– Похоже, нам придется принять участие в заупокойной службе, – шепотом сказал Патрик.
– Мне тоже?
– Да, будешь пономарем.
– Но я не смогу! Я ничего не умею!
– Не бойся. Я буду рядом и буду подсказывать, что тебе делать. Pater noster[70] вспомнишь?
– Да.
– Kyrie eleison?[71]
– Кажется, да.
– Поверь мне, есть священники, которые не знают и этого.
Это заверение немного ободрило Стегинта. В ожидании Патрик стал на колени и сложил руки в замок. Ятвяг последовал его примеру, сам толком не понимая, изображает ли он только молитву или молит Бога по-настоящему.
Со двора донесся топот. Снова послышался гул шагов. Много людей шло по коридору. У Стегинта внутри все съежилось, но они прошли мимо и остановились где-то в соседней зале.
– Братья, – позвал миноритов их провожатый, – пройдемте в капитулярий[72]. Вам позволено присутствовать на собрании.
Высокие стрельчатые окна темнели синевой – умерший день уже не давал света. Залу освещало несколько факелов. Вдоль стен стояли каменные скамьи. На них сидели члены ордена – человек пятнадцать. Пять или шесть из них – рыцари в белых плащах с черными крестами на груди и длинными мечами на поясе. Бородатые, рослые, широкоплечие, с суровыми обветренными лицами. Еще несколько присутствующих поверх белой одежды были облачены в серые плащи с Т-образными крестами. Они также были вооружены, хотя оружие их не так бросалось в глаза. И один человек был одет в плащ, подобный рыцарскому, но не имел оружия и доспехов. Это был тевтонский клирик, которых так не хватало ордену монахов-рыцарей. Он был уже немолод, невысок, сутул, в плечах узок, но взгляд по твердости не уступал братьям-рыцарям. «Иоганн», – догадался Патрик.
Перед началом собрания клирик прочел молитву. Все дружно ответили: «Атеп». После этого он заговорил опять, и в голосе его была сила:
– Видел святой Иоанн воинствующую церковь в образе нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога. Когда звук проповеди креста Христова разнесся по всей земле королевства Германии, взволновались сердца тех, которых коснулся Бог, и души воспламенились жаждой мщения за поругание распятого Господа. Тогда была возвещена новая война, которую Господь избрал в земле Прусской, и тевтонские братья вошли в Пруссию – землю, полную ужасов, невозделанных просторов и жестоких битв, чтобы разрушать огнем и мечом, убивать и разорять, пока не уничтожат совсем, чтобы язычники не смогли бы уже оправиться. Пруссы, объединенные великой злобой, коснея в пороках своих, гордо подняв головы, вознегодовали против бича Господня. Громоздя зло на зло и беду на беду, они воспротивились правоверным, и так в наши дни исполнилось на тевтонских братьях то, что апостол писал, говоря о святых мучениках: иные замучены были, другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пыткам, умирали от меча. Те, которых весь мир не был достоин, скитались по лесам и болотам, терпя недостатки, скорби, озлобления. Но братья сражались и строили – строили, потому что понимали, что этих язычников они могли бы подчинить вере, если бы только среди этого развращенного народа у них были замки, из которых они на них ежедневно нападали бы. И так, направив все усилия и помыслы на расширение пределов христианских, братья очистили Прусскую землю от старой закваски пороков и лукавства язычников. Иных перебили так, что не осталось в этих народах ни одного человека, который не склонил бы выю свою под иго веры. Иные при приближении братьев сами в страхе дали заложников. Упрямые головы свои и непокорные выи склонив перед верой и братьями, они поспешили в лоно святой матери церкви, внимая отеческим увещеваниям, которые воистину исходили от корня любви.
Стегинт не понимал ни слова. Он хотел спросить у Патрика, о чем говорит этот человек, но не решался заговорить. Он заметил, что Патрик сидит, прикрывая рот ладонью, и лицо его необычно напряжено. Ятвягу передалось беспокойство наставника. Ему даже почудилось, что этот священник смотрит на них, и он с его учителем каким-то таинственным образом уже знают друг друга. Голос тевтона звучал в его ушах.
– Тогда враг рода человеческого, Диавол, которому всегда ненавистен мир и покой христиан, нашел себе народ, чтобы вредить братьям. Во главе войска сильного и непокорного племени ятвягов стал Скуманд, сын Диавола. Этот вождь не раз помогал непокорным пруссам и выходил из своей земли, чтобы сражаться с нами. Поэтому, чтобы пресечь сам корень греха, сам маршал по повелению нашего магистра вторгся в волость Ятвягии, называемую Покима, совершил великое разорение огнем и мечом, взял в плен и убил многих людей. Но этот Скуманд, пренебрегая самой возможностью спасения своего, ожесточившись упрямой душой, словно кряжистое дерево, которое не может гнуться, собрал совет с другими вождями ятвягов и, заручившись также помощью литовского князя Тройденя, решительно вторгся в землю своего главного врага комтура[73] Ульриха Баувара. За это брат Ульрих отомстил Скуманду, несколько раз совершив поход в Ятвягию, убив там сто пятьдесят человек и взяв в плен жен вождей, чад и домочадцев. В этом году наш магистр, чтобы война ятвяжская не затихла, но ширилась бы всякий день, собрал всю силу войска своего и вошел в Ятвягию. Брат Хельвик, ты был там. Расскажи нам все, что видел.
