Скуманд долго и пронзительно смотрел на вождя Злины, пока тот не опустил глаза.
– Хорошо, – сказал Скуманд, – хорошо, что между нами ясность, верность и дружба. Без этого нам будет трудно одолеть врагов. Что притихли? Бейте в бубны, дудите в сопели. У нас пир, а не тризна![106]
Веселье снова загудело. Стегинт не сводил глаз с девушки, что прибыла в свите Скуманда. Скуманд сказал ей что-то, и она направилась к тому месту, где под деревьями стояли колымаги и кони красимцев. Там она взяла какой-то мешочек, поспешила назад и – столкнулась со Стегинтом. Она оторопела. Ятвяг заметил серьгу в одном ухе у девушки. Он поднес руку к ее лицу и отвел волосы от щеки – во втором ухе серьги не было. Оно было повреждено. Девушка смотрела на Стегинта широко распахнутыми непонимающими глазами. Оба словно онемели. Стегинт почувствовал, как к груди прилило тепло, а по коже побежали мурашки.
– Эй, Бора, – крикнул страж у колымаг, – у тебя неприятности?
– Все хорошо, Таинт, – отозвалась девушка, – не тревожься.
Она опустила глаза, отстранила ладонью странного подростка и поспешила к столу. Ятвяг достал из своей маленькой сумы серьгу, которую нашел год назад на берегу Нарева. Она было точь-в-точь такая же. Вернувшись, он шепнул на ухо учителю:
– Это она…
Летнее солнце поднялось в полуденную высоту, возвещая час дневной дремы людей, зверей и птиц. Пирующие разошлись по станам.
Патрика и Стегинта привели в шатер Скуманда. По приглашению вождя они сели. Кроме них в шатре остался один из телохранителей. На земле была расстелена огромная зубровая шкура. На столбе висел кожаный чехол с сулицами. Стегинт задержал на них взгляд.
– Тебе нравится это оружие? – спросил Скуманд.
– Мой отец хорошо стрелял из лука, – ответил отрок.
– Стрелы, как женщины, не всегда верны тебе, – сказал вождь Красимы, – каким бы метким ни был лучник, стрела может полететь не так, как он целит, потому что она подчиняется не только твоей руке, но еще и дыханию ветра. А его не всегда угадаешь. Но если ты хорошо владеешь сулицей, ветер тебе не соперник. Все зависит только от твоего глаза и твоей руки. Видишь эту шкуру? Мой отец убил этого огромного зубра одной сулицей. Это было на большой охоте.
– На большой охоте? – переспросил Стегинт.
– У каждого племени свой счет, в какие дни идти на зверя. Но где-то раз в тридцать лет срок, когда охотники четырех земель начинают охоту, совпадает. И тогда нередко бывает, что зубры, уходя от погони, сбиваются в великое стадо, как ручьи стекаются в реку, и охотники разных племен сходятся и вместе идут за ними. В лесу стоит такой гул, что земля начинает дрожать. Я только раз видел такое. Это страшное и великое зрелище.
Скуманд посмотрел на Патрика:
– Не подумай, что я покровительствую христианам. Это не так. За всю жизнь я сделал только одно доброе дело для вас. Однажды во время похода я увидел, как наши воины в храме, который мы разоряли, разрубили надвое образ женщины с ребенком. Я поднял его с земли, вытер своей одеждой и поставил на прежнее место. Больше ничего доброго для вас я не сделал.
В шатер вошла девушка с кувшином и, не поднимая глаз, омыла ноги Скуманду и его гостям.
– Иди, подреми в свою колымагу, – разрешил вождь.
Девушка поклонилась и вышла.
– Она не ятвяжка? – осторожно спросил Патрик.
– Нет, не ятвяжка. Тебя это удивляет? – Скуманд внимательно посмотрел на Патрика.
– Если она из христианской страны, возможно, она также нуждается в исповеди, как и тот рыцарь.
– Я спрошу у нее. Прошлым летом я со своими людьми был на охоте – в Наревских топях. Мы вышли на след медведя. Медведь долго не замечал нас – он тоже шел по следу. Когда мы напали и вспороли ему брюхо, увидели недалеко от того места девочку. Она была полуголая – в изодранной одежде, в болотной жиже, расцарапанная и исхудавшая. Я отвез ее в мое имение и сказал слугам лечить, кормить и поить ее. В ее ухе была ятвяжская серьга, и мы не сомневались, что она из нашего народа. Но когда она начала говорить, оказалось, что она русинка. Все удивились. Как могла она оказаться в Наревских топях? Когда она поправилась, оказалось, что она статная и пригожая. Мужчины в моем селе начали драться из-за нее. Тогда я сказал, надо выбрать ей мужчину из нашего рода, но ей это не понравилось. Я сказал, поедешь тогда со мной на великий пир. Пусть лучше здесь мужчины из других племен подерутся, чем мои воины убьют друг друга, пока меня нет. Я бы и сам взял ее, но у меня уже есть три жены, и я не так молод для еще одной юной женщины. А теперь я хочу послушать твой рассказ – про того великого вайделота, имени которого ты не достоин.
