели тускло, и фонарик на лбу Кости выглядел настоящим прожектором.
Сергей переехал на противоположную бровку, сдал немного назад. Мы пошли цеплять. Я уже несколько раз делал это и заметил, что сначала трос неровный, а когда на нём потягают машину, становится ровный, словно отутюженный и даже как будто чуть тёплый.
Снова потащили «буханку», она снялась с места с трудом, словно ей не хотелось дальше ехать. В самый ответственный момент, когда перетаскивали через дорогу, один за другим лопнули тросы. Беспомощная «буханка», чуть дёрнувшись на стыке асфальта и бровки, снова скатилась назад.
Мы привязали её теперь, скрутив два троса вместе. И они выдержали. Когда перетаскивали через дорогу, я подумал, что теперь трос перегораживает обе полосы, а вдруг кто-нибудь по встречке налетит на него? Сергей словно прочитал мои мысли, поднял рацию и предупредил в общий эфир:
– Тащу «буханку» через дорогу. По возможности притормозите.
Почти в это самое время по бровке, обгоняя нас, пробралась легковая машина.
Наконец мы пошли ровно. Мимо проносились машины. В видеорегистратор, расположенный сзади фургона, было видно, как наша «буханка» чуть вильнула и одна из легковых чуть не зацепила её.
– Это было близко, – сказал Сергей.
Помолчав, он добавил:
– Я вас до ближайшего кафе дотащу – и восвояси. Мне на работу в пять утра. Если бы не на работу. Ночь в кафе перекантуетесь, а завтра по свету потихоньку поедете.
– Конечно, дотащи до кафе. – Я боялся, что это далеко и он оставит нас где-нибудь на ровном месте.
– Машину, конечно, вам надо посмотреть.
Кафе оказалось довольно большим.
– Может, и гостиница есть, – обрадовался Виктор.
Когда снимали трос, Сергей дал свой телефон и сказал:
– Ну, сходите в кафе, чайку попейте. А утром поедете. Если что, звоните, приеду дотащу.
– Не, мы сейчас поедем, – сказал Костя.
– Да? – Сергей добродушно рассмеялся. – Ну, езжайте. А я домой. Мне в пять утра на работу. Если бы не на работу.
– Спасибо, брат!
– Спасибо! – Я пожал ему руку. Зачем-то спросил фамилию. А он принёс коробочку печёных орешков со сгущенным молоком.
Мы сходили в кафе. Там был душ, туалет, но гостиницы не было.
– И даже никакой комнатушки?
– Нету.
Насчёт комнатушки, кладовочки мы узнавали ещё раз позже, словно она могла появиться.
– Ну, ребята, садитесь в машину, поедем! – сказал Костя.
Но я отказался наотрез.
– Ты что, там же чистое бельё, постель. Нас там ждут.
– Здесь как-нибудь перекантуемся, а по свету поедем.
– Перекантуемся? Перекантоваться могли бы и на дороге. Давай залезай!
– Не поеду. И Сергей сказал, чтоб завтра ехали.
– Сергей сказал? – на секунду он задумался. – Нет, поехали. Всего три часа.
– Не поеду. Куда? Она у тебя заглохнет, тормоза пропадут, назад поедет. Кто увидит? А днём нас видно.
Вдруг он словно опомнился:
– А может, он и прав. Тогда надо готовить спальные места.
– Может, в кафе? – спросил я с надеждой.
– В кафе на стуле не выспаться, надо полежать. – Он стал перебирать вещи, укладывать их поровнее. – Сейчас наладим постели.
– Ну чего, едем? – спросил Лёха из кабины.
– Нет.
– А чего такое?
– Мужики ехать не хотят.
Сначала Костя приготовил место в кабине для Алексея, потом стал готовить для нас.
Виктор сделался недоволен чем-то.
– Да зачем это всё? – говорил он. – Я вот просто посижу, и ладно.
– Нет, Витюша, надо, чтоб ты выспался.
– Затекёшь, – пробубнил из кабины улёгшийся уже Лёха.
– Давай я просто в кабину? – попросил Виктор.
– Нет. Всё. – Лёха уже засыпал и не хотел подниматься.
