Такыр, на котором проводится опыт, невелик — всего тридцать гектаров. С двух сторон у него — невысокие валы, удерживающие воду, и проволочное заграждение, чтобы не забредали верблюды. В самой низкой части — бетонированный водозабор и белая будочка, в которой установлены самописцы, считающие воду. С другой стороны от будочки — квадратный водоем сорока метров в поперечнике и трех метров глубины.
Наблюдатель Каракумского стационара неторопливый туркмен Меред Сапаров водил меня вокруг водоема, показывал островок, соединенный с берегом зыбким мостиком, приборы, с помощью которых он учитывает объем воды, и обстоятельно рассказывал о том, как журчит весной мутный поток, отстаивается в переполненном до краев водоеме и прямо на глазах убывает, уходя под землю. Конечно, немного и испаряется, но три четверти собранной воды все же попадает в подземное хранилище. Почему она так быстро просачивается в глубину? Потому что дно котлована находится ниже водонепроницаемого такыра и еще благодаря скважинам, пробуренным на пятнадцатиметровую глубину. Откуда известно, что создается линза? — Сапаров одну за другой показал сорок пять контрольных скважин, которые позволяют замерять объем подземного водохранилища.
Он наклонился и нарисовал на песке свою линзу в разрезе. Вот слой соленой воды, на ней — пресное подземное озеро четырехсот метров в поперечнике.
— Сколько же накопилось?
— За шесть лет — шестьсот тысяч кубометров. Город можно строить…
Городу этой воды, конечно, маловато, а трех-четырехтысячной отаре овец — в самый раз. Тридцать гектаров оборудованного такыра позволят обеспечить водой в тысячу раз большую площадь пустынных пастбищ.
Есть почвы плодородные, неплодородные и такие, которые возделывают только в сказках. На этой иерархической лестнице сельскохозяйственной ценности земель такыры занимают даже не последнее место — никакое. Ну что, скажите, они могут значить, если верблюжья колючка с ее чудо-корнями, достающими воду с тридцатиметровой глубины, и та на них не растет. «Пахать такыр» звучит так же бессмысленно, как «пахать камень». Я даже обрадовался, узнав, что такыры годятся для водосборов. Жалко все же совсем вычеркивать территорию, равную Бельгии (такова площадь такыров в одном только Туркменистане). Представьте же мое удивление, когда я узнал, что есть чудаки, мечтающие о садах на такырах. Да еще о таких, которые и поливать не обязательно.
— Фантастика! — такова была моя первая реакция.
— Эту фантастику можно увидеть…
И мы помчались по серой равнине к зеленой полосе на горизонте. Идеально ровные серпики барханчиков — маленьких разведчиков большой пустыни — подбирались к самой дороге. Странная трава гармала, которую не едят ни верблюды, ни овцы, разбросанными кустиками росла повсюду за обочинами.
Старший научный сотрудник агролесомелиоративной опытной станции Ата Ширмамедов, согласившийся показать мне это очередное чудо, свершаемое в пустыне людьми, рассказывал о траншейном земледелии, о садах и бахчах, выращиваемых без капли поливной воды. Не все было ново для меня. Слышал об опытах создания в траншеях необычно высокоурожайных огородов в Приаралье. Да и здесь, в Туркменистане, на безводном побережье Каспия некоторым энтузиастам удавалось разбивать удивлявшие всех бахчи. Но и там и тут это было на участках, где имелись не слишком соленые и близко подступавшие грунтовые воды. А такыр, к которому мы ехали, был сух в глубину на много метров, этакий камень-монолит, плоский, как все такыры, покрытый плотной шелухой растрескавшейся глины. Что на нем может вырасти?
— Черный саксаул, черкез, гребенщик, карагач, лох, шелковица, фисташка, — перечислял Ширмамедов. — А кроме того, виноград, яблони, отличные дыни и арбузы…
Вскоре я и сам увидел этот сказочный сад. Деревья высотой в два моих роста стояли ровненькими шеренгами в неглубоких канавах. Там, где сад кончался, тянулись свежие траншеи. Еще дальше надсадно гудел трактор, с усилием рыл окаменевший такыр, готовил очередную борозду. Все выглядело настолько обыденным, что я, ожидавший чего-то невероятного, с удивлением посмотрел на Ширмамедова.
— Внешне все просто, — сказал он и принялся рассказывать о своем необычном земледелии.
…После дождя такыр успевает промокнуть всего лишь на несколько сантиметров. А если срезать верхний окаменевший слой и в борозды собрать с поверхности воду еще до того, как солнце высосет ее? Попробовали. Оказалось, что, хоть и медленно, почвогрунт все же увлажняется. И та же самая такырная поверхность, которую считали ни на что не годной, становилась надежным щитом, спасающим влагу от ненасытного солнца. Два года таким образом пособирали осадки и установили, что объем увлажненного грунта исчисляется уже тысячами кубометров. Влажные слои простирались далеко в стороны и смыкались с другими линзами, которые образовались под соседними бороздами. Но ведь дно борозды — тот же такыр? Были проведены измерения в разных условиях и выяснено, что самое знойное лето иссушает грунт не глубже чем на полметра.
