– Но тот же Григорий Великий отказал иудеям в праве строить синагоги. А другой святейший папа Лев Великий[91] одобрял казнь еретиков. Если следует казнить смертью еретиков, разве не так же следует поступать и с язычниками, чтобы свидетельствовать перед другими о силе Бога? О том же говорит Иероним, один из отцов нашей церкви.
– Если мы приводим в свидетели отцов церкви, вспомни тогда Августина[92], который сказал: «Давайте сначала сокрушим идолов в сердцах язычников, и только когда они станут христианами, они сами призовут нас совершить это благое дело или предвосхитят нас в этом. Теперь же мы должны молиться о них, а не ожесточать их».
– Тебе следует знать, что в конце жизни Августин пересмотрел взгляды на некоторые вещи. Он же сказал и такие слова: «Воистину, лучше, чтобы люди начинали служить Богу благодаря наставлению, а не из страха наказания или боли. Но хотя первое средство лучше, последним тоже нельзя пренебрегать. Многих, подобно нерадивым слугам, часто приходится возвращать к их Господу жезлом временного страдания, прежде чем они достигнут высшей ступени религиозного развития. Сам Господь велит сначала приглашать гостей, а потом вынуждать их прийти на великий пир».
– Однако другой отец церкви, Иоанн Златоуст, говорил так: «Христиане не должны уничтожать заблуждение силой и яростью, они должны вести людей к спасению, убеждая, наставляя и любя».
– Грек. Греки всегда считали свою лукавую хитрость мудростью, пока не довели себя своими мудрствованиями до схизмы. Вспомни и ты, этот же Иоанн одобрял запрет на собрания язычников и еретиков. Одобрял он и конфискацию их храмов.
– Тогда вспомни Афанасия Александрийского[93], который сказал: «Сатана, в котором нет истины, врывается с топором и мечом. Но Спаситель кроток, Он никого не принуждает, но приходит, стучит и говорит душе: отвори Мне, сестра Моя! Если мы открываем Ему, Он входит; если же нет, Он удаляется. Ибо истина проповедуется не мечом и не темницей, не мощью армии, но убеждением и увещеванием. Как можно убедить кого-то, если преобладает страх перед императором? Как увещевать, если противоречащих ждет изгнание и смерть?»
– Что ж, еще один грек…
– Хорошо, вот тебе слова латинского учителя – Лактанций[94] сказал: «Веру нельзя навязывать силой, на волю можно повлиять разве что словами, а не ударами. Пытки и благочестие не идут рука об руку; истина не может дружить с насилием, а справедливость – с жестокостью. Нет вопроса более свободного, чем вера».
– Брат, что ты приводишь мне слова людей? Разве сам Бог не повел народ Израиля на языческие народы, чтобы отвоевать землю обетованную?
– То, о чем ты говоришь, брат, было во времена Ветхого Завета, когда надо было спасти хоть один народ среди тьмы язычества.
– Разве Бог Ветхого Завета и Бог Нового Завета – не один и тот же Бог?
– Бог тот же, но мир изменился. Когда настало время, что другие народы стали способны воспринять святой дар, Бог стал человеком, чтобы быть распятым и через свои страдания искупить вину семени Адамова. Христос мог избрать для своего рождения любую семью, но он не захотел родиться в царской семье или в семье военачальника. Он родился в семье плотника. Он избрал себе в апостолы не воинов и сановников, но обычных рыбаков и мытарей, чтобы они несли по миру слово любви, проповедуя совершенный закон свободы.
Стегинт видел, как напряглись мышцы на лице тевтона – совсем так же, как у Патрика в капитулярной зале. Некоторое время все молчали, потом в тишине прозвучал звук колокола.
– Значит, мир не везде изменился, – сказал Иоганн, – в Пруссию приходили и мирные проповедники. Их ждала незавидная участь. И только братья нашего ордена ценой своей крови сделали эту землю христианской. Где не хватает силы слова, требуется железное оружие. И прекратим этот разговор, брат, если ты хочешь, чтобы я забыл о нем, и не хочешь, чтобы обвинил тебя самого в ереси. Советую тебе, как брат брату – покайся в своих заблуждениях. Вас выпустят из замка на рассвете. Мы не открываем браму в это время. Полночь. Колокол зовет меня на молитву. Я иду в капеллу. Вы не обязаны держаться нашего устава, поэтому я не призываю вас. За стеной есть два холщевых мешка. Я оставлю вам фонарь.
Тевтон ушел. Патрик со Стегинтом устроили спальные места в соседней келье, которая также примыкала входом к оружейному складу, занимавшему большую часть площади верхнего уровня.
Ятвяг улегся и сразу закрыл глаза. Патрик читал молитву:
– Ты, благостный Патрик, и ты, Колумба могил и гробниц, и ты, тихая Бригитта, дева с завитыми локонами, да будет мир ваш на моем теле, созданном из земли, и на моей душе, созданной из Божьего дыхания, да пребудет со мной ваша любовь, да пребудет со мной ваша любовь…
В эту ночь ирландец спал плохо. Ему снился святой Патрик в облачении епископа. Он направлял его в Ятвягию и говорил, что на его руках лежит целый мир, который он должен подарить Богу. Сквозь сон он услышал бряцание железа и вскочил с лежанки. Было тихо. В келье никого не было. Передвигаясь на ощупь, Патрик вышел в оружейную палату, в которую через окна проникал лунный свет. Здесь что-то двигалось и шуршало. Когда глаза привыкли, Патрик различил силуэт ученика. Стегинт облачился в белый плащ и, не замечая учителя, размахивал в воздухе тевтонским мечом. Патрик сделал несколько шагов, приблизившись к послушнику.
