– Я так излагаю? Отец Владимир, – повернулся к гостю Пилигрим. – Не переборщил с высоким слогом?
– Очень литературно, но по сути правильно, – кивнул Владимир.
– Из дальнейшего рассказа я понял, что Братство Креста Господня – Священная Стража Голгофы – организация крестоносцев, собирающая под своим водительством лиц, намеренных просвещать ищущих знания, делами милосердия и благотворительности утешать страждущих. Понял, что это суверенный военно-духовный христианский орден, и всякий, независимо от чина, национальности, пола и места обитания, желающий послужить Братству на его святом поприще, может быть принят в семью. В заключение новый знакомый поведал мне, что верховная власть в Братстве принадлежит Великому Собору Рыцарей Стражи (Командоров), созываемому Генеральным Капитулом по мере необходимости. Почетные кавалеры Рыцарского Креста Священной Стражи Голгофы, как лица, не принимавшие присягу, не являются членами Великого Собора. И вот по воле этого Великого Собора он встретился со мной, чтобы попробовать разрешить одно деликатное дело.
Меня крайне заинтересовало, чем я могу помочь столь могущественной и духовной организации, поэтому я согласился узнать, в чем проблема. Посланец братства, назовем его так, предложил встретиться завтра в читальном зале одной из ведущих московских библиотек. На чем мы и разошлись.
К тому времени, когда Пилигрим подошел в читальный зал, Владимир уже сидел, весь обложенный книгами.
– Скажите, вы знаете историю Воскресенского Новоиерусалимского монастыря? – спросил он.
– В общих чертах, – ответил Пилигрим. – На уровне Никона и его реформ. Глубоко не копал.
– Мне рекомендовали вас как человека, придерживающегося принципа «Ни слова на веру!».
– Могу согласиться с этой рекомендацией.
– Вот потому мы с вами здесь, в зале библиотеки, а на столе летописи и манускрипты, относящиеся к векам так сказать «средним», – он улыбнулся. – История наша такова. Можно, я начну издалека? Думаю, вы согласны, что 1204 год это малый апокалипсис средневековья.
Действительно, под ударами крестоносцев IV крестового похода пал Константинополь – Царьград, христианская столица мира. Второй Рим Святого Константина. Этому событию поначалу препятствовал даже римский папа Иннокентий III. По свидетельству Г. Мишо, историка крестовых походов, узнав о решении идти на Константинополь, которое было принято на совете в Заре – первом византийском городе, осажденном и взятом крестоносцами IV крестового похода, папа снял с них благословение и угрожал Божьим гневом. Что же оказалось в руках у покорителей Города Городов?
Первое, к чему так вожделели венецианцы – основные устроители константинопольского погрома – значительные запасы мировых финансов. До падения Византии Западная Европа не имела оборота золотых монет. Порой феодалам приходилось расплачиваться с вассалами дровами, а то и конским навозом.
Но это было не главное приобретение. К началу XIII века Константинополь стал также Святым Градом – Новым Иерусалимом. Столь высокий статус обеспечивали ему главные христианские святыни в его стенах. В многочисленных церквях города находились святые мощи не только апостолов и новозаветных святых, но также и ветхозаветных пророков. Иерусалим, где правили мусульмане и остальная Палестина с ее точечными владениями крестоносцев, была к началу XIII века землей только Святых Мест, но не святых артефактов, которые в течение XII столетия постепенно переместились в Константинополь. Главными же святынями, делавшими Константинополь Царьградом, а Византийских базилевсов – вселенскими императорами, были предметы, связанные с земной жизнью и смертью Царя царей – Господа Иисуса Христа.
Перечислим некоторые из них. В храме Святой Софии лежала плита Гроба Господня, перевезенная сюда императором Мануилом Комнином. Пелены Христовы, известные ныне как Туринская Плащаница, находились во Влахернской церкви. В Фаросской церкви Большого дворца хранились: Священный Терновый Венец; большая часть Честного Креста и Священное копье, которым прободен был Спаситель. Здесь же в Константинополе была Правая рука Иоанна Крестителя и его посох с Крестом, коими царей благословляли на царство. Этот перечень может быть дополнен еще сотнями иных чудотворных святынь, в том числе такие фантастические как Моисеевы скрижали Завета и одна из Иерихонских труб Иисуса Навина.
Но когда в 1204 году все это сокровище легло к ногам папы Иннокентия III, общий триумф уничтожения православной столицы был омрачен досадным недоразумением. В списке святынь, представленном покорителями Константинополя папе, отсутствовала важнейшая. Та, под именем освобождения которой весь XII век в Палестину устремлялись крестоносные армии. Речь идет о плите Гроба Господня. Ее некогда обмерил и описал после первого крестового похода русский паломник игумен Даниил. В его «Хожении» начала XII века святыня была названа «лавицей». Тогда она еще находилась на своем исконном месте в Кувуклии Гроба Господня в граде Иерусалиме. Я вас не утомил таким длинным вступлением? – спросил Владимир.
– Продолжайте, – успокоил его Пилигрим.
– Удивительно другое, – кивнул брат новый крестоносец. – Знали на Руси или нет до падения Константинополя о надвигающейся катастрофе? В Константинополе ведь был так называемый «русский убол», где проживали русские паломники и гости.
