одит как «ужасный ребенок» (слова Бетси), поскольку спрашивает и удивляется тем отношениям, которые она видит вокруг себя («– Да, но какие же ее отношения к Калужскому? […] Я не понимаю тут роли мужа» (с. 350)), что вызывает смех Бетси. Но притягательность салона Бетси для Анны заключается не столько в его атмосфере, сколько в присутствии там кузена Бетси – графа Вронского. Гостиница Бетси становится «гроундом» игры Анны и Вронского.
В полной мере все семантические коннотации атрибута «английский» раскрываются в картине совместной жизни Анны и Вронского. Еще в Италии, где они сначала живут, Вронский в одном эпизоде берет на себя роль «англичанина» – он покупает у художника Михайлова картину, отложенную специально для некоего англичанина, пожелавшего купить именно это полотно:
[…] и наконец Вронский перешел, не дожидаясь хозяина, к другой, небольшой картине. […] Он [Михайлов] и забыл про эту, три года назад писанную, картину. […] Он не любил даже смотреть на нее и выставил только потому, что ждал англичанина, желавшего купить ее. […] Но Вронский спросил, не продается ли картина. […] Да, надо не упустить и купить ее, – говорил Вронский. […] Михайлов продал Вронскому свою картинку и согласился делать портрет Анны (ч. 5, гл. 12, 13, т. 9: 51–53).
Однако во всей драматической полноте английский образ жизни Вронского с Анной разворачивается после их возвращения в Россию. В имении Воздвиженское ведутся постройки «американскими приемами» (по словам гостившего там Свияжского) и вводятся новые машины в традиционное хозяйство. Претворяется в жизнь тот «английский роман», который читала в поезде Анна. Невестка Анны – Долли (параллель романной невестке леди Мери) – приезжает в Воздвиженское. Ее глазами мы и видим происходящее там:
Все, что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, все производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне (ч. 6, гл. 19, т. 9: 214).
Долли выступает своего рода «точкой нравственного отсчета» для Толстого (который в этих главах чаще всего зовет ее «Дарьей Александровной»), и мы смотрим ее глазами не только на жизнь в имении, но и на там живущую англичанку-няню:
Услыхав голос Анны, нарядная, высокая, с неприятным лицом и нечистым выражением англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями, вошла в дверь и тотчас же начала оправдываться, хотя Анна ни в чем не обвиняла ее. На каждое слово Анны англичанка поспешно несколько раз приговаривала: «Yes, my lady». […]
Только тем, что в такую неправильную семью, как Аннина, не пошла бы хорошая, Дарья Александровна и объяснила себе то, что Анна, с своим знанием людей, могла взять к своей девочке такую несимпатичную, нереспектабельную англичанку (ч. 6, гл. 19, т. 9: 217).
Внешность англичанки-воспитательницы провоцирует мысли о ее некоем моральном изьяне, который Долли связывает с ненормальным укладом семейной жизни в Воздвиженском. Но так же малосимпатичны и другие англичанки-гувернантки в романе. Так, мисс Гуль в семье самой Долли отличается отсутствием женских талантов, она чуть не испортила платье маленькой Тани. Платье спасает старая русская няня, Матрена Филимоновна.
Одно платье на Таню, которое взялась шить англичанка, испортило много крови Дарье Александровне. Англичанка, перешивая, сделала вытачки не на месте, слишком вынула рукава и совсем было испортила платье. Тане подхватило плечи так, что видеть было больно. Но Матрена Филимоновна догадалась вставить клинья и сделать пелеринку. Дело поправилось, но с англичанкой произошла было почти ссора (ч. 3, гл. 8, т. 8: 309).
Другая черта мисс Гуль – чопорность, особенно заметная «на природе». Долли с детворой приехали купаться, к купальне подходят крестьянки, «ходившие за сныткой и молочником». Между ними и Дарьей Александровной завязывается разговор о детях:
Приятнее же всего Дарье Александровне было то, что она ясно видела, как все эти женщины любовались более всего тем, как много было у нее детей и как они хороши. Бабы и насмешили Дарью Александровну и обидели англичанку тем, что она была причиной этого непонятного для нее смеха. Одна из молодых баб приглядывалась к англичанке, одевавшейся после всех, и когда она надела на себя третью юбку, то не могла удержаться от замечания: «Ишь ты, крутила, крутила, все не накрутит!» – сказала она, и все разразились хохотом (ч. 3, гл. 8, т. 8: 312).
Три юбки у англичанки кажутся крестьянским бабам уж такой чрезмерностью (таким /7»р»-одеванием), такой чопорностью, что можно только смеяться.