Поверх вещей Костя уложил матрасы. Я первый забрался в машину. Прямо в куртке. Размотал спальный мешок и залез в него.
Удобно лежать мешала спинка сиденья, приходилось сгибать шею, а у меня и так болело плечо. Виктор и Костя о чём-то разговаривали в стороне. Я задремал. Вскоре рядом со мной лёг Виктор. Костя бережно укрыл его расстёгнутым спальником. Виктор ворчал на это, а командир укрыл ещё и меня, а уже потом улёгся сам.
От неудобного положения я часто просыпался. Плечо ныло особенно сильно, когда я его отлёживал. В спальнике стало невыносимо жарко, и пришлось расстегнуть его, а потом и вовсе скинуть на какое-то время. Рассветало. Все спали. Виктор громко храпел и иногда наваливался на меня своим богатырским плечом. Я ждал не дождался, когда кто-нибудь проснётся. Огромным ботинком Виктор упирался прямо в стекло. Я представил, что кто-нибудь подойдёт к нашей машине и вдруг через запотевшее стекло увидит подошву, направленную на него.
Встали поздно, пошли в кафе.
– По супчику? – спросил Костя.
Никто не отказался. Кроме того, в подарок нам принесли ещё по чашке чая – та же женщина, что отказывала в несуществующей комнате. Наверно, ей было жалко нас.
За столом мы с Витей сказали, что поедем в Москву. Мне не нравилось настроение Кости, настроение в команде и состояние машины.
Я так и сказал:
– Перед лесом мы должны сплотиться, а мы, наоборот, разобщаемся.
Машина снова не заводилась, видимо, за ночь аккумулятор совсем разрядился.
Костя попросил одного дальнобойщика, чтоб он нас дёрнул. Вперёд он этого сделать не смог, так как не хватило бы места его длинной фуре, поэтому дёрнул назад. Но машина не завелась. Тогда толкнули её под горку. Затарахтела. Поездила немного туда-сюда. Костя хотел припарковаться, но машина неожиданно заглохла.
Пришлось снова просить дальнобойщика. В этот раз мы не стали на ней лишнее ездить: пусть стоит и тарахтит. Дальнобойщик, который дёрнул нас, сказал, чтоб мы ехали, но только до ближайшего сервиса. Костя стал уговаривать Виктора ехать, при этом за рулём, но он не соглашался. Они долго спорили. Мне это так надоело, что я ушёл. Узнал, что до Красноярска и до Ачинска одно расстояние. Узнал, что можно ехать в Ачинск и там сесть на поезд, там даже будет дешевле. Я сказал об этом Виктору. Но тот хотел сначала узнать, что с машиной, и хотя бы доехать до Красноярска. Я был с ним согласен. Просто хотелось прервать их бесконечный и бессмысленный разговор.
Они и в самом деле перестали спорить.
– Скажу одно, – сказал командир, – что тот, кто останется: Лёха или Серёга, – будет работать уже на других условиях: не на условиях найма, а на условиях партнёрства.
Стало понятно, что никто не оплатит нам ни десяти дней, которые мы ехали, ни обратную дорогу.
Поехали. Километров через пятьдесят проскочили автосервис. Вернулись. Оказалось, что у нас вместо тормозной жидкости какая-то грязь.
На въезде в Красноярск Костя остановил машину. Сначала они долго разговаривали с Виктором, куда-то звонили, ходя по бровке. Потом Костя стал разговаривать со мной. Он уговаривал остаться. Сказал, что звонили батюшке (оказывается, что у них с Виктором один духовный отец). Батюшка благословил отпустить Виктора, а то он будет только мешать.
– На самом деле, – признался Костя, – он сказал, что «Отпусти его, а то он будет ныть». «Ныть» – понимаешь, Сергей?
– И вообще, он мне тридцать тысяч должен. Я ему вперёд за месяц дал. Погоди-ка.
Он снова подошёл к Виктору, что-то сказал ему. Тот стал звонить по телефону. Потом медленно подступил к нам:
– Жена сказала, что денег уже нет. Оплатить билет Сергею я не смогу, мне на билет она пришлёт. – Виктор помолчал и добавил, не глядя на Костю: – Ты же сказал: «Может, две недели побудем, ничего не получится, и эти деньги твои».
