1 мая поутру в степи было уже жарко. На полдороге к Мало-Аягузскому пикету я увидел знаменитую в киргизской степи по народным легендам могилу Козы-Корпеча. Верхушка ее была, к сожалению, отстрелена ядром из пушки. Кому понадобился такой акт вандализма, я не мог узнать. Степь была оживлена здесь вновь появившимися растительными формами.[22] В этот день нам пришлось переезжать через вязкие солонцы, перемежавшиеся с песчаными пространствами. На некоторых из этих солонцов мы видели настоящие соляные инкрустации поваренной и глауберовой соли. На песчаных холмах были заросли саксаула (Arthrop-hytum ammodendron). Пески были оживлены несметным количеством черепах и ящериц, между которыми были и круглоголовые (Phrynocephalus).
2 мая мы доехали очень рано поутру до Арганатинского пикета, на этот раз при совершенно ясной погоде, взобрались на Арганатинскую сопку, с которой вид был очень обширен. На западе в слегка туманной дали расстилалась поверхность озера Балхаш, а на востоке – отчасти окутанный облаками снежный гребень Семиреченского Алатау. Я пересел на лошадь и направился в экскурсию по низменной прибалхашской степи. Арганатинская группа и окрестная степь дали мне очень интересный сбор растений.[23]
По возвращении в Арганатинский пикет мы с Кошаровым снова пересели в тарантас часа в два пополудни и быстро доехали до реки Лепсы, на берегах которой росло много кустарников: боярки (Crataegus sanguinea), жимолости (Lonicera tatarica) и одного вида ивы (Saiix purpurea). Лепсу мы переехали на пароме. Погода сделалась пасмурной, и, наконец, пошел дождь, но мы еще засветло доехали до другой реки Семиречья – Баскана[24] и уже ночью до третьей значительной реки – Аксу, через которую переправа вброд была очень затруднительна.
3 мая в дождливую погоду мы ехали степью по ужасной грязи до каменистого подъема на высокий отрог Семиреченского Алатау через ущелье Кейсык-ауз и Гасфортов перевал. Когда же мы въехали на подъем уже по твердой каменистой почве, то погода скоро совершенно разгулялась и весь наш путь через ущелье, перевал и спуск до Арасана, украшенный роскошной растительностью, имевшей характер уже не низменной степной, а подгорной зоны (от 700 до 1000 метров), был чрезвычайно привлекателен.
Весь переезд этого дня я посвятил на изучение флоры подгорной зоны Семиреченского Алатау, вечером доехал до Арасана и с удовольствием купался в нем при температуре воздуха +16,5 °C.
В течение следующих четырех дней (4, 5, 6 и 7 мая) при великолепной солнечной погоде и температуре +17 °C я целым рядом экскурсий (как, например, в горы Кейсыкаузского отрога и ущелья рек Биен и Карасу) выезжал верхом во все стороны от Арасана и заключил обстоятельное исследование майской флоры прекрасной культурной подгорной зоны Семиречья на высоте от 800 до 1200 метров.
7 мая я уже переехал в Копал. Гипсометрическое определение 1857 года дало мне для Копала 1060 метров абсолютной высоты, а подгорье, посещенное мной от 3 до 8 мая преимущественно с целью исследования местной флоры, простиралось от 700 до 1200 метров.[25]
Свидание мое с Абакумовым было самое дружелюбное. С особым удовольствием показывал он мне свои энтомологические сборы.
Выехали мы из Копала 9 мая по верхней балыктинской дороге через горы в Каратал. Верст через десять достигли гранитных обнажений и въехали в зону прекрасного елово-пихтового леса. По выезде из этой зоны подъем становился все круче и круче, и растительность приняла субальпийский характер.[26] Достигнуть вершины перевала Арал-джол, на который мы направлялись, нам не удалось, так как оказалось, что он еще сильно занесен снегом. На высшем достигнутом нами, уже в альпийской зоне, пункте я сделал гипсометрическое определение, которое дало мне 2180 метров абсолютной высоты. Ботанический сбор мой в этот день был особенно счастлив. Я нашел между прочим четыре совершенно новые формы растений, а именно новую породу астрагала, получившую впоследствии название Oxytropis nutans n. sp., новый вид шафрана, которому я, вместе с д-ром Регелем, дал название Crocus alatavicus n. sp., новую форму гвоздики (Dionthus alpinus var. semenovi n.) и, наконец, новую породу мытника (Pedicularis), названную впоследствии также моим именем (Pedicularis semenovi n. sp.).[27] С нашего привала в альпийской зоне мы спустились вниз и выехали на нижнюю дорогу, по которой и доехали до Каратала.
10 мая поутру мы с трудом переехали вброд через многоводный Каратал и к ночи доехали до Карасуйского пикета. Здесь я ночевал и на другой день поутру сделал гипсометрическое измерение, которое дало мне 1180 метров.
Следующий день, 11 мая, я употребил на переезд на переменных почтовых лошадях до Куянкуза, при пасмурной погоде. И в этот день (11 мая) мне удалось найти во время моей экскурсии на горе Май-тюбе два совершенно новых вида растений из родов остролодочника и астрагала, получивших впоследствии имена: Oxytropis semenovi и Astragalus semenovi.
12 мая, переночевав в Куянкузе, я совершил очаровательный переезд оттуда до Илийского пикета, занявший у меня целый день, так как я беспрестанно выходил из тарантаса и почти весь путь прошел пешком, знакомясь с новым для меня миром флоры и фауны центральноазиатской низменности.
