В предисловии к пьесе автор продолжает развивать ту же мысль. «…Странно показалось мне сию комедию назвать французским галантерейщиком… и я чаял, что многие читатели меня за то еще более, нежели за слово щепетиль-ник, осуждать стали.
Итак, следуя сему мнению, думал я, каким бы словом объяснить на нашем языке французское слово «бижутье (р)», и не нашел иного средства, как чтобы, войдя э существо той торговли, от которой произошло у французов оное название, сообразить ее с нашими торгами и рассмотреть, нет ли ей подобной…»
«…Мне, издавая сию комедию на русском языке, – продолжал драматург, – не захотелось французское слово тиснуть русскими буквами… Все наши купцы, торгующие перстнями, серьгами, кольцами, запонками и прочим мелочным товаром, назывались и называются щепетиль-никами». Автор, еще раз мотивируя свой выбор, напоминает, что в народе такие «безделки» назывались также ще-петким товаром и «щепетильниками продаваны были». «И сверх того, неоднократно, не только от жителей малых городов и от купцов, но и от многих степенных господ, в столицах живущих, слышал я в разговорах( что они вместо того: «он одет „богато или прибористо“ говорят: „он щепотко одет“.
Пьеса В. И. Лукина не оставила следа в драматургии. А вот слово щепетильный попало в литературную речь и даже пустило ростки. Пушкин употребляет его и в прямом смысле:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный,
(то есть производящий галантерейные товары и продающий их) и в переносном: «…что есть общего между щепетильными французиками и дочерью Неккера, гонимой Наполеоном?..», где лукинское слово уже становится синонимом к «пустячный, мелочный».
В значениях «педантичный», «принципиальный в мелочах», «деликатный» слово щепетильный дошло и до наших дней.
Вандализм. Древнегерманское племя вандалов смерчем прошло по Европе, с востока на крайний запад. В начале V века дикие орды вандалов перевалили через Пиренеи и обосновались на юге Испании. Спустя двадцать лет они переправляются через Гибралтарский пролив и вторгаются в одну из самых цветущих провинций Римской империи – Северную Африку. Столицей вандалов становится Карфаген.
Могущественный когда-то Рим безвольно взирает на грозных завоевателей, отторгающих одну за другой жемчужины его прежних владений. Более того, Рим, признав завоевания ненавистного племени официальным договором, расписался тем самым в полном бессилии. Но самые страшные унижения от варваров гордые римляне испытали в 455 году нашей эры.
Воспользовавшись происшедшими в Риме смутами, вандалы, предводительствуемые Гейзерихом, захватили город. Четырнадцать дней они грабили и разрушали его. Жестокое и бессмысленное уничтожение замечательных памятников культуры и искусства, беспощадная расправа с населением привели в ужас Европу. С тех пор слово вандал стало нарицательным для обозначения воинствующего невежды, бездумного разрушителя культурных ценностей.
Минули долгие века, а печальная слава, оставленная по себе вандалами, не стерлась в памяти народов.
В 1792 году французы свергли своего короля Людовика XVI. Высшим законодательным органом страны стал созданный французской буржуазной революцией Национальный конвент.
С трибуны Конвента и прозвучало впервые на весь мир резкое, обличающее слово вандализм. Оратором был Анри Грегуар, священник по профессии республиканец по убеждению. В своей страстной речи епископ из Блуа сравнил королей с чудовищами, а историю их царствования назвал кровавой историей угнетенных народов.
В изданных посмертно «Мемуарах» (1839) французского прелата и политического деятеля есть такие строчки:
«Я создал это слово, чтобы убить дело, им означаемое».
Стушеваться. До сих пор распространено ошибочное мнение о том, что творцом слова стушеваться является Ф. М. Достоевский. При этом ссылаются на воспоминания самого писателя, хотя подобного утверждения в его записках нет. «В продолжение всей моей литературной деятельности, – вспоминал писатель, – всего более нравилось мне то, что и мне удалось ввести (выделено мною. – Эд. В.) совсем новое словечко в русскую речь, и когда я встречал это слово в печати, то всегда ощущал самое приятное впечатление».
Ф. М. Достоевский даже написал изданную за четыре года до смерти заметку «История глагола стушеваться», в которой рассказывает об этом следующее:
«Словцо это изобрелось в том классе Главного инженерного училища, в котором был и ях именно моими однокурсниками…
Во всех шести классах училища мы должны были чертить разные планы… Все планы чертились и оттушевывались тушью, и все старались добиться, между прочим, уменья хорошо оттушевывать данную плоскость, с темного на светлое, на белое и на нет… Вдруг у нас в классе заговорили «Где такой-то?» – «Э, куда-то стушевался!» Или, например, разговаривают двое товарищей, одному надо заниматься: «Ну, – говорит он, садящийся за книги, другому, – ты теперь стушуйся!» Или говорит, например, верхнеклассник новопоступившему из низшего класса: «Я вас давеча звал, куда вы изволили стушеваться?» Стушеваться именно означало тут удалиться, исчезнуть, и выражение взято было именно с стушевывания, т. е. с уничтожения, с переходом темного на нет. Очень помню, что словцо это употреблялось лишь в нашем классе, вряд ли было усвоено другими классами, некогда наш класс оставил училище, то, кажется, с ним оно и исчезло. Года через три я припомнил его и вставил в повесть».