Установив все это, ученые уже не могли не загореться идеей такырного садоводства. Делается это так: в дне борозды роются ямы глубиной больше метра, которые на две трети заполняются смесью почвогрунта с навозом, аммиачной селитрой и суперфосфатом. В этот удобренный слой и высаживаются молодые деревца. Зимние осадки дают необходимую влагу, и летом деревца не погибают, потоку что корни их всегда находятся в увлажненных слоях, надежно укрытых непроницаемой такырной поверхностью.
Но выгодно ли это? Как показали опыты, садоводство на такырах может давать немалые доходы. Ширма-медов оценивал арбузы по копейке, а виноград по полторы копейки за килограмм, учитывал все: средства на создание плантаций и уход за ними — и насчитал сто рублей чистой прибыли на каждый гектар такыра…
Откровенно говоря, я усомнился в правильности расчетов: такими они казались нереальными. Но позже Агаджан Гельдыевич Бабаев подарил мне маленькую брошюру — «Инструкцию по растениеводческому освоению такыров и такыровидных почв на базе местного поверхностного стока», и там я нашел все те цифры, о которых говорил Ширмамедов. Они были взяты не из теоретических расчетов — из практики.
Первое впечатление: идею огорода под колпаком ученые нашли на страницах фантастического романа. Потом понимаешь, что ее подсказали другие работы, проводимые «солнцепоклонниками» в Бекрове, где на одном краю стоит солнечный опреснитель — герметически закрытый ящик со стеклянной крышей, а на другом — теплица, которая отапливается Солнцем. Как бы там ни было, идея родилась, и однажды Валентин Алексеевич Баум обратил внимание своих помощников на возможность объединить эти два солнечных устройства. И вот тогда все подумали о космических оранжереях с замкнутым кругооборотом воды. Ведь разницы по сути дела никакой: вынь из космического корабля ту оранжерею, поставь на бархан, и в ней прекрасно будут расти овощи.
Устройство, над которым начал работать один из сотрудников отдела гелиотехники Физико-технического института Дав лет Байрамов, так и было названо: «Теплица с замкнутым циклом по воде».
Когда мне ее показали, я был чуточку разочарован, ибо ничто в ней не напоминало о космосе, кроме разве множества приборов, блестевших меж помидорной ботвы. Через стекло, запотевшее изнутри, виднелись огромные, в два кулака, томаты. Не шевелились листья, и чувствовалось, что там, в теплице, словно бы другой мир, под стать тому, что мог быть в условиях космической неподвижности. Но все вместе это выглядело как-то слишком уж просто, чтобы будить воображение, рисовать картины, подобные иллюстрациям к фантастическим книжкам.
— Да ведь нового-то вроде бы ничего и нет, — сказал Байрамов, поглаживая стекло ладонью. — Обычное поле, только что под стеклом.
И тут же начал рассказывать об известном, о том, как растение растет и что для этого надо. И, слушая его, я еще раз убеждался, что и привычное может удивлять не меньше фантастических измышлений.
Все знают, что огород надо поливать. На маленькую грядку мы выливаем за лето сотни ведер воды, а урожай, который собираем осенью, весь умещается в одном ведре. Куда же девалась вода? Испарилась, ее выпило не растение, а Солнце. И большая часть испарилась, даже не достигнув корней, с поверхности почвы. Немало влаги ушло в атмосферу с листьев. И лишь ничтожная часть воды была использована растением для образования зеленой массы. Стало быть, если огород закрыть прозрачным колпаком, то испарившаяся вода никуда не денется, так и будет ходить по кругу, пока вся не превратится в клетчатку? Стало быть, теоретически воды на полив требуется ровно столько, сколько весит урожай?..
И вот я держал в руках помидор, большой, холодный, гладкий, который хотелось не есть, а поместить куда-нибудь в музей.
— В обычных условиях на полив требуется до трех тонн воды. В теплице за стодневный вегетационный период мы расходуем не больше пятнадцати литров на квадратный метр. И получаем двенадцать килограммов помидоров, — рассказывал Давлет Байрамов. — Нужна, правда, еще углекислота и охлаждение. В первой недостатка нет, роль второго выполняет холодная грунтовая вода и опять-таки энергия Солнца… А кроме того, теплица может работать как опреснитель. Если налить в бассейн, который тоже находится под стеклом, соленую воду, то ее испарения обеспечат полив растений, а излишки дистиллята вытекут наружу…
Я слушал его и представлял себе иссушенные барханы в безводных просторах Каракумов, на которых когда-нибудь шеренгами встанут такие вот чудо-теплицы. Убить столько зайцев сразу — на такое не отваживались даже сказочные герои. Мы с опаской следим за увеличением количества углекислоты в атмосфере? Герметические теплицы поглотят выхлопные газы многих автомобилей и движков. Мы жалуемся на избыток в недрах пустыни соленых вод, не годных для сельского хозяйства? Теплицы готовы «пить» эту воду не хуже, чем пресную. Мы сетуем на низкую продуктивность выжженн