Вот такая была последняя из непокорных Ягужинских, в селе которых стоял путевой дворец императрицы Елизаветы, а теперь находится санаторий Гостелерадио.
Поблизости от Софрина еще одно древнее село – Братовщина. Оно тоже стоит на дороге к Храму, а значит, тоже не обойдено царским вниманием. Здесь московское духовенство и бояре встречали в 1613 году возвращавшегося с богомолья первого из Романовых – Михаила. Кстати, и Елизавете Петровне эти места настолько приглянулись, что повелела она построить здесь еще один дворец, а в «нем 27 комнат и трое сеней». Вообще же у Елизаветы было несколько путевых дворцов на Троицкой дороге.
В 1775 году Братовщину вместе с многочисленной свитой посетила другая императрица – Екатерина Великая. Из всех остановок в пути Братовщина понравилась ей особо. Дав себе зарок бывать здесь как можно чаще, императрица повелела строить новый дворец, но скоро охладела к затее, и дальше закладки фундамента дело не пошло. А Елизаветинский дворец стоял еще долго. За ним был разбит большой сад в голландском вкусе, с галереями и беседками… В 1815 году неизвестным зодчим построена была в Братовщине церковь. При ее возведении использовался камень с разобранного за ветхостью путевого дворца Елизаветы Петровны.
В соседнем селе Талицы произошла еще одна удивительная история. У самой дороги в Лавру, то есть у самого Ярославского шоссе, стоит часовенка. От нее немного осталось. Полы проломаны, старые двери заложены, только по массивным петлям, навечно врезанным в неподатливый камень, можно догадаться, что здесь были двери. Новый вход сделан кое-как, без усердия, пролом зияет зазубренными неровными краями…
Некогда на месте каменной часовни стояла деревянная. Служителем при ней в начале прошлого века был монах Махрищского монастыря Антоний. Но он не только присматривал за часовней, а 10 лет денно и нощно копал пещеру – ее вход был как раз напротив часовни, через дорогу. Кончил работу, выполнил, видно, данный себе обет, и умер. И был похоронен в часовне. В конце XIX века вместо деревянной часовни соорудили каменную, и могила монаха осталась под нею. Теперь и следов от нее нет.
– Да, действительно, у каждого своя дорога к Храму, – вздохнул генерал.
– Что касается пещеры, здесь тайна для меня и великое недоумение, – пожал плечами отец Владимир. – Старые путеводители про пещеру упоминают, но как-то вскользь. Чувствуется, что никакими подробностями авторы этих путеводителей не располагают. И от года к году все короче упоминания, все глуше. Вроде уже не достоверный факт, а еще одно местное предание… Современные книги о Подмосковье про пещеру и часовню не упоминают вовсе. А главное, и людская память, столь охочая до всевозможных таинственных историй, пещеру достойным для себя объектом не сочла… Действительно, у каждого своя дорога к Храму и свой крест на Голгофе. Подходил я к местным старикам. Расспрашивал про часовню, про пещеру. Про часовню говорили, показали «святой колодец» рядом с нею. И теперь еще из него берут воду, но больше для полива: потеряла вода отменный вкус… А как дело доходило до пещеры, разводили старики руками: ну, был, вот туточки примерно, вход, но заложили-то еще когда!
– И никто вход не распечатывал? – удивился я.
– Не! Мы, еще когда молодыми были, так и рядом не ходили! Бывало, кто из озорников толкнет девчонку к тому холму, она визжит! Страсть! – отвечали старики.
– Удивительным беспамятством запечатана Антониева пещера! Ну, много ли, скажите, в ближнем Подмосковье таких рукотворных подземелий? А вот надо же! Сколько лет ходят мимо люди, едут автобусы с экскурсантами, и никому в голову не придет сделать здесь привал. А впрочем, зачем его делать? Не для славы копал ее Антоний. Искал свой путь к Храму! Наверное, нашел, – и он перекрестился, – упокой, Господи, его душу. Пойдем далее по дороге к Храму.
Вот деревня Голыгино. Уже в наше время, в 50-х годах XX века, известный ученый-искусствовед Михаил Андреевич Ильин услышал от встретившейся ему старушки абсолютно достоверную, как она уверяла, историю.
Сначала старушка поинтересовалась: «Ночью не приходилось вам по дороге тут на Москву ехать?». Ильин ответил, мол, нет, а что? «Вот какое дело, – оживилась старушка. – Здесь при царе Петре схватили отца и сына Хованских, что стрелецкий мятеж подняли против царя. Да головы им тут и отрубили без суда. Так вот, ежели ночью в полночь ехать по Ярославской дороге на Москву, то выходят они оба на шоссе, держат свои отрубленные головы в руках и просят засвидетельствовать в Москве, что казнены безвинно».
Преломилась в легенде истинная история о том, как обеспокоенная доносом на князя Ивана Хованского, будто замышляет он свергнуть Романовых, чтобы самому утвердиться на русском престоле, коварная и решительная царевна Софья позвала 17 сентября 1685 года на свои именины в здешний путевой дворец в числе многих гостей и Хованского с сыном. Но к именинному столу Ивана и Андрея Хованских привели уже связанными. В тот же день их и казнили.
