– Он не Бог, если люди победили его, – раздался в стороне холодный уверенный голос.
– Он позволил им.
– Он не Бог, если умер.
– Он воскрес!
– Воистину, ты христианский вайделот! Я ждал тебя.
Проповедник поднял голову и посмотрел туда, откуда слышал голос. Криве, статный и высокий, в белых одеждах, вплотную приблизился к нему. Монах поднял высоко над головой крест и посох, но это не остановило жреца.
– На что ты надеешься больше – на знак Скуманда или на крест твоего Бога? – спросил Криве и свирепо воскликнул. – Здесь ничто тебе не поможет!
Он ударил Патрика посохом в живот. Монах глухо вскрикнул, согнулся от боли и упал на колени. Криве окинул взглядом собравшихся:
– Возвращайтесь в свои селения и скажите всем, кого встретите: когда царство ночи сменит царство дня, христианский вайделот будет принесен в жертву нашим богам в святилище Ромов.
Проповедника поволокли к храму. Позже Судислава видела, как недалеко от храма вкопали в землю столб и привязали к нему пленника. На его ноги надели колодки. Судислава ждала, что на закате его убьют. Но солнце ушло за лес, а его не тронули. И на следующее утро он продолжал сидеть там же.
Судислава доила козу, но молоко не шло, словно кто-то его уже выдоил. Почувствовав на себе чей-то взгляд, она обернулась, но в полумраке хлева никого не увидела. Она уже думала, что ей почудилось, но вдруг из угла раздалось шипение – Судислава подскочила, опрокинув горшочек.
– Кто здесь?
– Тшшш… не пугайся.
В углу сидел отрок. Его лицо было измазано грязью и сажей.
– Ты кто? – спросила она.
– Ты не узнаешь меня?
Какое-то время они смотрели друг на друга, словно два немых. Коза заблеяла. Странный гость зашевелился, и Судислава попятилась. Он жестом попросил ее остановиться и протянул некий предмет, наподобие кольца. Она не понимала и отступила еще на шаг. Он осторожно подбросил кольцо. Упав на землю, оно откатилось в сторону. Судислава не спешила поднимать его, боковым зрением измеряя путь до двери.
– Я знаю того человека, которого схватили, – сказал гость, – я хотел поговорить с ним.
– Это невозможно. Его стерегут.
– У тебя нет хлеба? Я два дня ничего не ел…
Ночью Судислава пришла на берег. Она принесла Стегинту поесть. Отблески негасимого костра падали на их лица.
– Ты говорила с ним? – спросил он с набитым ртом.
– Нет. Говорю тебе, его стерегут.
Ятвяг задумался и на мгновение даже перестал жевать.
– Как ты уйдешь с острова? – спросила она, когда он разделался со своим ужином.
– Через ворота.
– Неизвестно, когда в следующий раз они откроются.
– Разве они открываются не изнутри?
Судислава закрыла Стегинту рот ладонью. Ночной страж прошел мимо и остановился неподалеку. В отблесках костра виднелись белки его глаз на темном лице. Постояв недолго, он отошел прочь.
– Я знаю, кто ты, – сказал Стегинт, – твое имя Судислава.
Служительница отняла ладонь от его губ и посмотрела на него неморгающими глазами.
– Я спасу вас обоих – тебя и Патрика.
Он протянул руку и провел пальцами по ее лицу, ненароком коснулся поврежденного уха, будто вновь убеждаясь, что это она. Потом наклонился и осторожно поцеловал ее в губы. Она не отстранилась и не пошевелилась, будто зачарованная.
– Я отнесу перстень пленного рыцаря в Пруссию и открою путь крестоносцам… – сказал ятвяг.
– Ты говоришь о Божьих дворянах? – спросила Судислава.
– Да, о тех рыцарях, что приплывают по соленому морю на больших кораблях и строят каменные замки.
Стегинт попытался повторить поцелуй, но Судислава уклонилась.
– Я вернусь, – пообещал ятвяг, вложил девушке что-то в руку и исчез.
Она спрятала маленькую вещицу в кожаную сумочку на поясе и затянула шнурок. Вскоре до ее слуха донесся скрип ворот и гневные окрики черных стражей.
На следующее утро Судислава проснулась от троекратного гудения рога на далеком берегу. Она пришла к дубу, постучала палкой по дереву, отошла и села на землю рядом с плашкой, на границе света и тени, задумавшись и не выпуская из рук горшочек с молоком. Немного погодя три змеи заползли к ней на колени и обвили запястья. Судислава не шелохнулась – только открыла ладонь. Вторая орихалковая серьга блеснула на солнце.
Слово 22: Дитрих
Тяжелые врата Ромова со скрипом отворились. Всадник ловко развернулся на узком мосту, вернулся к его началу, привязал коня и пешком прошел ворота. По сторонам стояли высокорослые стражи с раскрашенными лицами, копьями и округлыми щитами. Их вид смутил даже опытного воина. Приблизился старец в белой одежде.
– Мое имя Тит, – сказал охотник, – я прибыл из Руси говорить с вайделотами Ромова. Знает ли кто-нибудь мой язык?
– Говори, – сказал старец по-русски.
– Я знаю, что на вашем острове есть пленница, за которую я готов заплатить.
– На острове нет дев, кроме служительниц. Ни одна из них не покинет святилища.
– Я дружинник князя Владимира.
