Только шестикратные выходы мои в 1856 и 1857 годах в различных местах, так же как и расспросы туземцев, убедили меня, что островов такого типа, каким представляется Арал-джол на озере Ала-куль, на Иссык-Куле нет и едва ли могло быть.
Интересно было бы для меня проверить рассказы каракиргизов об исчезнувших под водой развалинах строений, которые иногда, при низком стоянии воды, бывают видны и поныне. В подтверждение этого показания каракиргизы сообщали мне, что они нередко находили на берегу, осмотренном мной 13 июня, кирпичи и камни, из которых были сложены исчезнувшие под водой строения. Место, на котором они видели эти строения, они мне указывали с берега, посещенного мной 14 июня 1857 года, и с мыса, разделяющего заливы Тюпа и Джаргалана. Расположено это место, казалось мне, на подводном продолжении мыса Кара-бурун и, во всяком случае, в восточной мелководной части озера, потому что в нее вносится постоянно большое количество наносов.
Независимо от этих исчезнувших под водой Иссык-Куля построек есть еще и другие исторические показания о бывших на Иссык-Куле островах, ныне, очевидно, исчезнувших. Показания эти относятся к XIV и XV векам. В XIV веке, по показанию Араб-шаха, великий Тимур (Тамерлан) помещал своих знатных пленников на острове озера Иссык-Куль, где он приказал устроить для них жилище. В середине XV века, по показанию мусульманских историков, один из монгольских ханов основал на острове среди Иссык-Куля в местности Кой-су укрепление, в котором держал для безопасности свое семейство. Сопоставляя эти три показания, я не имею причины сомневаться в их справедливости и прихожу к заключению, что все три относятся к одному и тому же острову, существовавшему в XIV и XV веках и в то время застроенному и исчезнувшему под водой озера вместе со своими постройками позже XVI века.
Где же мог находиться такой остров? Без сомнения, в восточной, мелководной части Иссык-Куля, так как он был не горно-каменный – типа Арал-тюбе на озере Ала-куль, а наносный, и в таком случае его следует приурочить к месту, указываемому каракиргизами на подводном продолжении мыса Кара-бурун. Что остров был наносный и был окружен мелководьем, на то я нахожу подтверждение в названии местности озера, в которой находился остров, – «Кой-су», что значит «баранья вода». Имя Кой-су часто встречается в Средней Азии и всегда применяется к таким мелким и спокойным водам, через которые легко могут переправляться бараны. Это собственно «бараний брод». Такой только и могла быть водная поверхность, окружающая наносный остров Иссык-Куля, образовавшийся на подводном продолжении Кара-буруна. Исчезнуть со всеми своими постройками под волнами Иссык-Куля было не особенно трудно при всякой сильной буре, сопровождавшей одно из тех землетрясений, которым часто бывали подвержены прибрежья Иссык-Куля. Таким образом, и обломки строений, выбрасываемые на прибрежье, посещенное мной 14 июня 1857 года, относятся не к усунско-китайскому периоду (II веку), а к монгольскому (XIV и XV векам).
Покинув интересные берега Иссык-Куля, мы весь остальной день употребили на переход от прибрежья озера по степной поверхности иссык-кульского плоскогорья, и, перейдя еще реку Джеты-огуз, вышли на реку Джаргалан, где и остановились на ночлег, собрав в этот день богатый материал по флоре иссык-кульского плоскогорья, причем мне удалось найти, несмотря на сравнительную бедность флоры и преобладание в ней обыкновенных растений Европейско-Сарматской и Западно-Сибирской равнины,[52] совершенно новое растение среднеазиатского типа, из семейства скрофулариевых, названное впоследствии Odontites breviflora.
Всю ночь на 16 июня на нашем джаргаланском ночлеге шел дождь.
16 июня в 7 часов утра, когда мы вышли со своего ночлега на Джаргалане, погода уже несколько разгулялась, и термометр по Цельсию показывал +14°. Мы поднялись на береговой вал и по легко волнистой и немного поднимающейся местности взошли на Тасму – широкую полосу, разделяющую параллельные течения рек Джаргалан и Тюп. Взойдя на Тасму, мы увидели красивую могилу богинского батыря, по имени Ногай, умершего на этом месте в 1842 году. Памятник этот, работы лучших кашгарских мастеров, обошелся семейству Ногая довольно дорого: оно заплатило за него две ямбы серебром, двух верблюдов, пять коней и 300 баранов. Памятник имел вид небольшого храма восточной архитектуры с куполом и башней. В передней стене была видна дверь в глубокой амбразуре, а купол был расписан чрезвычайно грубыми фресками, на которых были изображены сам Ногай на коне с длинной пикой в руке, а за ним – также на коне – его сын Чон-карач и далее все члены семейства Ногая и ряд вьючных верблюдов. Между группами были нарисованы фантастические деревья и даже цветы. Все кирпичи, из которых было сложено здание, были привезены из Кашгара. Между ними кирпичи красного цвета были несколько грубее и хуже наших русских, но зато серые были лучшего качества и характеризовались своей крепостью и звонкостью. Но в особенности были прочны и красивы глазированные кирпичи, очевидно, набранные из древних развалин. Комната внутри строения была восьмиугольная и высокая, метра четыре в диаметре, но совершенно пустая.
Дальнейший наш переход через Тасму продолжался еще часа два. Почва здесь казалась гораздо плодороднее, чем на Терскее, и травы богаче, но все-таки они имели характер слегка песчаной русско-европейской степи.