Влиятельные русские князья находились в тесных отношениях с византийскими императорами, обменивались посольствами, вели переписку, совместно боролись с половцами. Вот что удивительно: самый подробный перечень святынь, находящихся в храмах пред-погромного Царьграда, оставлен нам новгородским боярином Добрыней Ядрейковичем. Описание Добрыни относится к 1200 году. Кто же это такой? Он был сыном воеводы Ядрея, погибшего в несчастном походе на Югру. Ядрей относился к знатному и богатому новгородскому боярскому роду. Дед Добрыни Прокша принял монашеский постриг под именем Порфурия.
Отличие новгородского боярства от боярства (баронства, рыцарства) южной и северо-восточной Руси было в том, что, являясь мощной военной силой, оно стяжало богатство не только бранной службой князю, но и участием в значительной доле европейской торговли. Именно новгородцы могли быть лучше всех на Руси информированы о том, как начавшийся в 1202 году во Франции IV крестовый поход для освобождения Иерусалима от сарацин был «перепрофилирован» венецианцами.
Венеция, этот «Уолл-стрит» средневековья, исконно враждовала с Византией. Сначала Дож Дандоло склонил крестоносцев, не имеющих средств заплатить за перевоз в Палестину, разгромить христианский город Зару. А затем весной 1203 года на совете было принято решение отправить флот «армии Креста» в Константинополь, чтобы «помочь» царевичу Алексею, изгнанному из Византии, занять престол. Новгородские торговые гости, находившиеся в Венеции и Константинополе, вполне могли наблюдать двухлетнюю «мутацию» взглядов воинства, призванного спасать святые места Палестины.
Но был еще один фактор, отражение которого мы не найдем ни в одном историческом документе. Направить Добрыню в Царьград мог преподобный Варлаам Хутынский, новгородский чудотворец и основатель монашества в этих краях. Житие святого ставит перед учеными загадку. Преподобный передает свой монастырь вернувшемуся из Царьграда Добрыне Ядрейковичу – будущему новгородскому архиепископу Антонию. Но дата смерти преподобного 6 ноября 1193 года не соответствует дате возвращения Добрыни более чем на 10 лет. Церковное сознание этого разночтения несколько не смущает. Ответы тут могут быть как мистические, так и хронологические. Важно другое: великий святой оказывает боярину неслыханную честь – передает свое детище, основанную им обитель. Что же совершил Добрыня?
Страж Голгофы подвинул Пилигриму толстый летописный свод и открыл его на закладке.
– Процитируем по IV Новгородской летописи: «В лето 6719. Тогда же было пришел Добрыня Ядрейкович из Цареграда и привезе с собою Гроб Господень, а сам пострижен на Хутыни у Святого Спаса», – он захлопнул толстенную книгу и тут же подвинул другую, открывая на новой странице. – Приведем и другую летопись, более позднюю, «Патриаршую, или Никоновскую летопись». Это летописный свод XVI века, принятый Патриархом Никоном как официальный свод Русской истории. Читаем. «Новгородцы же с князем своим Мстиславом Мстиславовичем излюбили себе инока Антония, который ходи в Царьград, и принесе с собою изо Царьграда Гроб Господень…», – он отодвинул и этот фолиант и запальчиво продолжил: – Забегая вперед, чтобы несколько охладить сенсационность своего сообщения для тех, кто впервые читает о подвиге Добрыни, отмечу, что и светская, и церковная историография весьма спокойно относятся к вышеприведенному факту. Первая выдвигает версию, будто Добрыня привез мерную ленточку с обмерами Гроба Господня, какие во множестве привозили паломники. А вот митрополит Макарий Булгаков считает, что это, возможно, какая-то часть камня Гроба Господня. Ну да Бог с ними. – Владимир открыл еще одну книгу, показал пальцем в картинку. – Вот, смотрите, миниатюра из Летописного свода, под ней надпись «Добрыня везет Гроб Господен из Цареграда». Заметьте, не ленточку и не кусок мраморной доски, а Гроб Господень. Именно такого рода подвиг и совершил Добрыня-Антоний, выхвативший из рук крестоносцев главную святыню христианства. Как он сделал это? Златом или булатом? Как провез ее через враждебные государства и половецкие степи в далекий Новгород, недостижимый для бронированных полчищ искателей удачи? Нам неизвестно. Теперь в противостоянии с Римом Новгород имел главный аргумент, потому что «Тако благоволил Бог». Последствия этого события сказывались на протяжении столетий в жизни страны, получившей загадочное название – Святая Русь.
Новый Иерусалим с берегов Босфора переместился на берега Волхова. В этом контексте приезд к молодому новгородскому князю Александру Ярославовичу Гальда и Гемонта, легатов папы Григория IX, с неудачной попыткой склонить его в латинскую веру, смотрится совсем по-другому. Или же нашествие шведов Ярла Биргера, носившее все черты классического крестового похода, закончившегося Невским избиением 1240 года, или последовавшая за этим битва с орденскими немцами на Чудском озере в 1242 году приобретают совсем иной смысл.