Эта повесть – «Двойник», напечатанная в «Отечественных записках» в 1846 году. А вот и цитата. «Ему [4] пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять – да и стушеваться».
Правда, это слово услышали годом раньше на квартире В. Г. Белинского, где Достоевский читал рукопись повести. И снова следуют воспоминания: «Ну вот тут-то, на этом чтении, и употреблено было мною в первый раз слово „стушеваться“, столь потом распространившееся. Повесть все забыли, а новое слово подхватили, усвоили и утвердили в литературе».
И все-таки Достоевский заблуждался. Творцами слова «стушеваться» не были даже его однокашники. Но об этом стало известно лишь в конце прошлого века. Прослушайте одну выдержку:
«Честолюбие, сопровождаемое успехом, с каждым шагом вперед умаляет в глазах честолюбца предметы, остающиеся у него позади, и так До тех пор, пока они совсем не стушуются».
Это выдержка из «Дневника» А. В. Никитенко. Год написания 1826-й [5] – за двадцать лет до «Двойника» Достоевского! Итак, пока автором слова стушеваться может значиться Никитенко – в ту пору еще не критик и не цензор, а студент Петербургского университета, недавний крепостной, получивший при содействии Жуковского вольную от графа Шереметева. «Пока» – ибо кто поручится, что литературоведы не раскопают это слово в более раннем источнике?
Великий же Достоевский, введя это слово в литературу, авторитетом своим способствовал его распространению. Слово продолжает жить; переносный смысл стушеваться расширился: ныне это и «сделаться менее заметным» и «оробеть», «смутиться».
Неон. Английский химик Уильям Рамзай совместно со своим коллегой и соотечественником Джоном Уильямом Рэлеем открыл в 1894 году инертный газ аргон. А через год обнаружил на Земле и другой газ, гелий, который прежде наблюдали только в солнечном спектре.
Достаточно было взгляда на Периодическую таблицу Менделеева, чтобы предположить наличие в природе и других родственных газов. Ведь клетка между аргоном и гелием пустовала. Новые газы, писал Рамзай, «непременно должны быть найдены в атмосфере, как бы ничтожно ни было их количество».
И действительно, новый газ был открыт в 1898 году Рамзаем, уже с другим ученым – Траверсом, при спектрографическом исследовании газа, испаряющегося из жидкого воздуха. В Периодической таблице он занял отведенную ему Менделеевым клетку и стал соседом гелия и аргона. Новосела назвали неон.
О том, как нарекли его таким именем, вспоминает Рамзай:
«Когда мы в первый раз рассматривали его спектр, с нами находился и мой двенадцатилетний сын.
– Отец, – спросил он, – как называется этот красивый газ?
– Это еще не решено, – ответил я.
– Что он, новый? – полюбопытствовал сын.
– Новооткрытый, – поправил я.
– Почему бы в таком случае не назвать его «новум»?
– «Новум» не годится, потому что это не греческое слово, это – латынь. А по-гречески «новый» будет неон».
Дело в том, что к тому времени, хотя и было известно несколько различных газов, химики и физики основательно изучили свойства только трех основных газов воздуха – азота, кислорода и углекислоты. В этом смысле новооткрытый газ вполне уместно был назван «новый». Что же касается «языка называния», в то время традиционно пользовались греческим (хотя названия многих элементов уже несли на себе печать латинского, арабского и других языков). Поэтому имя газа-бездельника аргона было образовано из греческого прилагательного аргос (из а + эр-гос) (а,: как известно, – отрицание; о значении слова эргос вы можете судить по наименованию эрг – единице работы); аргон – «безработный», «недеятельный». Газ гелий вначит «солнечный», от греческого гелиос – «солнце».
Из греческого же почерпнул Рамзай наименования двум другим «ленивцам». Газ, с трудом обнаруженный и выделенный из воздуха, стал зваться криптон (от крип-тос – «скрытный»). Количество следующего газа в воздухе оказалось столь ничтожным, что он получил имя ксенон – «гость», «чужак».
Позже Рамзай принципу изменил, но греческий облик «его» газов остался.
Робот. В 1920 году Карел Чапек создал пьесу «РУР» – «Россумские Универсальные Роботы». Ее сюжет – бунт человекоподобных «мыслящих» механизмов против своих создателей.
Через год пьеса ожила на подмостках Пражского национального театра. С той поры начинается триумфальное шествие «РУР» по сценам Чехословакии, а затем и других стран. Ставилась она и в Советском Союзе.