– Две недели ещё не начались, Витюша! Мы ещё не начали работать!
Зачем Костя всё это сказал и сделал? После этого я уже не мог остаться ни за какие деньги и не мог оставить Виктора. Они ещё о чём-то говорили, а я, уже почему-то не боясь замараться о ржавую печку, влез в машину.
Спас ситуацию Алексей:
– Братья, братья! Поехали в монастырь!
– Чего? В какой?
– Я знаю, в какой. Поехали?
И все почему-то сразу согласились. В самом деле, надо было либо ехать покупать билеты, либо уж в монастырь.
Наш навигатор совсем сломался, и теперь мы ориентировались по смартфону Алексея. Он показывал, куда ехать, и стал штурманом. Костя снова сел за руль.
Я пошутил Виктору, что Алексей – штурман, но он даже не улыбнулся. Он даже словно как-то отсел от меня. Я прилёг боком на кое-как сложенную кучу вещей. Вскоре меня укачало. И то ли я спал, то ли не спал, то ли дрёма, то ли нет. Помню, что сцепил руки узлом, а это бывает, когда я совсем устал и боюсь, как бы не развалиться. Снился мне фильм по рассказам Виктора про монастырь. Виктор долгое время жил в монастыре и знает много историй. Фильм был тяжёлым. Снился как-то странно и повторялся кусками. Историй было три. В одной из них богатый парень поехал отдыхать. Денег много. В поезде познакомился с девчонкой, у той денег ещё больше.
Поезд шёл через Орёл, где монастырь. Настоятель этого монастыря заказал мастеру из Москвы резной крест. Тот сделал. Отправил с этим парнем:
– К поезду подойдут.
В Орле парень выходит с крестом. Никто не встречает. Звонит:
– Что такое?
– Опаздываем, извините, пожалуйста. Сейчас приедем.
Схватил свою сумчонку и сошёл с поезда. Ругается. Вот приезжают монахи. Но крест не берут:
– Сказали, что только вместе с вами. Чтоб вы привезли.
Поехали. И вот глаза настоятеля увидел и остался.
Много потом было искушений.
Как-то отправили в Орёл что-то закупать для монастыря. А к нему сразу знакомый, который случайно там оказался. Девушка стала клеиться. Звонит по телефону монахам:
– Если сейчас за мной не приедете, то потеряете.
Они приехали, успели и уж больше ни за чем не отправляли.
В другой истории послушник монастыря не справился с искушением. Он уже жил в монастыре больше года, но вот захотелось домой, на родину, в маленький город. Поехал. Через пару часов после того, как он осмотрел свой пустой дом, к нему является приятель, с которым не виделись лет десять, и с ходу открывает спичечный коробок. А в коробке – наркотик. И парень не выдержал. Он был наркоманом. За ним потом приезжали из монастыря, но увезти не могли. Парень несколько раз обещал приехать сам, но так и не приехал.
Свидетелем третьей истории был сам Виктор. В храме во время службы парень из их компании вдруг упал на колени и стал рыдать о своих грехах. Он долго трясся в плаче. Наконец, обессилевшего, его унесли в алтарь. А настоятель сказал:
– Это монах готовый.
И в самом деле, вскоре он стал монахом.
Все эти истории переплелись во сне в какой-то немыслимый клубок, который медленно крутился в моей голове, пока я трясся на ухабах дороги, скрестив руки на груди, то опираясь спиной о неровную кучу вещей, то прижимаясь лбом к стенке машины, то падая головой на колени.
Проснулся я от лая собаки. Было уже темно. Мы остановились перед высоким забором. Чуть дальше за деревьями светилось зарево какого-то селения. Костя просигналил.
– Ты что, побудишь всех, – сказал Виктор в маленькое окошко в кабину из салона.
Но уже «проснулись», за забором вспыхнул свет, и кто-то сказал громко:
– Сейчас, сейчас.
Ворота медленно открыл хромой монах-привратник.
Костя въехал внутрь и припарковал машину кое-как прямо посерёдке двора.
Мы вылезли и пошли за монахом.
– Странники. Странников Бог послал.