– Много язычников убил?
Ятвяг вздрогнул и отшатнулся.
– Я не очень хотел бы исповедоваться в этом месте, – добавил ирландец, – поэтому не искушай меня дать тебе затрещину. Положи это и иди спать.
– Я не сделал ничего дурного, – сказал ятвяг.
Взяв у послушника меч, Патрик, прежде чем положить его, сделал несколько ловких взмахов, выдававших умелую руку. Когда они вернулись в келью, Патрик закрыл дверь.
– Неужели ты ничего не понял из моего сегодняшнего разговора с нашим тевтонским братом?
– Когда вы начинали говорить на латыни, я кое-что понимал. А когда опять говорили на других языках, мне было непонятно. Я вижу, что хотя вы оба называете себя христианами, вы разные христиане. Это как два разных вайделота – один служит огню, а другой – духам леса.
Патрик тяжело вздохнул.
Утром Иоганн встретил гостей сдержанно, но не враждебно. Он пригласил их в трапезную, однако Патрик, поблагодарив, попросил отпустить их в город.
В свете утренних лучей замок показался Стегинту не таким мрачным.
– Мы будем молиться о здоровье короля, – сообщил тевтон, когда брама открылась.
– Посоветуй мне, брат, может ли мне хоть кто-нибудь в Пруссии помочь найти ответы на вопросы пославшего меня.
– Никто не знает правды, кроме тех, кто выжил, кто убивал, и тех, кто уже ничего не сможет рассказать на этом свете.
– Никто не выжил. Было тридцать семь человек. И столько же трупов нашли под Пултуском.
– Брат, я думал, тебе известно – один человек выжил. Ульрих говорил об этом. Кажется, девочка. Она нашла пристанище у ятвягов.
– Девочка на кораблях?
– Да, это странно…
Патрик стоял ошеломленный.
– Значит, их было не тридцать семь, – пробормотал он, – ну да, мне же говорили о дружинниках, а не обо всех, кто был на кораблях…
Иоганн пристально посмотрел на Патрика:
– Откуда тебе известно их число?
Ирландец потер глаза.
– По слухам, брат, по слухам. Спасибо тебе за помощь.
Патрик отвернулся и, подтолкнув послушника, поспешил покинуть замок, чувствуя спиной взгляд тевтона.
Не дойдя до монастыря, они свернули на дорогу, ведущую к городской пристани. Здесь Стегинт показал Патрику корабль, который видел вчера. Он покачивался на слабых речных волнах и имел точно такой вид, как описал ятвяг. Было утро, но народа на берегу собралось много. Патрик расспрашивал, чей это корабль. Но прежде, чем нашел ответ, его самого нашел Брендан.
– Брат, что ты такого натворил? – спросил минорит.
– Почему ты спрашиваешь?
Брендан взял Патрика и Стегинта под руки и отвел в сторону с видного места в нишу под городской стеной, заставленную бочками. Здесь пахло рыбой и солью.
– Утром в наш монастырь прибыл рыцарь из замка. Он спрашивал настоятеля о тебе.
– Вот как… – нахмурился Патрик.
– Скажи, есть ли у них причина схватить тебя?
– Да, они обвинят меня в ереси. Вчера я наговорил лишнего.
– Ты и раньше бывал не сдержан.
– Да, брат.
– Что ж, значит, вам уже нельзя возвращаться в нашу обитель. Я принес твой плащ и еды. Пополудни с пристани должен отправиться в Плоцк торговый корабль с сукном. Я знаю капитана. Попрошу, чтобы он дождался темноты. Он вас спрячет.
– Ты очень любезен. Но я хотел узнать о корабле.
– Не нужно. Я вчера нашел владельца и все узнал. Ему продали этот корабль за малую цену прошлым летом после того, как сбыли товар. В основном – зерно. Странные люди. Они знали немецкий, но между собой говорили на другом языке. Одеты добротно. Оружие хорошее. Один – громила с топором. Но не он был главным. Потом они скрылись из города…
Вечером подул восточный ветер. Апрельская ночь выдалась с заморозками. Воздух обжигал холодом ноздри, но был наполнен весенней сыростью. Изо рта шел пар. Брендан провел Патрика с его послушником к кораблю. Старые друзья обнялись прощаясь. Оба понимали, что пути земной жизни едва ли сведут их когда-нибудь еще.
Двух путников спрятали среди мешков с сукном, и корабль, покачиваясь, направился по реке в сторону зимнего восхода. В щелку из своего укрытия Стегинт видел, как на фоне ясного звездного неба медленно поплыл прочь чернеющий силуэт Торуньского замка. В одном из окон под самой кровлей мерцал свет фонаря.
Слово 15: Тит
Наступил третий месяц весны. Ожили леса в окрестностях Берестья. Березы и ольхи оделись в нежную листву, яблоневые сады покрылись белым цветом.