– Ясно, – кивнул Патрик, – корабли подняли?
– Нет. Если пан проповедник повернет голову, увидит, как мачта из воды торчит. А вон там и затока, где они пристали к берегу.
Корабельщик показал рукой. Стегинт приподнялся, чтобы лучше рассмотреть. Патрик переглянулся с ятвягом и обратился к кормчему:
– Пан капитан, можем ли мы сойти?
– Здесь? – кормчий с недоумением посмотрел на двух странных монахов.
Путники выбрались на берег, выжимая воду из намокших плащей, и без сил упали на теплый песок. Корабль продолжил путь.
– Я понял, – сказал мальчик, – ты хочешь, чтобы я нырнул.
Речные волны ярко блестели на солнце, но это был холодный металлический блеск, какой бывает в конце лета – начале осени. Стегинт снял одежду и неспешно вошел в реку по пояс. Потом легко оттолкнулся от песчаного дна и поплыл к тому месту, где виднелась верхушка мачты. Ухватившись за нее, он сделал глубокий вдох и, двигаясь вдоль скользкого ствола, ушел вниз. Сквозь желто-коричневую муть он различил лежащий на дне остов, похожий на большую рыбину. Ни следов товара, ни трупов. Стегинт проплыл вдоль бортов. Грудь начало распирать, и ятвяг вынырнул, чтобы отдышаться и опять уйти под воду. Края ладьи еще не успели покрыться ракушками и водорослями. Пальцы прикасались к палубным доскам, нащупывая то, что не могли увидеть глаза. Под руку попалась какая-то вещица. Стегинт всплыл, разжал пальцы – в ладони лежала орихалковая серьга.
Патрик осматривал берег. Разлапистые деревья клонились к реке. Четыре пепелища чернели на месте перегоревших костров. Зарубка на дереве – чей-то меч или секира повредили кору. Прежде срока пожухли листья на надломанной ветке кустарника.
Стегинт вышел из воды и упал без сил на прогретый песок.
– Все дно обыскал. Не могу найти второй корабль. Я продолжу, но отдохну сначала.
– Не нужно, – сказал Патрик, – ты его не найдешь. И знаешь, что я тебе скажу? Я уверен, что Конрад не виновен.
Патрик снял с нити красную бусину.
– Почему?
– Много, много доводов. Каждый из них в отдельности может казаться малым, но в совокупности они придают мне уверенности. Прежде всего мой разум все время говорит мне, что это слишком безумный поступок. Конрад окружен врагами. Его трон шатается под ним. А он находит себе еще одного врага там, где мог бы найти друга…
– А может, он очень храбрый.
– Это была бы не храбрость, Стегинт. Это следовало бы назвать дерзостью! Дерзостью, говорю я, алчностью и безумием. Как он мог, решившись на такое дело, даже не продумать заранее, кого обвинить перед Владимиром? Эта мысль тревожила меня все это время. И вот нашлись подтверждения. Старый настоятель ручается за Конрада.
– Что тут странного? Он защищает своего князя и сам боится войны.
– Я немножко разбираюсь в людях, братец. Я смотрел ему в глаза и видел – он мог ошибаться, но он не врал. Он был уверен в правдивости своих слов. Посмотри дальше. Люди Конрада хорошо знают свою землю, и у них был срок изготовиться – они, скорее всего, сделали бы засаду, а эти, если верить словам того гребца, шли по лесу, ожидая, когда ладьи станут у берега. Значит, они здесь чужаки. Наконец, на дне реки только один корабль, потому что второй – видели в Плоцке. В Плоцке сидит брат Конрада Болеслав.
– Значит, Болеслав? – хитро сузились глаза ятвяга.
– Многое указывает на него. Он мог совершить это и один, и в сговоре с кем-то – например, со своим дядей Болеславом Краковским или с Трой денем Литовским… – Патрик начал рисовать что-то на песке, – на следующее утро корабль в Плоцке уже никто не увидел. Так сказал настоятель. А что, если он просто прошел мимо – дальше вниз по течению? – Патрик потыкал пальцем в песок там, где заканчивалась начертанная им линия. – Здесь начинается власть тевтонских братьев. У нас осталось шестнадцать дней срока, который отпустил нам князь. Этот день клонится к вечеру. Заночуем здесь. Завтра с утра попробуем добраться пешком до Пултуска. Если повезет, наймем корабль до Плоцка, и если у нас еще останутся дни – спустимся по Висле посетить замки тевтонов.
Пока ирландец рассуждал, проголодавшийся ятвяг залез в суму и отломил кусок подсохшего белого хлеба. Его взгляд опять упал на книгу, но гордость не позволила напомнить Патрику о его обещании. Перекусив, он отошел, сел и тоже стал рисовать на песке, стараясь выглядеть, как Патрик. Пальцы выводили орнаменты и пытались изобразить фигурки и лица людей, но орнаменты получались лучше. Он достал серьгу, найденную в реке, повертел в руках и спрятал обратно.
Слово 6: Гаудемунда
Солнце клонилось к верхушкам леса, и проповедник окликнул Стегинта, чтобы тот помог устроить место для ночлега. Они сделали лежанку и шалаш из ветвей. Принесли хвороста, разожгли огонь и сели отдохнуть. Греясь у костра, ятвяг спросил:
– Не боишься ночевать в этом месте?