Нам выделили длинную, как пенал, комнату, всю обитую светлой доской. В комнате стояли две двухъярусные кровати. Табуретки и стол у дальней стенки.
– Отец, нам нужна помощь. Поможете? – сразу спросил Костя.
– Ну что с вами сделаешь? Не бросать же вас? – улыбнулся монах.
Нам принесли жёлтой каши и чаю с самодельными сухарями.
Мы прочли вечернее правило и поскорее легли спать.
Проснулись от звона колокола. Оделись и сразу пошли на службу, так как было воскресение.
В храме оказалось человек двадцать местных жителей из соседней деревни. Монахов только пять, они стояли у дальней стенки. Всего удивительнее оказалось то, что служил литургию вчерашний привратник, он же настоятель монастыря. Настоятель всем нам разрешил причаститься.
После службы он позвал в свой кабинет. Так и сказал:
– Прошу в кабинет! – и, прихрамывая, быстро-быстро зашагал.
Кабинет располагался в том же здании, что и наша светлая келья в виде пенала. Кабинет и в самом деле очень походил на обычный кабинет какого-нибудь служащего среднего уровня. Стол, офисное кресло, компьютер, принтер. Правда, по двум стенкам высокие стеллажи с книгами. Кабинет от обычного кабинета отличало большое количество икон.
Приглашали нас на беседу по одному. Костя наверняка рассказал нашу историю и приключения и просил помощи. Не знаю, о чём говорил Виктор. Я… Батюшка мне сказал, чтоб я искал постоянную работу, любую.
– Сначала шишки, потом ягодки, грибки…
В разговоре он несколько раз повторял эту фразу, но так и не договаривал. Я решил, что ягодки и грибки… а дальше совсем к собирательству. На рынке торговать вместе с бабушками здоровому мужику тем, что наскыркал? А если не нашёл ничего? Или собирать банки из-под пива по урнам?
Мы точно узнали, о чём говорил Алексей. Он вошёл в кабинет последним, но больше не вышел. Вместо него вышел батюшка. Он объяснил нам, что в монастыре спасается дядька Алёши и он тоже решил остаться здесь.
– А вам Штырь просил передать, – обратился батюшка к Косте, – что отдавать ничего не надо.
Мы с Витей ещё раз благословились у батюшки на дорогу. Он пообещал подвезти до автобусной остановки. Но сначала обедать.
Наш «бухандер» так и стоял посерёдке двора чуть наискосок. Открыв водительскую дверь, на подножке сидел Костя. Видимо, машина не заводилась. Его не было на трапезе, и мы сказали, что ещё можно успеть поесть, пока не убрали. Но Костя промолчал.
Мы объяснили, что через полчаса едем в Красноярск, а потом на поезде в Москву, и пришли за нашими вещами.
– Езжайте, конечно.
– А ты с нами поедешь?
– Нет. Пойду шишку бить, собирать. Наберу на билет – и на самолёте. На поезде не хочу.
– У тебя же есть десятка, – вспомнил Виктор.
– Потратил уже, – неохотно ответил Костя. – Вы не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
Он помолчал немного.
– Вам, наверно, хочется знать?.. Алёша Штырь продал сестре свою часть квартиры. Продал? Подписал все бумаги, а она ему дала денег, сколько могла. Вот на какие деньги состоялась наша поездка, на деньги простой женщины.
В это время из-за построек выкатила «буханка», один в один как наша, такого же зелёного военного цвета. За рулём сидел сам батюшка:
– Давай скорее, родные! У нас автобус до Красноярска только два раза в день ходит.
Мы достали свои вещи и перекинули их в монастырский уазик. В салоне намного уютнее и светлее, чем в нашем. Вдоль стен лавочки.
Мы обнялись с Костей и поехали. Повёз нас не батюшка, а какой-то заспанный мужик, медленно приковылявший из деревни.
На автобус из Красноярска едва хватило денег. Уже на вокзале позвонили жёнам, чтоб они перечислили на билет домой. Я думал, какова будет реакция. Виктору сразу перевели. Правда, он уже говорил, что даже тёща плачет и просит вернуться.
У меня тоже не спросили, что случилось, почему мне нужны деньги на дорогу. Жена только сказала:
– Сколько, родной?
– Билет стоит около шести.