А как не сказать про древний Радонеж? Это ведь сюда переехал с родителями из-под Ростова Великого отрок Варфоломей, будущий основатель монастыря Сергий, прозванный в народе Радонежским, неутомимый радетель о единстве русских земель и долгом мире на этих землях. Неисповедимы пути Господни. Удивительны дороги, к Храму ведущие.
Cело Радонеж находится чуть левее 59-го километра Ярославского шоссе. Там такой съезд под эстакаду. На левом берегу речки Пажи. Кругом пологие холмы с плоскими вершинами, да по склонам овраги, будто кто пахал огромной сохой. Село со всех сторон окружают небольшие поля. Вдалеке темнеет густой лес из елей, осин, берез и ольхи. Да по краям оврагов весной цветет белой кипенью черемуха. К северу от села небольшая дубрава, словно напоминание о былинных временах. Тех годах, когда основал это село какой-то воевода Радонег, ибо от его имени и получило оно свое название – Радонеж.
Жили в нем люди воинские, что берегли границу Суздальской земли. Потом сидели на этих землях ордынские баскаки, ханские чиновники, что следили за сбором дани на подвластных им землях. До сих пор пустоши в окрестностях называются Ханская да Баскакова. А на восток от Радонежа на высоком холме остатки капища Белые Боги, где молились своим богам те самые баскаки. Так говорит народная молва.
Баскаков сменили наместники московского князя. Теперь они занимались сбором налогов и судебными делами. Для них самих, их помощников и челяди была построена большая усадьба с церковью, посвященной празднику Рождества Христова. Возможно, прельщенный сытой жизнью княжьих людей, в 1332 году в радонежскую «весь» переселился со всей семьей и родственниками ростовский боярин Кирилл. Епифаний Премудрый написал о нем: «Этот… раб Божий Кирилл прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, одним из славных и известных бояр, владел большим богатством, но к концу жизни в старости обнищал и впал в бедность».
Боярин и его жена Мария основали здесь свое новое хозяйство. Это их сыновья Варфоломей и Стефан после смерти родителей своих ушли на речку Кончуру, протекающую в 15 километрах севернее Радонежа. Здесь братья «…сделали постель и хижину и устроили над ней крышу, а потом келью одну соорудили и отвели место для церкви небольшой, и срубили ее… освящена была церковь во имя святой Троицы…». Стефан, увидев, «что трудна жизнь в пустыни», вскоре ушел в Москву. Варфоломей, оставшись один, «…изучил все монастырские дела и монашеские порядки, и все прочее, что требуется монахам». Он и основал знаменитый на всю Русь Троицкий монастырь, войдя в историю государства нашего под именем Сергия Радонежского.
Если же пройдете вы весь путь к Храму, то с высоких холмов откроется вам вид на Троице-Сергиеву лавру. Архитектурный ансамбль Троице-Сергиевой лавры включен в 1993 году в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Многочисленные лаврские сооружения возведены на протяжении XV–XIX веков лучшими мастерами России. Они представляют собой своеобразное наглядное пособие по истории русского зодчества.
Вот Троицкий собор, построенный в 1422–1423 годы – один из немногих сохранившихся образцов раннемосковского белокаменного строительства. Традиционный крестово-купольный храм отличается небольшими размерами и скромным резным декором. Тут же Духовская церковь, построенная на полвека позже – оригинальное, уже кирпичное, сооружение. Особенна она наличием открытой шестипролетной звонницы у основания барабана купола. Самый большой храм Троице-Сергиевой лавры – Успенский собор, строение XVI века. Он повторяет по внешним формам своего тезку – Успенский собор Московского Кремля.
Больничные палаты с церковью Зосимы и Савватия Соловецких – это уже XVII век. Один из немногих дошедших до наших дней памятников гражданского средневекового зодчества. Между двухэтажными больничными корпусами располагается единственная сохранившаяся в ансамбле монастыря шатровая церковь. А вот Трапезная палата с церковью Сергия Радонежского – великолепный образец «русского узорочья». Снаружи и внутри палаты и церковь пышно декорированы росписью, лепниной, белокаменной резьбой. Так же нарядно выглядят и другие постройки монастыря конца того же XVII века – здание Чертогов и Надкладезная часовня.
Но над всем главенствует Колокольня. Это самое высокое сооружение монастыря. Ее высота вместе с крестом составляет почти 90 метров. Построенная по канонам классической архитектуры, колокольня производит незабываемое впечатление. Венчает здание необычное завершение в форме раковины. Колокольня – последняя по времени значительная монастырская постройка, своеобразный финальный аккорд уникального архитектурного ансамбля Троице-Сергиевой лавры.
Вот к этому Храму и ведет Путь паломников, что нынче называется Ярославское шоссе, – закончил Владимир. – Извините, что не оправдал ваших надежд на детективную историю.
– Что вы! – восхищенно глядя на рассказчика, выдохнула Люся. – Все так здорово! Все так интересно! Я и не знала, что Ягужинские жили в Софрино.