Иоганн замолк, ожидая новых вопросов, но ирландец безмолствовал. Патрик вперил отрешенный взгляд в свет, исходивший от подвешенного у стены восьмигранного фонаря, в стекла которого бессмысленно билась ночная бабочка. Он понял, что достиг тупика, который давно предчувствовал. Впрочем, оставалась еще надежда на Брендана и русский корабль в городской пристани. Стегинт стоял над рукописью, лежавшей на столе.
– Ты знаешь латынь? – спросил Иоганн. – Это мой главный труд – то, чем я надеюсь оправдаться перед Господом нашим, когда наступит час последнего суда. Прочитай вслух.
Стегинт посмотрел на учителя. Тот кивнул. И ятвяг довольно сносно начал чтение:
– Тевтоны называют их судовами. Лехиты называют их полешанами. Литвины называют их дайновой. Русины называют их ятвягами. Земля этого народа лежит в недоступной глубине лесов и делится на четыре части. Первая часть – на востоке, со стороны Руси, – называется Красима, что значит «красивая». Вторая часть – на полдне, со стороны Польши, – называется Злина, что значит «злая». Третья часть – на западе, со стороны Пруссии, – называется Покима или Кименов, что значит «болото со сгнившими пнями». Четвертая часть – на полночи, со стороны Литвы, – называется Меруниска. В каждой из этих земель много крепких замков и есть свои вожди, которые каждый год собираются на общий совет. Самый могущественный из них – вождь Красимы Скуманд. Благородные судовы, называемые также ятвяги, как благородством нравов выделялись среди прочих лесных народов, так и богатствами и силой. Ибо было у них шесть тысяч конницы и почти бесчисленное множество прочих воинов. До прихода братьев Тевтонского дома ятвяги и пруссы не имели понятия о Боге. Они всю природу почитали вместо Бога, а именно: солнце, луну и звезды, гром, птиц, также четвероногих, вплоть до жабы. Были у них также священные леса, поля и реки, так что они не смели в них рубить деревья, или пахать, или ловить рыбу. До сих пор есть у этих погрязших в пороке народов одно святилище, называемое Ромов, в котором живет некий жрец по имени Криве. По его воле управляются не только пруссы и судовы, но и литвины, и народы земли Ливонской. Такова власть его, что не только он сам или кто-либо из сородичей его, но даже гонец с его посохом или другим отличительным знаком, проходящий по пределам вышеупомянутых язычников, в великом почете у королей, знати и простого люда. В святилище стоит древний дуб. Криве хранит также, по древнему обычаю, негасимый огонь…
Что-то черное мелькнуло перед глазами, пахнув в лицо Стегинту, и заставило его прервать чтение. «Нетопырь», – догадался ятвяг. Он поднял глаза и увидел, как на балках под кровлей шевелятся маленькие черные сгустки.
– Брат Ульрих так сильно стремился в Ятвягию не только потому, что хотел получить пять ран, – сказал Иоганн раздумчиво, – у него была еще одна причина, которую он открывал не каждому. Он жаждал разыскать святилище Ромов. Он ставил это главной целью своей жизни. Мы покорили почти всю Пруссию и половину Ятвягии, но до сих пор не нашли этот храм. Поэтому многие из нас стали считать, что Ромов – выдумка. Но Ульрих не сомневался в его существовании.
– А ты что думаешь об этом? – спросил Патрик.
– Я верю, что Ромов существует. Иначе мы давно бы уже покорили и Пруссию, и Ятвягию, и Литву. Как объяснить такое упрямое сопротивление пруссов нашей воле? Думаю, именно там кроется корень зла. Там источник сопротивления. Оттуда начинаются все их восстания и вероотступничества. Ульрих, как никто другой, понимал это. Поэтому хотел нанести удар в самое сердце врага и убеждал в этом магистра. Высший жрец Ромова управляет волей лесных народов и хранит у себя богатства этой земли. Он словно Римский Папа, только наоборот. Дьявол любит шутить и, наверно, поэтому дал этому месту название, созвучное имени вечного города, в котором находится Святой Престол.
– Что бы сделал Ульрих, если бы нашел его?
– Сжег бы. Жрецов предал заслуженной каре. А богатства отдал святой матери церкви. Разве можно предполагать иное? Или у тебя, брат, есть какие-то соображения об этом?
– На моей родине чтут святую Бригитту[76]. Место, где она жила, называлось Церковь Дуба[77]. Это название сохранилось с языческих времен…
– Брат, церковь должна быть церковью Бога, а не церковью дуба.
– Верно, но есть красота, с которой не надо бороться.
– Что ты называешь красивым? Поклонение природе? Пруссы не станут настоящими христианами, пока они будут любить свои святые источники, леса и рощи.