Другая англичанка в доме Облонских, miss Elliot, отличается тем, что не смотрит за Гришей и Машей и позволяет детям делать «что-то гадкое» в малине:
– Они с Гришей ходили в малину и там… я не могу даже сказать, что она делала. Тысячу раз пожалеешь miss Elliot. Эта ни за чем не смотрит, машина… Figurez vous, que la petite…
И Дарья Александровна рассказала преступление Маши.
– Это ничего не доказывает, это совсем не гадкие наклонности, это просто шалость, – успокоивал ее Левин (ч. 6, гл. 15, т. 9: 197).
«Машина», – говорит Долли про эту англичанку, видя в ее поведении равнодушие и нечуткость. Внимательность заменена механистичностью.
Небрежностью, переходящей в развязность, отличается и «англизированный» петербургско-московский блестящий молодой человек Васенька Весловский, всегда появляющийся в «шотландском колпачке с длинными концами лент назади» и говорящим с «отличным английским выговором»[20]. Он как раз гостит в Воздвиженском, когда туда приезжает Долли. Перед тем он был гостем у Левина, куда его привез Облонский. Но его пребывание в Покровском кончилось крахом. Левина сразу начал раздражать ажиотаж женщин вокруг нового гостя (особенно старая княгиня Щербацкая приветила «этого Васеньку с его лентами»), и свое раздражение Левин даже решил выражать по-английски[21]:
– Да что вы такой fuss делаете? Подать, что обыкновенно (ч. 6, гл. 7, т. 9: 161).
Когда Левин и Облонский едут на охоту, к ним присоединяется Весловский, разумеется, «с английским новеньким ружьем без антапок и перевязи» (ч. 6, гл. 8, т. 9: 167). По дороге Весловский показывает, «как надо править по-английски four in hand» (с. 174), но его затея кончается почти катастрофой: он заезжает в болото, где вязнут лошади и весь экипаж. Хуже того, по небрежности Весловского ружье его выстрелило у самого уха Левина.
Но чаша терпения Левина будет переполнена, когда он увидит, как Васенька ухаживает за его женой в его собственном доме. И вскоре после эпизода с англичанкой, провинившейся невниманием к детям Облонских, Левин выгоняет со двора Весловского «на железную дорогу». «Английскому» Васеньке нет места в имении Левина, но зато он находит себе среду в имении Вронского, где его снова встречает Долли.
Подъезжая к имению в коляске «с заплатанными крыльями», Долли встречает элегантную компанию – «Вронский с жокеем, Весловский и Анна верхами и княжна Варвара с Свияжским в шарабане». Анна едет на английском коне, «на кобе»[22], который сильно похож на Вронского, – еще одна деталь, сгущающая «английскую» ауру вокруг Вронского.
Анна ехала спокойным шагом на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким хвостом (ч. 6, гл. 17, т. 9: 207).
Сравните описание Вронского:
Вронский был невысокий, плотно сложенный брюнет. […] В его лице и фигуре, от коротко обстриженных черных волос и свежевыбритого подбородка до широкого с иголочки нового мундира, все было просто и вместе изящно (ч. 1, гл. 14, т. 8: 64–65).
Толстой дает нам понять, что в восприятии самой Анны ее коб ассоциируется с Вронским[23], во всяком случае, оба они – конь и любовник – совмещаются для нее в единый контекст:
– Не правда ли, хороша эта лошадь? Это коб. Моя любимая. Подведи сюда, и дайте сахару. Граф где? – спросила она у выскочивших двух парадных лакеев. – А, вот и он! – сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского с Весловским (ч. 6, гл. 18, т. 9: 213).
Рядом с Анной находится молодой человек Васенька Весловский[24]. Тут он чувствует себя в своей тарелке, его манеры «нового молодого человека» воспринимаются в этой среде как должное. Сама Анна рассказывает Долли про него:
Потом Весловский… этого ты знаешь. Очень милый мальчик, – сказала она, и плутовская улыбка сморщила ее губы. […] Il est très gentil et naïf, – сказала она опять с тою же улыбкой (ч. 6, гл. 19, т. 9: 218–219).
К удивлению Долли, Анна перенимает игривый тон Весловского в разговоре за столом, никак не считая его оскорбительным. В отличие от ревнивого Левина, выгнавшего Весловского, Вронский не обращает внимания на болтовню-флирт молодого человека с Анной.
Новый облик и новое поведение Анны поразили Долли уже тогда, когда она подъезжала к имению:
В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением о верховой езде для дамы в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны (ч. 6, гл. 17, т. 9: 207).
В верховой езде происходит, как кажется Долли, некое смешение мужской и женской роли[25]