Патрик собрался с мыслями:
– Никто не знает, где он родился. Когда он был маленьким мальчиком, его захватили в плен разбойники и увезли на остров, который назвался Скоттия, где многие годы он пас овец…
Скуманд устроился на лежанке, закрыл глаза и прикрыл их ладонью, потому что свет высокого солнца пробивал ткань шатра. В какой-то момент гостям показалось, что он задремал, Патрик со Стегинтом переглянулись, но монах побоялся остановиться и продолжал:
– …спустя несколько дней после происшествия на равнине Бреги он явился на пир в королевский дворец, пройдя через запертые ворота!
– О тебе тоже говорят, что ты умеешь ходить через запертые ворота, – сказал Скуманд, не открывая глаз.
Патрик не хотел ложной славы, но боялся выдать девушку, которая помогла им уйти.
– Все, что я делаю, я совершаю не своей силой. Я ничего не смогу, если мой Бог этого не захочет.
– А тот Патрик иначе? – спросил Скуманд.
– Послушай дальше и увидишь, насколько мы разные и насколько он сильнее меня.
Патрик продолжал, пока не приблизился вечер и солнце не начало теряться, утопая в высоких кронах. Стегинт тоже слушал – многое он слышал впервые. Когда Патрик замолк, вождь сказал:
– Мне было любопытно. Ты умелый сказитель. Как бы ты хотел, чтобы я отплатил тебе? Куницами, белками или как-то еще?
– Мне не нужно никакой награды, – ответил Патрик, – я пришел для проповеди…
– Тогда возьми это.
Скуманд сам приблизился к Патрику и протянул ему странную вещь: медный оберег с изображением оленьих рогов. Патрик хотел отказаться и от этого непонятного дара, но Стегинт так усиленно кивал за спиной вождя, что Патрик пожалел шею ученика и принял вещицу.
– Это знак того, что ты под опекой моего дома, – пояснил Скуманд, – если кто-то захочет обидеть тебя, покажи этот знак. Лучше него в этой стране тебя мог бы защитить только посох Криве.
Слово 20: Людвиг
Полуденная жара начала спадать. Ятвяги вернулись к столам с яствами и напитками, и пир продолжился. Не все заметили, как на поляне появился старик в белой одежде в сопровождении четырех воинов, невысокий, худощавый, борода и волосы – седые, как утренний пепел. Воины – рослые, с раскрашенными телами и лицами, вооруженные сулицами и черными щитами. Выйдя на середину поляны, старик поднял над головой искривленную палку, похожую на корневой отросток.
– Посох Криве, – зашептали многие, – посланник храма!
Вайделоту поднесли рог с конской кровью, но он отверг подношение.
– Я ищу Скуманда, вождя Красимы, – объявил старик.
– Я здесь, – отозвался Скуманд.
– Скуманд, вождь Красимы, я пришел объявить тебе – ты виновен перед храмом.
– В чем моя вина?
– Ты знаешь, треть любой добычи от войны принадлежит богам.
– После каждого моего похода я честно отдавал треть добычи.
– Ты не отдал добычу этого года.
– В этом году я не ходил ни на кого войной.
– Железные рыцари ходили на тебя.
– Так и было! Они приходили на меня и разорили мой дом.
– Ты победил и взял знатного пленника.
Старик указал кривой палкой на сидевшего за столом Скуманда человека со светлыми волнистыми волосами, высоким лбом, орлиным носом и крепким подбородком. Он опустил глаза, сложил руки поверх стола и не притрагивался к еде.
– Я еще не получил выкупа, – объявил Скуманд, подняв ладони.
– Храм говорит тебе так, Скуманд, вождь Красимы: отдай, что должен.
Сидевшие поблизости слышали, как Скуманд прорычал с досады. Он повернулся к пленнику:
– Людвиг, когда за тебя заплатят?
– Я уже говорил тебе, – ответил рыцарь, – я вообще не уверен, что за меня будут платить.
Вождь опять повернулся к старику:
– Я отдам мой долг храму шкурами куниц – или серебром, если пожелаешь.
– Храм берет треть пленников от пленников и треть добычи от добычи.
– Дай мне три дня сроку.
– Храм дает тебе сроку до заката солнца.
Патрик посмотрел на небо. До заката оставалось не больше трех часов.
Вайделот со своими стражами отошел. К столу Скуманда приблизился Стега. На плече он нес тяжелую секиру.
– Если нужно отделить треть тела этого человека от оставшейся части, я с радостью это сделаю, – сказал громко брат Юндила, – сверху или снизу – как пожелаешь, Скуманд.
Некоторых ятвягов выходка злинца развеселила.
– Людвиг – храбрый воин, заслуживающий уважения, – заметил Скуманд.
Стега сплюнул.
– Я не хочу с тобой спорить, Скуманд – ты знатный вождь и храбрый воин. С этим никто здесь спорить не будет. Это все знают. Но не говори – не говори, что этот человек – храбрый воин. Тевтоны храбрые, пока их тела закованы в броню. Даже коней их защищает броня. А под броней спрятаны мягкие, слабые и трусливые тела. Мы это знаем, мы все это знаем. Посмотрите на этого чужеземца с румяными щеками. Он же даже глаза поднять боится! Это же девица – девица, а не муж! Воистину ты великий вождь, Скуманд, потому что привез на пир самых красивых девиц.
Многие весело рассмеялись, а громче всех Юндил. Даже Скуманд улыбнулся, наблюдая за происходящим. Он отодвинулся от стола и переводил взгляд то на Стегу, то на Людвига. Желваки на лице немца напряглись, ноздри расширились, глаза остекленели.