– Тогда ты, наверно, решил закончить жизнь, но не нашел крепкой веревки.
– Это противно моей вере, – ответил Патрик со строгим видом.
– Тогда ты простой безумец и просто не понимаешь, что идешь на смерть.
Патрик нахмурился. Но вдруг помутневшие от усталости и выпитого меда глаза прояснились.
– Я понимаю – то, что я делаю, в глазах этого мира должно выглядеть как безумие, за которое я могу заплатить жизнью, и я готов, если только к этому можно быть готовым. Но я не теряю надежду на моего Покровителя, иначе, наверное, я не отважился бы идти до конца.
– Твоего покровителя? – переспросил Мондар. – Плетеные рога Скуманда не помогут тебе в Ромове, если твоя христианская нога ступит на священную землю.
– Послушай, вождь. Люди острова, на котором я родился, верили в таких же богов, в которых верите вы. Мой остров тоже назывался Священным Островом. Он был полон идолов, священных рощ, священных источников, священных камней и друидов, по вашему – вайделотов. Люди поклонялись им и убивали друг друга, принося в жертву. Но после того как Патрик походил своими христианскими ногами по той земле, говоря всем, что Бог, сотворивший нас и весь этот мир, не хочет иной жертвы, кроме Любви, люди поверили, и тогда Скоттия перестала называться Священным Островом и назвалась Островом Святых. Ты понимаешь разницу, вождь?
Мондар моргнул несколько раз и пожал плечами.
– Ромов находится недалеко отсюда. Я объясню тебе, как добраться до этого святилища, хоть мне и жаль тебя. Но скажи мне. Вот ты придешь – придешь туда, и что будешь делать?
– Еще не знаю, – ответил ирландец, – как подскажет сердце.
Полуденное солнце просвечивало аркаду из листвы и ветвей, сплетающихся над головами двух путников, идущих по дороге в Ромов. Их провожали любопытные глаза притаившихся на деревьях пушных зверьков и пернатых птиц. Пугливый лесной кот, выбравшийся из тенистого места на тропу, чтобы погреть шерстку, при появлении чужаков быстро исчез в зарослях.
Стегинт попросил Патрика рассказать, о чем они говорили с Людвигом, и что за вещь передал Патрику пленный немецкий рыцарь. Патрик рассказал нехотя, но честно, ничего не утаивая. Слова учителя насторожили подростка.
– Ты узнаешь, где находится Ромов, а потом наведешь рыцарей на Ятвягию, – сказал он.
– Не думаю, что я стану это делать.
– Но ты взял перстень.
– Тогда я еще не принял решения.
– А теперь ты принял решение?
– Пожалуй, – Патрик вздохнул, – о, если бы можно было напасть на Ромов так, чтобы никто больше не пострадал и крестоносцы на следующий день забыли бы дорогу сюда! Но чем больше я обдумываю это, тем сильнее уверяюсь, что это невозможно. Я всем сердцем хочу спасти от гибели ту русскую девочку. Но я понимаю, чем грозит ее спасение твоей стране. Я пришел, чтобы нести чистое слово – обращать ятвягов к Богу Любовью, а не огнем и мечом, пока еще не поздно.
– Ты говоришь много и непонятно, а на вопрос не отвечаешь.
– Я хочу, чтобы ты понимал, почему мне придется отказаться от той помощи, которую предложил мне Людвиг.
– Тогда выброси перстень.
Патрик поморщился.
– Давай не будем спешить. Избавиться от перстня мы всегда успеем. А обратно уже ничего не вернуть. Хотя некоторые скажут, что это спорное утверждение. Знаешь, у древних христиан был такой символ – феникс. Это такая птица… ты не слушаешь меня?
– Ты все равно не сможешь провести рыцарей без моей помощи.
– Да.
– Тебе нужен проводник. Твой проводник – я.
– Конечно. Но говорю тебе, я не хочу…
Патрик прервался на полуслове – перед ними упала змея. Она была не велика – не уж и не гадюка. Чешуя отливала медью, а зрачки были круглые, как у человека. Патрик хотел отбросить ее посохом, но Стегинт удержал учителя. Ятвяг стал на колени и прошептал что-то. Змея ускользнула в заросли, и странники продолжили путь.
– Я не хочу наводить крестоносцев на твою страну, – продолжил Патрик, – это будет крушением всех моих замыслов.
– Тогда что ты будешь делать?
– Еще не знаю. Как сердце подскажет.
– Вы, христиане, говорите много красивых и бессмысленных слов, но сами – хитрые обманщики.
– Не обобщай.
– Как это?
– Это значит, не суди одинаково обо всех христианах по тем нескольким, с которыми тебе довелось встретиться в твоей коротенькой жизни. Это логическая ошибка – логическая, говорю я. Скажи, разве я обманывал тебя когда-нибудь?
– Не помню.
– Да потому и не помнишь, что такого не было, маленький вредный поганец.
– Не обобщай…
Скоро путники вышли на берег большого озера с островами и извилистыми берегами. Уходящий день был жарким, но от воды веяло свежестью. Стегинт нырнул с разбега. Патрик понял, что не имеет власти быстро вернуть его, сел на берегу и терпеливо ждал, щурясь от солнечных бликов, пока ятвяг нырял и барахтался в воде.
– Смотри! – крикнул Стегинт выныривая.
