– Да, ты говоришь, как лехитка.
– А ты русинка?
– Да.
– Ясно…
– Как ты попала сюда?
– Так же, как ты. Я пленница.
– Меня не брали в плен. Я сама дошла досюда. А вождь Скуманд отдал меня этим людям.
– Не понимаю, зачем ты шла сюда?
– Не нарочно. Моего деда убили, а я спасалась от тех людей, которые это сделали.
– Тогда это то же самое.
– Наверно.
Судислава оделась. Мария была немного старше, невысокая, ладная, с тонкими губами, большими глазами и каштановыми волосами.
– Отсюда можно убежать?
– Нет, – покачала головой лехитка, – это остров.
– Разве с острова нельзя уплыть?
– Здесь не озеро – кругом топь.
– А мосты?
– Два моста охраняют черноликие стражи. Есть еще один мост, но странный. Он уходит под воду. Я пыталась уйти по нему. Под водой какие-то пеньки, но они прерываются в середине пути.
– Что со мной сделают?
Мария посмотрела на Судиславу с сочувствием и ответила не сразу.
– За тобой придут. Уже скоро. Тебя напоят медом, пока тебе не станет тепло и весело. Потом тебя отведут к источнику. Он холодный. Вода в нем красноватая, но ты этого не увидишь, потому что твои глаза опять будут завязаны. Старец скажет тебе окунуться, чтобы смыть крещение…
Судислава соскользнула в холодную воду. Дно быстро ушло из-под ног, и она ухватилась руками за торчавшие из земли корни. Сильные руки легли на ее плечи и заставили погрузиться с головой. По коже побежали пузырьки. В ушах нарастал гул. Хмельное веселье прошло. Пленница вцепилась в запястья державших ее рук. Еще через миг она начала вырываться, но не могла ничего сделать. Грудь распирало. Она не выдержала и успела почувствовать, как внутрь проникает жидкий холод. В глазах вспыхнули красные пятна. Потом наступил мрак. Но это был не конец.
Когда Судислава очнулась, она лежала на траве. Над головой синело ясное высокое небо, и тихо шелестела листва, пронизанная полуденным светом. Рядом стоял высокий старец в белых одеждах. Седая борода, несколько раз перевязанная шнурками, опускалась до пояса. Брови густые, как у пугача. Лицо узкое, испещренное множеством мелких морщин, словно покрытое паутинками. Щеки впалые. Большие белесые глаза – бесстрастные и пронзительно холодные.
– Ты хочешь знать, кто я, и что с тобой происходит, – заговорил он, – мое имя – Криве, я высший вайделот Ромова. Ты умерла и родилась снова. Ты Бирута. Это твое новое имя. Забудь другие имена – они уже не принадлежат тебе. Забудь людей, которых ты знала. Ты уже не увидишь их. Забудь богов, которым молилась. Они больше не твои боги. Твоя жизнь начинается сегодня. Она будет несравненно лучше той, которую ведут христиане и прочие непосвященные. Отныне ты будешь служительницей Ромова. Тебе откроются тайны земли, воды, воздуха и болотных огней. Ты научишься прорицать будущее и начнешь видеть его, как настоящее. Ты научишься видеть людей насквозь, как если бы они были сложены из чистейшего льда. Ты узнаешь зелья, которые позволят твоей душе заходить в чертоги богов и говорить с ними. Ты хотела бы этого?
– Да…
– Тогда встань – у тебя уже довольно сил.
Судислава привстала. Голова еще немного кружилась, но боль в висках прошла. Она поднялась на ноги. Ее обдул ветер, и она увидела, что одета в такое же белое платье, как старец. Кто-то из служителей поднес большой рог – она выпила сладковато-горький густой напиток и почувствовала, как тепло разливается по телу. Она уже умерла. Это оказалось легко. Она больше не боялась.
– Посмотри туда!
Судислава обернулась. За ее спиной поднимался исполинский дуб. Его ствол не обхватила бы и дюжина человек, а высота кроны, наверно, вдвое превышала высоту самых больших деревьев в лесу. Листва была такой густой, что под раскидистыми ветвями царил полумрак, несмотря на горевший под ними большой костер.
– Этому дубу больше тысячи лет. Его посадили первые вайделоты, пришедшие в эту землю, чтобы через него общаться с богами. Он зеленеет круглый год – летом и зимой. Его листва не пропускает дождя и снега. У его подножия горит огонь – если смотрящий позволит огню угаснуть, его принесут в жертву. У каждого служителя в Ромове свое дело. Ты поняла?
– Да.
– Теперь посмотри сюда. Чтобы закончить обряд, ты должна кое-что сделать.
Криве указал на валун, плоский сверху, словно стол. На серой поверхности темнели пятна.
– Это жертвенный камень.
По знаку Криве подошли два служителя. Один нес курицу, другой – нож. Биру та посмотрела на вайде лота. Тот кивнул. Она не раз делала это дома в Берестье, чтобы приготовить обед. Но сейчас неприятное чувство прокралось в ее душу. Однако ей было хорошо перед этим, и она отогнала сомнения, взяла нож и одним сильным ударом отсекла курице голову.
– Пей, – приказал Криве.
Бирута взяла в руки трепыхающуюся тушку, пока та била крыльями, и пила ее кровь. Белое платье запачкалось пятнами крови.