– Можно любить Бога и любить природу, которую он сотворил.
– Нельзя одинаково любить Творца и тварь.
– Не одинаково…
– Даже часть своей любви нельзя красть у Бога. Недаром Турский и Парижский соборы[78] запретили монахам чтение книг о природе.
– Как же это возможно, если даже святые отцы церкви писали о красоте природы? Григорий Нисский[79] с любовью писал о скалистых грядах и травяных равнинах, о деревьях и лилиях. Иоанн Златоуст[80] описывает золотой свет восходящего солнца, который питает твой взгляд туманными далями, когда ты лежишь в высокой траве у источника или в тени деревьев. Он говорит, что с этим не сравнится никакое творение искусства. А как Василий Великий[81] писал своему другу Григорию Богослову[82]про пустынь, в которой он поселился! Высокая гора, орошаемая с севера свежими источниками, покрытая лесом, в котором обитает множество видов деревьев, укрывавших монаха, как мощнейшая крепость. Множество растений, поющие птицы, олени и стада диких коз. Хижина на вершине, с которой открывался вид на широкую равнину у подножия. Стремительная река, которая разбивается о выступающую скалу и ниспадает в пропасть, окутанная пеной. Туманы, поднимающиеся от напоенной земли, прохлада, исходящая от колеблющегося зеркала вод. О, как же слаба моя память! То, что я говорю, лишь бледная тень того описания! Брат, мне кажется, любовь к красоте природы не отнимает ничего от нашей любви к Богу, потому что и через нее мы можем постигать Бога. Святой Франциск, основавший монашеский орден, к которому я, как ты заметил, не имею чести принадлежать, любил горы, цветы и деревья, проповедовал птицам и сочинил «Гимн брату солнцу», а свое тело называл «братом ослом». На моей родине люди любят природу, хотя никто не скажет, что они не настоящие христиане. Святой Колумба[83] воспевал дубовую рощу и море. А святой Патрик сочинил Оленью молитву.
– Брат, ты ставишь решения церковных соборов под сомнение?
– Нет, брат, просто недоумеваю. Здесь какая-то ошибка. Какая-то одна великая ошибка.
– Какая может быть ошибка, если это решение нашей церкви? Если великие святые умели видеть во всем проявления Бога, это не значит, что всем это дано. Если ятвяги боготворят деревья, значит, надо их вырубить и сжечь.
– А если они не поддаются, надо вырубить и сжечь ятвягов.
– Не понимаю тебя. Что ты хочешь сказать?
– Я не считаю, что язычников следует обращать грубой силой. Истинная вера должна быть добровольной.
– Странные вещи ты говоришь, брат. Разве святейший папа Урбан[84] и другие Римские Папы сами не благословили крестовые походы? Разве не проповедовал их святой Бернард? Великое дело, на которое шли не только великие народы христианского мира – англы, франки и германцы. Но, как сказал один мой друг, ради крестового похода даже валлиец оставлял свою охоту, шотландец – своих вшей, датчанин – свои пирушки, норвежец – свою сырую рыбу. Как бы иначе расширялись пределы христианского мира? Только так – огнем и мечом. Первый король франков Хлодвиг[85] после очередной своей победы решил креститься и обратился к епископу Ремигию[86]из Реймса за наставлением. Когда епископ рассказал ему историю о распятии Христа, Хлодвиг воскликнул: «О, если бы я был там с моими доблестными франками, чтобы отомстить за него!» Разве не достойны эти слова великого короля и воителя? Ясно же, что под орудием мести Хлодвиг разумел меч, а не слово. Святой Ремигий призывал начать войну против вестготов потому, что они были арианами[87]. Карл Великий[88], величайший из преемников Хлодвига, и больше того скажу – величайший из всех королей мира, начал трудную войну против язычников-саксов, чтобы обратить эту страну ко Христу. Воистину, это был первый крестовый поход, хотя сам король со своими воинами еще и не слыхивал о таком. И только благодаря этой войне Саксония стала христианской страной.
– Но вспомни, брат, Алкуин[89] просил Карла заключить мир с саксами. Он убеждал Карла, что следует сначала крестить их. Он говорил Карлу, что для крещения нужны три видимые вещи – священник, тело, вода и три невидимые – Дух Божий, душа и вера. И крещение в воде бесполезно, если нет веры, а вера не может быть навязана. Она всегда добровольна. И единственные подобающие средства для обращения язычников – убеждение, наставление, самоотречение и любовь. Ты, брат, говорил про Римских Пап, но если, например, мы вспомним Григория Великого[90], он осуждал епископов, которые изгоняли евреев из синагог, осуждал принудительное обращение иудеев в Галлии, свидетельствуя, что обращать их в христианскую веру следует убеждением, а не силой. Разве не следует это же правило применить и к язычникам?