В его руке блеснул еще не совсем заржавевший шлем. Выбравшись на сушу, Стегинт присел на корточки, упираясь руками в землю, пока не отдышался. С одежды ручейками стекала вода. Он широко улыбался, потому что знал это место.
– Хочешь, мы заночуем сегодня в Раю? – спросил он у Патрика.
– Говоря по чести, я бы предпочел повременить немного.
Стегинт посмотрел на учителя с недоумением, а потом громко рассмеялся.
– Да, я помню, ты когда-то говорил мне об этом городе, – сказал монах.
– Это середина Ятвягии. Здесь сходятся Красима, Злина, Покима и Меруниска. Этим городом владеет сильный и знатный вождь. А одна из его жен – сестра моей матери.
Ирландец задумался, и Стегинт видел, что он колеблется.
– Мы сможем сытно поесть и переночевать в сухом месте. Этой ночью будет сыро.
– Как ты это видишь? – обеспокоился Патрик, обводя глазами вокруг.
– А как можно не видеть? По ветру, по облакам, по зверям… и запасы у нас заканчиваются!
Заросшая тропа петляла и иногда терялась. Путники обогнули залив. Когда деревья расступились, впереди над берегом поднялся высокий холм. Наверху виднелись следы стоявшего здесь некогда города. Подняв глаза, Стегинт споткнулся и замер, словно не понимая чего-то. Патрик видел, как изменилось его лицо.
Ятвяг поднялся первым. От городской стены остались только главные ворота между двумя высокими столбами и еще одна вежа. Ворота были закрыты, словно по злой насмешке. Ятвяг мог легко обойти их, но отворил створы и так ступил в пределы погибшего города. Беда произошла давно. С того времени обугленные остатки деревянных построек успели порасти травой, зарослями чертополоха и молодыми деревцами. Уже не осталось следов смерти и кровопролития.
Когда Патрик нагнал ученика, тот стоял в середине городища. С вершины холма открывался вид на озеро, окруженное густыми лесами, и дорогу, по которой, возможно, пришли враги. Над озером среди надвигающихся с полночного запада облаков багровело заходящее солнце.
Заночевали в единственной веже, где уцелела часть кровли, способная хоть немного укрыть от ненастья. Нанесли травы и хвороста, развели огонь на земле у входа. Ужинали тем, что принесли с собой. Ели молча, как два монаха, много лет проживших в одной келье. После ужина Патрик молился, а Стегинт сидел, обняв колени, в темном углу у стены и думал.
Когда Патрик закончил молитвы, костер догорал. Ятвяг устроился на лежанке, уткнувшись лицом в стену. «Стегинт…» – позвал негромко Патрик. Мальчик не отозвался. Патрик укрыл его своим плащом, подгреб краснеющие угольки в середину и подбросил хвороста. Ветки ярко вспыхнули и быстро перегорели. Патрик лег и устало вздохнул. Через дыру в кровле можно было видеть дрожащее сияние звезд на черном небе. Рваные тучи гасили и зажигали их снова.
Стегинт дождался, пока учитель уснет, поднялся и замер, глядя на Патрика и ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Обычно Патрик похрапывал, но этой ночью спал тихо. Бесшумный, как тень, ятвяг приблизился. Руки нащупали суму, а в ней – перстень Людвига. Стегинт достал его и переложил к себе. Патрик не шелохнулся. Ятвяг постоял недолго и ушел.
Слово 21: Криве
Наступило время утренних сумерек, над водой нависал туман, было сыро и зябко.
– Пришли, – сказал старый вайделот, – я пойду первым. Завяжите ей глаза.
Воин обернул к Судиславе раскрашенное черное лицо.
– Разуйся.
Судислава сняла обувь. Босые ступни стали на мокрую траву. По телу пробежал озноб. Она плохо понимала, что происходит и чего от нее хотят.
– Сними пояс.
Суетливыми движениями она развязала узел на талии. Страж разрезал пояс и обмотал одну из полосок вокруг ее головы так, что виски и переносица заныли от боли. Потом завел ее руки за спину и обмотал запястья.
Тяжелая рука легла на плечо, направляя шаги пленницы. Ноги ступили на твердый склизкий настил. Судислава поняла, что идет по мосту. Она вздрогнула, когда у самого уха прогудел рог. Другой ответил утробным басом. Заскрипели тяжелые ворота. Дальше она шла по утоптанной земле, пока не стала на холодный камень. Несколько человек обменивались сдержанными приветствиями на языке, похожем на ятвяжский. Кто-то приблизился – она слышала шаги и дыхание. Затрещало сукно ее платья. Ощутив наготу, Судислава присела на корточки.
– Встань, – приказал неизвестный человек властным тягучим голосом, – выпрямись. Вот так. Не дрожи. Ты нравишься богам Ромова.
Пленницу отвели в какой-то дом и освободили руки. За спиной хлопнула дверь. Наступила тишина. Судислава нащупала стену и забилась в угол.
– Сними повязку, – произнес девичий голос, – они ушли.
Освободив глаза, Судислава увидела темные бревенчатые стены тесного сруба и пучки света, пробивающегося в узкие щели. В другом углу сидела девушка в белой одежде.
– Оденься, – подсказала незнакомка, указывая на платье, брошенное на земляном полу.
– Кто ты? – спросила Судислава.
– Такая же, как ты, – ответила девушка, – мое настоящее имя Мария, но здесь мне нельзя называться этим именем. Я из Свидника под Люблином.