– Хорошо.
Она прислала восемь тысяч. Видимо, две тысячи на еду и непредвиденные расходы.
Билеты взяли на первый попавшийся поезд. Конечно, верхние места. Виктору боковушка, а мне в «купе».
Вагон оказался полон. В вагоне много казахов (женщин и мужчин). Два китайца. У них на столике пакет с шоколадными конфетами. Виктор сказал тихо:
– Молимся келейно.
Снова разболелся бок, и я не мог спать на нём. Дремал кое-как. К тому же, когда поезд резко тормозил, меня сильно дёргало, чуть не перекатывало на полке, и мне со сна казалось, что я снова лечу веретеном в неизвестность.
О ребятах
Алексею двадцать девять лет, у него среднее образование. Занимался ремонтом и установкой видеонаблюдения. Раньше устанавливал домофоны. Это – ИП. Когда не было объектов, подрабатывал на разных работах. Обычно человеком, который помогает в организации конкурсов, мероприятий. В детстве скидывал с платформы поезда, когда тот медленно идёт с завода, чугунные чушки. Потом сдавал их в металлоприём. И много чего ещё делал похожего. Из Тулы переехал в Москву. Часто цитировал что-то из православных книг, размышлял о том, что надо делать, хотел свой дом в тихом городе. Занимался самбо и дзюдо.
Виктор крещён с самого рождения. В храм ходил не постоянно. Но большие праздники, Пасху обязательно отмечали всей семьёй.
Один мальчик из их компании стал ходить в воскресную школу. Стал рассказывать много интересного. Они стали играть в службы. Виктор умел хорошо перерисовывать. На стройке на стене нарисовал лик Христа. И очень расстраивался, что один угол рта скошен. Словно ухмылка. Долго вспоминал об этом. Пугался.
Потом началось подростковое время. Как-то отошёл от церкви. Но не совсем. Где бы ни был, вдруг накатывало, невыносимо хотелось на службу. Разыскивал ближайший храм и шёл туда.
Потом работа по командировкам. Протягивали оптоволокно на высоких металлических опорах. Объездил всю страну. Платили хорошо. Деньги тратил, и не кончались. Ходили в рестораны, бары, кафе. Можно было бы квартиру легко купить.
Подрался. Попал в тюрьму. В общей сложности отсидел шесть лет. Вернулся. Дружил с четырнадцатилетней девчонкой. Попал в монастырь. Настоятель велел жить год в монастыре. Девчонка, которой уже исполнилось шестнадцать лет, тоже поехала в монастырь. Был выбор: или жениться, или стать монахом.
Девчонка отпросилась домой. Осталась на праздник города. Потом поехала не к себе в монастырь, а к Виктору. И тот тоже сорвался. Не дожил год. Женились в мае, ровно через год, как и говорил батюшка, только скорбей претерпели больше.
«Где сатана ничего не может добиться, он подсылает женщину, которая всё сделает сама», – как-то сказал Виктор.
Мать девчонки тоже вышла замуж в семнадцать лет, поэтому к свадьбе отнеслась нормально. Родилось двое детей.
Константин. Сорок лет. Худой, сутулился. Но руки крепкие. Бывший геолог. Женат вторым браком. Возможно, первый был гражданским. Детей нет. Держал магазинчик, где торговал орехами, чаем, мёдом… Родом Костя из Черноголовки, города учёных. Там с приятелем открыл бар, где торговали и спиртным. Потом вышел из этого бизнеса. Увлекался индийской философией.
В храм ездил в монастырь. То читал большое правило, то маленькое.
Костя очень удивился, когда прочёл одно стихотворение Пушкина:
– А вы знаете, что у Пушкина есть стихотворение по молитве Ефрема Сирина? Я его прочитал и поразился. Нет, читал в школе, и как-то оно прошло мимо. А тут Великий пост, надо читать молитву Ефрема Сирина. А у меня нету. Гуглю. И вот выскакивает стихотворение Пушкина. Оно поражает меня.
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Все чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоночалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья.
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Нахожу молитву. Она невероятна. И тут я понимаю, что в своё время Пушкина тоже поразила эта молитва (как и меня). И вот он написал это стихотворение.
Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.