Затем мы увидели перед собой всю широкую, протянутую от востока к западу долину реки Тюп и длинный залив Иссык-Куля, в который она впадала. Весь Заилийский Алатау впереди нас был покрыт густым туманом.
Киргизское кладбище на реке Тюп. 1856 г. Рисунок Ч.Валиханова карандашом и тушью
Пройдя полчаса поперек долины Тюпа, мы достигли до самой реки, перешли ее вброд и вышли на противоположный увал против могилы Джантая. Эта могила была выше и в архитектурном отношении красивее первой: она имела купол и две башни, а на передней стене ее видны были красивые узорчатые амбразуры окон и двери с интересными украшениями сверху Комната внутри здания была высокая, цилиндрическая и посреди нее помещался род саркофага.
Следуя далее от могилы Джантая по дороге на Кунгей, то есть на северное прибрежье Иссык-Куля, и перейдя через первую речку Вадпак, мы заметили здесь несколько древних так называемых «каменных баб», которые встречаются в южнорусских (новороссийских) степях, то есть на всем пути переселения кочевников из Средней Азии. Здешние каменные бабы были грубо высечены из сиенита, глубоко врыты в землю и имели широкие и плоские лица, хотя мужские, и с длинными усами. Встречались нам здесь и «чудские» курганы.
Очевидно, что Санташ, так же как и все пространство между Тянь-Шанем и Заилийским Алатау, далее оба берега Иссык-Куля, а затем течения рек Чу и Таласа служили самыми торными путями народных переселений из внутренней нагорной Азии, о которых китайские летописи сохранили очень обстоятельные воспоминания. Летописи эти уже во II веке до нашей эры часто повествуют о кочевых народах, с которыми китайцы знакомились на северо-западной оконечности Срединной Китайской империи, там, где ее провинция Гань-су сравнительно узкой полосой вторгается на Среднеазиатское нагорье, как бы простирая руку для того, чтобы захватить его. К этой северо-западной оконечности империи охотно стремились самые энергические из азиатских кочевников, находя здесь «ахиллесову пяту» Китая, так как отсюда в период ослабления Китайского государства они могли громить его безнаказанно своими вторжениями, унося с собой богатую добычу из разоряемых ими оседлых китайских поселений.
Самым могущественным и опасным для Китая из этих кочевых народов за два века до нашей эры были гунны, обитавшие здесь с подчиненными им племенами – темными монгольского типа юэ-джисцами и голубоглазыми и русыми усунями. Во II веке до нашей эры, когда государственность Китая, после периода его слабости, начала снова пробуждаться, китайцам удалось несколько оттеснить гуннов от ганьсуйского входа в богатые и плодородные китайские равнины. Гунны подались назад и, в свою очередь, выбили усуней и юэ-джисцев из их кочевий, заставив их бежать на отдаленный запад. Сначала двинулись усуни и, следуя северной тянь-шаньской дорогой (Тянь-Шань-бей-лу), вышли в бассейн реки Или. За ними медленно потянулись и юэ-джисцы. Сначала они удержались еще в соседстве гуннов, но, сбитые ими снова, они уже бежали без оглядки в намерении соединиться с усунями. Следуя сначала по южной тянь-шаньской дороге (Тянь-Шань-нань-лу), они перешли на северный склон Небесного хребта в меридиане города Хами, но, найдя этот северный склон занятым усунями, окончательно утвердившимися и в бассейне Или, и в бассейне Иссык-Куля, прошли вперед мимо них, уклонились снова на юг и вышли по Яксарту в древнюю Согдиану, а оттуда уже пошли далее на запад в Европу.
Усуни же оставались бесспорными владельцами бассейна Иссык-Куля в течение пяти веков и, казалось бы, не могли не оставить по себе каких-нибудь памятников, к которым и следует относить здешние каменные бабы, находимые здесь орудия бронзового периода и вообще самые древние предметы из выбрасываемых волнами Иссык-Куля.
По всегда обстоятельным сведениям китайских летописей, всех усуней, утвердившихся во втором их отечестве, было 120 000 семейств, а войско их составляли 188 000 всадников. Страна их, по описанию китайских летописей, обиловала превосходными пастбищами и стадами, составлявшими их главное богатство, но она была холодна и обильна дождями, а горы ее поросли еловыми и лиственными лесами. Всего охотнее усуни занимались коневодством: богатые имели свыше 4 и даже 5 тысяч лошадей. Хотя усуни состояли под верховным владычеством гуннов, но все-таки они имели своих довольно могущественных государей, носивших титул кюнь-ми. Китайцы охотно искали союза с этими усунскими правителями для того, чтобы возбудить, в случае надобности, войны в тылу сильных своих врагов. Поэтому китайский двор в 107 году до нашей эры отдал свою принцессу в замужество усунскому королю с титулом кюнь-ди. Для этой королевы был выстроен в главном стойбище усунского короля первый китайский дворец. Эту королевскую резиденцию китайцы называли Чи-гу-чин, то есть «город красной долины». Этой «красной долиной», по моим местным соображениям, могла быть только долина Джаргалана, но, во всяком случае, Чи-гу-чин находился не на берегу Иссык-Куля, а на некотором расстоянии от него, как то подтверждается древними китайскими картами, что вызывалось потребностями усунских государей быть окруженными богатыми пастбищами, а не водой.