А как я слышал от Тимна, доверенного Ариапифа, Анахарсис был с отцовской стороны дядей Идантирса, царя скифов, сыном же Гнура, сына Лика, сына Спаргапифа. Если Анахарсис был действительно из этого рода, то да будет известно, что он умер от руки брата: ведь Идаптирс был сыном Савлия, а Савлий — это и был тот, кто убил Анахарсиса» (IV, 76).
Здесь же «отец истории» излагает нам и несколько иную информацию о царевиче Анахарсисе: «Впрочем, я слышал и другой рассказ, сообщаемый пелопоннесцами, будто бы Анахарсис был послан царем скифов обучаться в Греции. Возвратившись назад, он будто бы сказал тому, кто его послал, что все эллины поглощены всякого рода мудростью, кроме лакедемонян, но только эти последние могут благоразумно вести свою речь и воспринимать чужую.
Ио этот рассказ безо всякого основания придуман самими эллинами, а этот муж был убит именно так, как прежде сказано. Он подвергся этому из-за чужеземных обычаев и из-за общения с греками» (IV, 77).
Как мы видим, Анахарсис для Геродота действительно реальное лицо. А о том, что он был известен не только нашему автору, но и современным ему читателям, свидетельствует следующая фраза «отца истории» из краткой общей характеристики Понта Эвксинского: «Ведь нет ни одного племени у Понта, которое бы выдавалось мудростью, и мы не знаем ни одного ученого мужа, кроме скифского племени и Анахарсиса» (IV, 46).
Последние сомнения, если они остались у скептического читателя, развеивают сведения Диогена Лаэртского. В его труде «Жизнеописания и учения прославившихся в философии» есть специальный раздел «Скиф Анахарсис». Здесь он приводит конкретные сведения о скифском мудреце: о его жизни, путешествиях, изречениях.
Что же сообщает нам Диоген? Читаем у него следующее: «Скиф Анахарсис был сын Гнура и брат Кадуида, царя скифского; мать его была гречанка; поэтому он владел обоими языками. Он писал о скифских и эллинских обычаях, о средствах к дешевизне жизни и восемьсот стихов о военных делах. Отличаясь свободой речи, он подал повод к образованию пословицы о «скифском образе речи» (I, 8, 101).
Далее мы узнаём из Диогена, что Анахарсис примерно в 594 г. до и. э, прибыл в Афины и посетил знаменитого афипского философа Солона: «Сосикрат говорит, что он прибыл в Афины в сорок седьмую олимпиаду, при архонте Эвкрате.
Гермипп рассказывает, что, придя к дому Солона, он приказал одному из слуг доложить Солону, что к нему пришел Анахарсис, желая посмотреть на него и, если можно, сделаться его гостем.
Слуга, доложив, получил от Солона приказание передать Анахарсису, что отношения гостеприимства завязываются каждым на своей родине. Тогда Анахарсис, подхватив, сказал, что сам он (т. е. Солон) теперь на родине и поэтому ему следует заключать связи гостеприимства; изумившись этой сообразительности, Солон принял его и сделал величайшим другом.
Впоследствии, возвратившись в Скифию, Анахарсис показался уничтожающим отечественные обычаи, питая большое пристрастие к эллинским, и за это был застрелен братом на охоте и скончался, сказав, что благодаря своему разуму он невредимо возвратился из Эллады и вследствие зависти погиб в родной земле. Некоторые говорят, что он был убит при совершении эллинских мистических обрядов. У нас есть в честь его следующая эпиграмма: «Анахарсис, после многих странствий прибыв в Скифию, стал всех убеждать жить по эллинским обычаям; но пока он имел еще на устах неоконченное слово, пернатая стрела быстро унесла его к бессмертным» (I, 8, 102–103).
Аналогичные сведения о жизни Анахарсиса приводятся в схолиях к сочинению Платона «Государство»: «Анахарсис был сыном скифского царя Гнура и матери гречанки, почему и. владел обоими языками. Он гостил в Афинах у Солона; возвратившись в Скифию, чтобы научить своих соплеменников эллинским обычаям, был застрелен из лука своим братом и, умирая, сказал: «Благодаря речи, я спасся из Эллады, а вследствие зависти убит на родине» (к § 600 а).
Как мы видим, приведенные данные о жизни Анахарсиса практически полностью подтверждают рассказ Геродота, а также дополняют его информацию. Он был сыном скифского царя Гнура и гречанки, имя которой не названо. Погиб от руки собственного брата, которого Геродот называет Савлием, а Диоген Лаэртский — Кадуидом. Источник Геродота, подробнее рассказывающий о Савлии, заслуживает, на мой взгляд, больше доверия. А Диоген, писавший, видимо, в начале III в. н. э., через 600 с лишним лет после Геродота, мог воспользоваться не совсем надежным источником. Можно предположить также, что у Анахарсиса кроме Савлия был еще один брат — Кадуид. Это могло внести путаницу в вопрос, кто же из братьев стал убийцей. Кроме того, следует отметить, что Лукиан Самосатский, как мы увидим ниже, почему-то называет Анахарсиса сыном Давкета.