– Мы вошли в волость Красима, в которой правит Скуманд, в день Сретения Господня, – заговорил один из рыцарей, – и опустошили ее огнем и мечом. Мы нашли дом этого могущественного человека Скуманда, окружили его, перебили больше ста человек и обратили все в пепел. Мы были уверены, что Скуманд погиб в огне и пошли оттуда, хваля Господа, с радостью и большой добычей. На следующий день началась оттепель. От снега поднялся туман, а ненадежные проводники сбежали от нас. Войско сбилось с пути, но мы верим, что это произошло по провидению Всевышнего, которым ничто не вершится беспричинно, потому что в этом блуждании войско рассеялось и разорило всю Красиму. Комтур Ульрих Баувар и брат Людвиг фон Либенцель, самые храбрые в нашем войске, глубже других зашли в ятвяжскую землю. Я был с ними и видел, как из тумана вышел сын Диавола Скуманд, пешком, в волчьей шкуре, с копьем. Мы все слышали, как он призвал Ульриха по имени. Я ума не приложу, откуда он мог знать, что в нашем отряде Ульрих…
– Maleficium, – объяснил Иоганн, – известно, что Скуманд жрец. Он умеет гадать по птицам, как все мужчины в его роду. Диавол несомненно подсказал ему, как найти своего заклятого врага. Продолжай, брат. Рассказывай подробно. Мы все должны знать.
– Мы пытались удержать комтура, но он направил коня прямо через бурелом и замершую топь. Так он хотел встретиться с этим ятвягом. И тогда произошло страшное. Подтаявший лед не выдержал и проломился под тяжелым конем. Наверняка ятвяг рассчитывал на эту хитрость. Ульрих сумел ухватиться за лежачее дерево и попытался выбраться. Ему это почти удалось, но прежде чем он стал ногой на твердую землю, подлый Скуманд нанес ему первую рану. Мы хотели прийти на помощь комтуру, но из туманного леса на нас начали нападать со всех сторон ятвяги, а приблизиться к нему кратчайшим путем мы не могли из-за треснувшего льда. Ульрих потерял копье, когда выбирался из топи, но обнажил меч, и раненый храбро ринулся на врага. Тогда Скуманд нанес ему вторую рану. Наши сердца облились кровью, когда мы услышали крик раненого брата, но он все еще был жив и продолжал мужественно сражаться. Ему мешали тяжелые доспехи. То, что дает нам силу и непобедимость, когда мы мчимся верхом, нередко становится нашей слабостью, когда приходится спешиться. А Скуманд, ловкий, как волк, быстро нападал и опять отступал куда-то, так что мы иногда даже теряли его из виду. Ульрих выдержал еще по меньшей мере два удара, но когда Скуманд нанес ему пятую рану, Всевышний забрал его душу к себе.
– Брат Ульрих всегда мечтал о такой смерти, – сказал один из рыцарей, – однажды я спросил его, почему он так суров с ятвягами. Знаете, что он мне на это ответил? Он сказал: «Мне все равно, что делать, лишь бы получить от них пять ран, как распятый Христос получил за меня».
– Воистину свершилась воля Господня! – отозвались сразу несколько голосов.
– Продолжай, брат Хельвик, – призвали присутствующие.
– Брат Людвиг фон Либенцель хотел прийти на помощь комтуру, своему другу. Ища обходной путь, он смело поскакал в чащу, кишащую ятвягами. Больше мы его не видели и до сих пор ничего не знаем о его участи. Нам удалось проложить себе путь из того гиблого места. Мы убили немало ятвягов. Сами потеряли убитыми еще четырех человек. Потом мы соединились с войском магистра, с которым покинули эту разоренную землю. Три дня назад гонец из Ятвягии положил у ворот нашего замка вот это.
В самой середине залы стояла накрытая плетеная корзина, на которую ни Патрик, ни Стегинт до сих пор не обращали внимания. Один из рыцарей поднялся, подошел к корзине, припал на колено и снял крышку. Опустив руки в корзину, он осмотрел ее содержимое, не извлекая его.
– Да, – подтвердил крестоносец, снова накрывая корзину, – это его голова. Ульрих Баувар.
Под сводами залы прошелестел молитвенный шепот.
– Почему Скуманд прислал его голову в наше комтурство, а не в замок Ульриха? – прервал тишину воин в сером плаще.
– Значит, он хочет посеять страх именно в нашем комтурстве, – ответил старый рыцарь, – возможно, в этом году он наведет на нас свое войско, чтобы отомстить за разорение своей земли.
Несколько голосов подтвердили, что будут рады ждать его в гости. Слово опять взял Иоганн.
– Братья, мы выслушали и выяснили все, ради чего сегодня собрались. Если вы позволите мне, я буду просить вас закончить на этом наше собрание и оставить обсуждение военных вопросов другому времени, ибо мы не одни. Я просил настоятеля монастыря миноритов прислать нам двух клириков, которые смогли бы сначала своими глазами увидеть зверство, совершенное язычниками, а потом помогли бы нам совершить заупокойную службу по нашему дорогому брату. Думаю, нам не следует это откладывать.