Патрик задумался:
– Остров, на котором я родился и жил, уже многие сотни… может, даже тысячи лет, населяют разные кланы. И все это время они враждуют, убивая друг друга ради власти, ради имущества и ради мести – ради мести, говорю я, хотя уже никто не помнит, кто кого убил первым. Думаю, на моем острове не осталось ни одного камня, не пропитанного кровью. Но я исходил этот остров вдоль и поперек, и нет края, который я любил бы больше. Поэтому отвечу на твой вопрос – нет. Я привык не бояться мертвецов, пока верю, что мой Бог не отвернулся от меня.
Ятвяг задумался, потом спросил:
– А тысяча, это сколько?
– Десять раз по сто.
– Много!
– Да.
– Наверно, на твоем острове тысячи деревьев, раз ты его так любишь?
Патрик ответил не сразу:
– На моем острове есть леса, но не такие густые и обильные, как здесь. В Ирландии много зеленых лугов, где пасут овец, вересковые пустоши, есть красивые горы на западе с плоскими вершинами. А когда ветер дует с моря, чувствуешь запах и привкус соли во рту. У нас небо чаще покрыто облаками и чаще идет дождь. Хижины выложены из камня, и в дождливую погоду в них приятно греться у очага. Зимой у нас мало снега. Если он выпадает, то не покрывает надолго землю. Но и лето прохладнее.
– У нас в Ятвягии тоже есть горы. На них обычно стоят крепости.
– Это не горы. Настоящие горы такие, что поднимаются до облаков.
– Андай!
– Не ругайся.
– Ты врешь!
– Нет, не вру.
– А море – какое оно? Брат рассказывал мне, что оно, как озеро, только такое большое, что берегов не видно.
– Вода в море соленая и другого цвета. Когда дует ветер, поднимаются волны выше человеческого роста, покрытые белой пеной. Они накатывают с силой и разбиваются о серые скалы.
– А за этим морем есть еще что-нибудь?
– В старые времена думали, что мой остров – последний край земли, но потом корабельщики из королевства Норвегия отправились в путешествие на полночный запад и обнаружили еще два острова[39]. Находясь в море, они несколько раз выпускали ворона, а он возвращался и садился на мачту, потому что не видел земли. А потом не вернулся, и скоро они поняли, что суша близко. Там холодно. Из-за нехватки леса поселенцы разводят огонь из костей рыб и животных, обмазывая их рыбьим жиром. У них принято иметь много овец и рогатый скот. Уже в наше время нашли третий остров. Он очень обширен и заселен людьми, но все они язычники. В морском и речном песке находят в больших количествах лучшее золото[40].
– Далеко этот остров?
– Некоторые из вернувшихся говорили, что плавание туда и обратно заняло у них пять лет.
– Как же велик свет!
– Воистину так. Я тоже когда-то дивился этому, но говорю тебе, как бы ни был велик свет, для Бога одна человеческая душа дороже целой вселенной.
В сгущающихся сумерках мелькали крылья нетопырей. Стегинт сидел с широко раскрытыми глазами и молчал, думая о море и далеких островах. Слова ирландца плохо вмещались в его голове.
– Ночь будет холодная, – произнес Патрик, – посмотри за костром, а я пойду наберу дров, пока не совсем стемнело.
– Ты сиди. Я схожу, – сказал Стегинт.
Весь хворост поблизости был собран до них. Сухостой вырублен. Вот здесь ломали ветви для костров, здесь повалили старое мертвое дерево. Стегинт углубился в чащу. Он оглянулся, и увидел проблеск огня, мерцающего меж темных стволов. Ему показалось, что он слышит голоса и беспечный смех на берегу. Дух воина захватил его сознание, рука сжала палку, как боевое копье, мышцы тела напряглись. Он будто ждал, когда люди, сидящие на берегу и обреченные на смерть, расслабятся и задремлют. Рядом бесшумно и терпеливо сидели в засаде товарищи. Их души замерли в предвкушении. Долгий день близился к концу. Клинки обнажены, топор завис, привкус крови во рту. Стегинт поднес пальцы к прикушенной губе. Отринув видение, он подобрал оброненный хворост. Да, они сидели здесь, перед тем как напасть. Кем бы они ни были, они пришли из этого леса.
Рано утром, когда солнце еще не взошло, Стегинт проснулся и выбрался из шалаша. От воды веяло холодом. Над речной гладью завис туман. Небо просветлело, но еще непонятно было, облачное оно или ясное. Патрик стоял на коленях поодаль, сложив руки в замок и закрыв глаза. Голодный ятвяг заглянул в суму монаха, но со вчерашнего ужина в ней было так же пусто, как и в его желудке.
До слуха донесся всплеск воды, как будто от весел. Стегинт присмотрелся и увидел выплывшую из тумана ладью с высоким носом и такой же кормой, без мачты и паруса, с белым шатром в середине.
– Патрик, посмотри, посмотри…
Проповедник открыл глаза и поднялся с колен. Корабль медленно приближался по течению. Странники подняли руки и, громко взывая, стали у самой воды. Ладья сначала прошла мимо, но потом повернула к берегу. Кормчий махнул монахам рукой, давая знак подойти.
На землю сошел старый одноглазый воин в пластинчатом доспехе[41]