После гибели Анахарсиса его образ стали идеализировать. Постепенно в античной литературе появился образ скифского мудреца, который, несмотря на свое варварское происхождение, сумел стать в один ряд с лучшими греческими философами. Идеализация этого образа связана, как отмечают исследователи, с именем известного древнегреческого историка IV в. др н. э., автора первой «Всемирной истории» Эфора и представителями философской школы киников.
Что же сообщают древние авторы об Анахарсисе? Познакомимся с основными сведениями об этом прославившемся в античном мире скифском философе.
Лукиан Самосатский, знаменитый сатирик II в. н. э., долго живший в Афинах, знакомит нас с первыми шагами Анахарсиса в Афинах. В рассказе «Скиф или гость» писатель говорит о встрече Анахарсиса с другим известным скифом — Токсарисом:
«1. Анахарсис не первый прибыл из Скифии в Афины, руководимый желанием познакомиться с эллинской образованностью: раньше его прибыл Токсарис, муж мудрый, Отличавшийся любовью к прекрасному и стремлением к благороднейшим знаниям, но происходивший не из царского рода и не из «колпаконосцев»[3], а из толпы простых скифов, каковы у них так называемые «восьминогие», т. е. владельцы пары быков и одной повозки.
Этот Токсарис даже не возвратился в Скифию, а умер в Афинах и немного спустя даже был признан героем; афиняне приносят ему жертвы как иноземному Врачу: это имя получил он, будучи признан героем. Быть может, не лишним будет объяснить причину этого наименования, а также включения в число героев и признания его за одного из Асклепиадов (т. е. потомков фракийского божества-исцелителя Асклепия, культ которого был широко распространен в Греции. — М. А.), чтобы вы узнали, что не одним скифам свойственно превращать людей в бессмертных и посылать к Замолксису, но что и афинянам можно обоготворять скифов в Элладе…
3. Вспомнил я о нем вот почему. Токсарис был еще жив, когда Анахарсис, только что высадившись, шел в Афины из Пирея; как иностранец и варвар, он испытывал еще сильное смущение, ничего не зная, пугаясь малейшего шума и не зная, что с собой делать; он понимал, что все, видевшие его, смеются над его убранством, не находил никого, кто бы знал его язык, и вообще уже раскаивался в своем путешествии и решил, только взглянув на Афины, немедленно отправиться назад, сесть на корабль и ехать обратно в Боспор, откуда для него уже не далек был путь домой в Скифию.
При таком настроении Анахарсиса встречается с ним, поистине как добрый гений, Токсарис уже в Керамике (один из кварталов Афин, — М. А.). Сначала его внимание привлекла одежда его родины, а затем ему уже не трудно было узнать и самого Анахарсиса, происходившего из знатнейшего рода, одного из самых первых в Скифии.
А Аиахарсису откуда можно было бы признать в нем земляка, когда он был одет по-эллински, с выбритой бородой, без пояса и без оружия, уже владея языком и вообще казался одним из туземных жителей Аттики? Так преобразило его время.
Но Токсарис, обратившись к нему по-скифски, спросил: «Не ты ли Анахарсис, сын Давкета?». Анахарсис прослезился от радости, что встретил человека, говорящего на его языке и притом знавшего, кто он был в Скифии, и спросил: «А ты, друг, откуда знаешь нас?» — «Да ведь и сам я, — отвечал Токсарис, — происхожу оттуда, из вашей земли, а имя мое — Токсарис, по я не настолько знатного рода, чтобы мог быть тебе известен». — «Неужели ты, — сказал Анахарсис, — тот самый Токсарис, о котором я слышал, что некто Токсарис из любви к Элладе покинул в Скифии жену и маленьких детей, уехал в Афины и живет там, уважаемый лучшими людьми?» — «Да, — сказал Токсарис, — я Ют самый, если обо мне еще говорят у вас». — «Итак, — сказал Анахарсис, — знай, что я сделался твоим учеником и соревнователем овладевшей тобой страсти — видеть Элладу… Но ради Меча и Замолксиса, наших отеческих богов, возьми меня, Токсарис, будь моим руководителем и покажи все лучшее в Афинах…»
Эти и другие сведения ценны и интересны не только информацией о самом Анахарсисе, но и широким историческим и этнографическим материалом. Они передают живой разговорный язык, помогают полнее понять дух и колорит того времени, психологию человека, его поступки, критерии духовных и моральных ценностей, любви и дружбы и многие другие вопросы бытия.
В этом плане для нас также важен другой рассказ Лукиана Самосатского, названный им «Анахарсис, или О гимнасиях». Он построен в виде беседы нашего героя с Солопом. Философы ведут такой разговор:
«6. Солон. Совершенно естественно, Анахарсис, что такого же рода занятия (т. е. гимнастические) кажутся тебе чуждыми и далеко не похожими на скифские обычаи, все равно, как и у вас, должно быть, есть много предметов обучения и занятий, которые показались бы стран-v пыми нам, эллинам, если бы кто-нибудь из нас присутствовал при них, как ты теперь присутствуешь при наших занятиях…
11. Анахарсис… А у нас, скифов, если кто ударит кого-либо из равных или, напав, повалит на землю или разорвет платье, то старейшины налагают за это большие наказания, даже если обида будет нанесена при немногих свидетелях, а не при таком множестве зрителей, какое, по твоим словам, бывает на Истме и в Олимпии…