– Не оскверняй слух этого острова именами. Ни один земной князь не имеет здесь силы и власти. Это остров богов.
– Могу ли я увидеть ее?
– Служительницы святилища не имеют дел с внешними людьми.
– Князь Владимир будет опечален…
– Если тебе больше нечего сказать, уходи.
Продолжая разговор, Тит оценивал силу стражей и запоминал остров. Издали он видел девушек в белых платьях. Он не спешил уйти, и два черноликих воина надвинулись на него. Тит попятился, показывая открытые ладони.
Когда он отступил на мост, ворота закрылись. Повернувшись, он увидел, как худощавый подросток уводит его коня. Тогда охотнику пришлось вспомнить, как быстро он умеет бегать. Если бы конокрад тут же вскочил в седло и умчался, у Тита не было бы надежды догнать его, но тот, видимо, не ожидал, что вайделоты так быстро выставят гостя.
Это был добрый жеребец. На таком можно было за несколько дней добраться до любого города Пруссии. Ласково разговаривая с ним, Стегинт отвел его подальше, поставил ногу в стремя и только перекинул вторую, как сильный удар выбил его из седла. Он упал на спину, сильно ударившись затылком. В глазах помутилось, дыхание перехватило. Нападавший навалился – придавил палкой горло, а коленом – грудь. Грудина готова была захрустеть. Стегинт хотел вскрикнуть, но не мог. Он подумал, что это конец, но хозяин коня ослабил хватку и слез с него.
– Опять ты…
Охотник поднялся и уперся ладонями в колени, восстанавливая сбитое дыхание. Потом сел на землю, прислонившись спиной к дереву.
– Зачем ты перерезал коновязь?
– Я хотел развязать узел.
– Чтобы украсть моего коня.
– Он был мне нужен.
– А заповедь «не укради» латинские монахи не соблюдают?
– Я не монах.
– Уже не монах?
– Нет. И я не знал, что это ты. Откуда у тебя конь?
– Скуманд подарил. Где твой учитель?
– Там.
Тит перевел взгляд на Ромов и снова посмотрел на Стегинта.
– Что он там делает? – не понял охотник.
– Его связали, когда он пришел на проповедь.
– Он святой или безумец? Ты уверен, что он еще жив?
– Он хотел освободить Судиславу. Она выжила после нападения на корабли в прошлом году. Она знает, кто напал. Поэтому Владимир приказал нам найти ее. Теперь, чтобы вызволить ее и Патрика, я должен найти главного рыцаря замка Кенигсберг. Пленный рыцарь Людвиг дал нам свой перстень и обещал, что главный рыцарь Кенигсберга, увидев его, поможет нам.
Охотник перестал тяжело дышать. Его глаза сузились.
– Покажи… значит, комтур приведет свои войска в главное святилище ятвягов… но он не поведет свое тяжелое войско в глубь болот, пока морозы не скуют лесные воды. А, значит, это произойдет не раньше Рождества.
– Помоги нам! Князь Владимир будет тебе благодарен.
– А ты, ятвяг, тоже будешь мне благодарен?
– Иначе они убьют Патрика. Они хотели убить его в первую же ночь, но что-то удерживает их.
– Не представляю, что может их удержать, – сказал Тит, ставя ногу в стремя, – уж точно не милосердие. Дай мне свой нож и садись за спину…
Или Пруссия была слишком сильно опустошена войнами и восстаниями последних лет, или Тит нарочно выбирал глухие тропы, но на пути им не встречалось ни людей, ни селений. Конь был выносливый, но нести двоих всадников ему было тяжело. Приходилось делать долгие привалы. Останавливаясь, оставляли зарубки и другие следы. «Осмелишься еще раз увести моего коня – догоню, не я – так моя стрела», – предупреждал Тит, отходя со стоянки. Обычно он возвращался с добычей. Жарил ее на костре. Половину отдавал ятвягу. Напившись воды из ручья, продолжали путь до следующего привала или ночлега.
Однажды утром, проезжая узкую поляну, путники увидели нескольких поросят. Стегинт ловко спрыгнул и навалился на одного из них. Остальные бросились врассыпную. Кабанчик пронзительно визжал и извивался, вырываясь на волю. Тит бросил плащ. Ятвяг быстро обернул поросенка и забрался на коня. Послышался громкий хруст ломающихся кустов. На поляну выскочил кабан-секач. Судя по шуму, он был не один. Тит ударил по конским бокам. Жеребец сорвался с места. Кабан догонял. Впереди открылся бурелом. Стегинт выпустил добычу. Поросенок побежал прочь, продолжая возмущенно хрюкать. Кабаны почти сразу прекратили погоню.
В тот день озера с извилистыми берегами остались позади. Все реже встречались лиственные деревья и все чаще – высокие хвои. Ручьи и реки текли на полночь. Дни становились короче, ночи – длиннее, темнее и холоднее. Короткое лето полночных стран приближалось к концу.
Через пять дней, утром, сидя за спиной у охотника, Стегинт услышал звук, которого не слышал никогда прежде, – отдаленно он походил на шуршание тысяч листьев, колышимых сильным ветром. Лес закончился неожиданно, и глазам открылась бескрайняя даль, покрытая водами, которые колыхались, пенились, шумно выбрасывались на широкий берег и ускользали обратно по белому песку. Темно-серое небо над водами, казалось, вот-вот разразится грозой.