Приилийская равнина в своем роскошном весеннем убранстве уподоблялась цветущему саду. Илийский древесный барбарис, открытый впервые Александром Шренком, который первый из путешественников еще в сороковых годах достиг до озера Балхаш, и названный профессором Бунге Berberis integerrima, был весь покрыт в это время года крупными кистями желтых душистых цветов. Из других лиственных древесных пород росли в Илийской низменности три породы тополя (Populus euphratica, P. pruinosa и P. nigra), три породы ивы (Salix songorica, S. alba, S. viminalis), три породы тамарикса (Tamarix elongata, Tam. pallasi и T. hispida), порода джигды (Elaeagnus angustifolia), таволга (Spiraea laevigata), a из кустарников: Halimodendron argenteum, Ammodendron sieversi, Prunus prostrata, Hulthemia persica, шиповник (Rosa gebleriana), Stellera altaica. Но всего интереснее из древесных пород Илийской низменности оказалась открытая мной (12 мая 1857 г.) и еще никому не известная красивая порода ясеня, образующая здесь местами целые рощицы; она была описана впоследствии (в 1868 г.) ботаником Ботанического сада Гердером и названа им Fraxinus potamophila n. sp. Кроме этого интересного дерева, мне удалось открыть между 12 и 14 мая в Илийской долине более десяти совершенно новых, в то время еще никем не описанных растений, получивших впоследствии от Регеля и Гердера следующие названия: смолевка – Silène semenovi n. sp.; Acantophyllum paniculatum n. sp.; грабельки – Erodium semenovi n. sp.; астрагалы: Astragalus halodendron n. sp., Astragalus iliensis n. sp.; мышиный горошек – Vicia (Opobus) semenovi n. sp.; горькуша – Saussurea semenovi n. sp.; Lactuca (Streptorrhamphus) hispidula n. sp.; кермек – Statice semenovi n. sp.; чеснок – Allium iliense n. sp.
He менее этих новых, еще никем не виданных растительных форм поразило меня среди этой оригинальной флоры растущее здесь в сыпучих песках, в чаще древесных рощиц, растение, бросающееся в глаза своим высоким и толстым коричневым стеблем, лишенным листьев, снабженным только чешуйками и вертикально углубляющимся в песчаную почву. При этом корень растения, служащий непосредственным продолжением стебля, имеет одинаковый с ним вид. Зато наверху стебель заканчивается длинным колосом густо скученных прекрасного цвета пурпуровых цветов, распространяющих на далекое расстояние такой отвратительный запах падали, что растение легко можно было найти в лесной чаще, но выкапывать его из земли было очень трудно, вследствие непомерного углубления его корня. Растение это, паразитирующее на корнях Nitrara, было впервые найдено мной в Центральной Азии; оно оказалось, однако же, принадлежащим к европейско-африканской флоре Средиземноморского бассейна, где было известно еще Линнею с острова Мальты и было им названо Cynomorium coccineum (из семейства Cynomoriaceae).[28]
Фауна Приилийской равнины была не менее оригинальна, чем ее флора. Ее оживляло бесчисленное множество черепах (Testudo horsfieldi) и разных ящериц, преимущественно из родов Eremias, Scapteira и Phrynocephalus; а также и множество ползавших по сырым песчаными глинистым местам насекомых, главным образом жесткокрылых; немало встречалось здесь и паукообразных: каракуртов, скорпионов и фаланг. Между жесткокрылыми я здесь нашел впервые красивую, гладкую зеленого металлического цвета породу жужелиц из рода Calosoma (порода Callisthenus); хранитель Зоологического музея Академии наук Менетриэ дал этому новому виду название Callisthenes semenovi, под которым он и был описан в 1859 году нашим известным энтомологом В. И. Мочульским, обработавшим мой небольшой энтомологический сборник.
Только к вечеру 12 мая я прибыл, после своих столь памятных для меня экскурсий, в Илийск, где нашел наш русский поселок уже совершенно обстроенным из прекрасного лесного материала, после его предварительной и постепенной просушки в лесной зоне Заилийского Алатау.
Я остался ночевать в Илийске с тем, чтобы на другой день совершить еще одну интересную для меня экскурсию в Илийской долине в сопровождении художника Кошарова верст за сорок вниз по реке Или.
В день этой экскурсии, 13 мая, погода была совершенно благоприятная, и, когда мы тронулись в путь в 5 часов утра, было уже +10 °C.
В Илийске величественная река, имеющая до 400 метров ширины, течет еще в низких песчаных берегах по равнине, абсолютная высота которой на берегах Или не превосходит 340 метров, но которая медленно повышается на юг к Верному, отстоящему в семидесяти верстах от Илийска, переходя постепенно в подгорье Заилийского Алатау, самая река Или течет мимо Илийска прямо от востока к западу, и уже верстах в 7 ниже Илийска ее русло начинает врезываться в каменное ложе. Таким образом многоводная и довольно быстрая река все более и более углубляется в ложбину, которую она промыла себе между скалами. Вследствие этого, следуя вдоль течения Или, мы очутились верстах в пятнадцати или двадцати ниже Илийска уже в скалистом, хотя и очень широком ущелье. Здесь величественная река текла между крупными утесистыми берегами, которые становились все выше и выше, но оставляли свободный проезд между своими обрывами и руслом реки. Верстах в 20 или 25 ниже Илийска утесы, возвышающиеся более ста метров над уровнем реки и состоящие из светло-красного порфира, становятся очень живописными, в особенности там, где они близко подходят к светлой, изумрудно-зеленой широкой поверхности реки. В ней плавали и над ней летали многочисленные стаи белых