– Хорошо, – одобрил Криве, – твоя душа должна научиться пить из других душ, как губы твои пьют эту кровь. Для этого чужая душа должна излиться через край, как напиток в роге. Есть три сильных способа расплескать чужую душу – сильный страх, сильное наслаждение и сильная боль. Поэтому мы приносим жертвы богам. Так мы черпаем силу. Без силы мы прах. Ясно?
– Да.
– Хорошо. Теперь привяжи к ее лапкам эту веревку и подвесь на дубе с той стороны, где ветви клонятся к земле. Так ты посвятишь эту жертву богу Патолсу.
Обвязав куриные лапки, Бирута направилась к священному дубу. Она приблизилась с той стороны, где горел огонь. Издали ей казалось, что ветви здесь опускаются достаточно низко, но она ошиблась – даже роста в два раза выше, чем у нее, не хватило бы, чтобы достать до них. Сидящий у огня вайделот, казалось, дремал с открытыми глазами. Напротив огня в стволе зияло дупло, из которого кто-то смотрел – не то идол, не то человек. Бирута стала обходить дерево по ходу движения солнца – под босыми ступнями шуршала жухлая листва. При дуновении ветра еще несколько листьев, кружась, упали под ноги. Бирута увидела на земле широкую плашку, на которой стоял глиняный горшочек. На дне белело молоко. Здесь виднелось еще одно дупло, такое же большое и темное. Она обернулась. Криве стоял поодаль в ярком облаке дневного света и наблюдал. Она приблизилась к дереву, заглянула в дупло и отпрянула – внутри что-то шевелилось и шипело.
Бирута осторожно продолжила путь, глядя уже не на ветви, а под ноги. Это была полночная сторона дерева, не освещенная ни солнцем, ни светом огня. Сумрак сгустился. В ушах что-то неприятно звенело. Она наступила на что-то твердое и увидела присыпанную листьями белую кость. Потом еще такие же. Все в этой стороне было усыпано скелетами, костями и черепами зверей – коров, собак, оленей. Бирута подняла глаза и увидела свисающие сверху еще не разложившиеся останки. Здесь ветви опускались ниже, а листва была не такой густой. Она перекинула веревку через толстую ветвь и, обмотав несколько раз, оставила так. Тогда она увидела третье дупло – такое темное, что внутри нельзя было ничего разглядеть. Оно смотрело на нее, как большое черное око.
Звон в ушах усилился. К нему примешался ровный звук падающих на листья капель. Привыкшие к сумраку глаза различили подвешенный за ноги к ветвям труп. Бируте почудилось, что это Мария. Чтобы убедиться, что ошибается, она подошла, но чем сильнее всматривалась, тем яснее понимала, что не ошиблась. На шее девушки осталась удавка, меж ребер зияли глубокие раны. Большие глаза были широко раскрыты. Теплая капля упала на лицо Судиславы.
– Постарайся провести первые дни этой жизни, как младенец, – сказал Криве, – не думай. Чувствуй, слушай, смотри…
«Чувствуй, слушай, смотри…» – снова и снова, подобно навязчивому эху, звучали слова старого вайделота в голове новой служительницы. В тот вечер Судислава ужинала в большом доме с другими девушками. Там был земляной пол и горел очаг посередине. Старая толстая женщина в черной одежде указала ей ее место. Почти все, кроме старухи, были молоды и одеты в белые платья. Но никто не заговорил с новой девушкой и не посмотрел на нее. Они вообще мало разговаривали.
Вернувшись в свою избушку, Судислава упала на лежанку и забилась в угол. Рука отрешенно потянулась к груди – туда, где раньше висел нательный крестик. Пальцы дотронулись и скользнули по гладкой коже. Она вспомнила деда, но долго не могла припомнить, где он теперь и как она сама очутилась здесь. Она уже не плакала и вообще не испытывала сильных чувств. Холодное мертвенное безразличие наполнило ее изнутри. Она не думала ни о чем, невольно последовав совету Криве, потому что иначе сошла бы с ума. Если бы в эту ночь за ней пришли, чтобы принести в жертву, вряд ли эти люди испили бы из ее опустошенной души столько страха, сколько им хотелось бы.
Перед рассветом она проснулась, услышав чей-то вскрик. Но потом опять уснула. Ей снилось, будто они плывут на ладьях по реке и останавливаются у берега. Из лесу выходят люди с черными лицами и черными щитами, нападают на них и начинают убивать. Она прыгает с корабля в воду, потом убегает по лесу, но кто-то ее преследует. Ноги обмякают и не слушаются. Она прячется в зарослях, затаив дыхание, но этот кто-то совсем близко. Он чувствует, где она и тянет к ней руку…
Судислава проснулась от того, что чья-то цепкая рука тормошила ее. Она открыла глаза, увидела черные одежды и вскрикнула. Это была старуха в черной одежде.
– Теперь ты будешь смотреть за змеями, живущими в дупле бога Патримпа, – сказала старуха, – будешь доить козу и носить змеям молоко[107].
Подоив козу, Судислава поставила глиняный горшочек на плашку под дубом и постучала, как ей велели, палкой по дереву. Из дупла одна за другой выползли крупные змеи, каких она никогда раньше не видела. Прежде чем они достигли земли и поползли по шуршащему лиственному ковру к молоку, Судислава убежала. То же самое повторилось во второй день и в третий. Подойти к дубу, забрать горшочек, подоить козу, вернуться к дереву, постучать по стволу – это было страшно, но нетрудно. Остальное время Судислава была предоставлена сама себе. Она могла ходить по святилищу – чувствовать, слушать, смотреть – никто не трогал и не мешал ей.