— Похоронные, — сказала Лори, — надеюсь, все изменится, когда разгорится огонь.
— Какое богатое воображение у этой девушки, — сказал Джо.
Толстяк все еще не ушел, стоял и улыбался.
— Что будешь пить, Лори? — спросил Джо.
— Виски с содовой, — сказала Лори, — теперь я буду пить только виски с содой.
— Тогда закажем бутылку «Блэк энд Уайт», — сказал Джо, — и бутылку содовой.
Толстяк вышел.
— Здесь довольно голо, — сказал Джо, — но ведь мы едем сюда, в столицу мира, не за всякими рюшечками.
Он стал говорить о лондонских парикмахерских. Он сказал, что они неуютные, слишком все чопорно.
Постучавшись, вошел толстяк и поставил на стол бутылки с виски и содовую.
— Ну-ну, продолжай, сказала Лори, — Лондон не так уж плох. В нем есть мрачное очарование, как говорил один мой знакомый.
— Насчет мрака он прав, — сказал Джо.
Лори стала напевать «Лунный залив»[44]:
Ты украл мое сердце,
Останься со мной.
Я сказала:
— Я тоже выпью. Почему вы мне не предлагаете?
Я выпила полбокала и почувствовала, что начинает кружиться голова.
— Мне надо прилечь, — сказала я. — Голова очень кружится.
Я подошла к кровати и легла. Пока я не закрыла глаза, все было не так плохо.
— Платье сними. Помнешь, — сказала Лори.
— Платье жалко, — сказала я.
Платье было розового цвета, с серебряными блестками.
Она подошла к кровати и помогла мне снять его. Она показалась мне очень высокой, а ее лицо было огромным. Я могла рассмотреть все морщинки, замазанные пудрой, и полустертую помаду на губах. Лицо клоуна, меня начал душить смех. Она была хорошенькой, но пальцы у нее короткие и толстые, с широкими плоскими ярко накрашенными ногтями.
Закурив сигарету и скрестив ноги, Джо наблюдал за нами. Точно зритель в партере, ждущий, когда откроется занавес. Когда представление закончится, он начнет хлопать или свистеть.
— Меня ужасно тошнит, — еле ворочая языком, проговорила я, — мне надо немного полежать.
— Болей на здоровье, — сказала Лори, — не стесняйся.
— Только минутку, — проговорила я.
Мне стало холодно. Я натянула стеганое одеяло и закрыла глаза. Кровать поплыла куда-то вниз. Я открыла глаза.
Они сидели у камина и смеялись. Их темные тени на стене тоже смялись.
— Сколько ей лет? — спросил Джо.
— Она еще ребенок, — сказала Лори. И, кашлянув, добавила: — Ей нет семнадцати.
— Неужели? — сказал Джо.
— Ну хорошо, ей девятнадцать и ни днем больше, — сказала Лори, — ни одной самой крошечной морщинки. Тебе она нравится?
— Она милашка, — сказал Джо, — но мне понравилась та, черненькая.
— Кто? Рене? — сказала Лори. — Понятия не имею, что с ней. Я ее не видела с того вечера.
Джо подошел к постели, взял мою руку и погладил ее.
Я сказала:
— Я знаю, что вы скажете. Вы скажете, что она холодная и влажная. Это все потому, что я родилась в Вест-Индии, у меня всегда такие руки.
— Неужели в Вест-Индии? — сказал Джо. Он сел на кровать. — Как же, как же, Тринидад, Куба, Ямайка — я провел там много лет, — он подмигнул Лори.
— Нет, — сказала я, — у нас маленький остров.
— Но я знаю маленькие тоже, — сказал Джо, — меня интересуют всякие — маленькие, большие, весь набор.
— Да что вы, — сказала я, садясь на постели.
— Ну конечно, — сказал Джо и снова подмигнул Лори. — Я, кстати, знал твоего отца — мы были приятели. Старик Тэффи Морган. Он был хорошим парнем, мы с ним не раз пропускали по стаканчику.
— Вы все врете, — сказала я, — вы не знаете моего отца. Моя настоящая фамилия совсем не Морган. Я никогда не скажу вам моей настоящей фамилии, и родилась я в Манчестере и никогда ничего не расскажу вам о себе. Все, что я рассказывала вам, ложь, так что не болтайте.
— Как, разве его звали не Тэффи? Может быть, Патрик?
— Идите вы к черту, — сказала я, — и слезьте с этой постели. Вы мне действуете на нервы.
— Эй, — сказала Лори, — что с тобой случилось? Ты напилась, что ли?
— Я просто пошутил, — сказал Джо, — я не хотел огорчать тебя, детка.
Я встала. Дико кружилась голова.
— Ты чего это вдруг? — спросила Лори.
— Вы оба действуете мне на нервы, если хочешь знать, — сказала я. — Если бы вы могли на себя посмотреть, когда смеетесь, то сразу бы перестали.
— Послушай! — закричала Лори, — ты же сама просила взять тебя! А теперь выкидываешь такие штучки?
Я сказала:
— Господи, где мое платье? Я иду домой. Вы мне осточертели.
— Мне это нравится, — Лори расхохоталась. — Если ты думаешь, что сможешь отправиться отсюда в моем платье, то глубоко ошибаешься.
Платье висело на спинке кровати. Я схватила его, но Лори тоже ухватилась за рукав. Мы стали тянуть его в разные стороны.
Джо начал хохотать.
— Если ты разорвешь мое платье, — кричала Лори, — я тебя так отделаю!
— Только попробуй, я тебе такое устрою, что запомнишь на всю жизнь, — пригрозила я.
— Оставь ее в покое, Лори, прошу тебя. Она напилась, — проговорил Джо, — а ты, детка, ложись и поспи. Завтра утром тебе станет лучше. Никто тебя не побеспокоит.
— Я не хочу здесь спать, — сказала я.
— Хорошо, — Джо почесал подбородок, — тут есть еще комната. Как раз напротив. Иди туда.
Лори ничего не говорила. Она разглядывала платье. Джо встал и подошел к двери. Открыв ее, он сказал:
— Вон та комната — как раз напротив.
— И постарайся не на пол, если тебя начнет рвать, — пробормотала Лори, — уборная в конце коридора.
— Сказала бы я тебе одно словечко, — промямлила я.
— А я тебе. И не одно, — произнесла она скрипучим голосом. Таким голосом дети отвечают на вопросы из Катехизиса, чтобы родители поскорее от них отстали. «Кто тебя сотворил?» «Меня сотворил Бог». «Для чего он тебя сотворил?» — Ну и так далее.
Другая комната была гораздо меньше, и без камина В замочной скважине не было ключа. Я легла на кровать. На ней был матрац, простыня и тонкое покрывало. Было холодно, как на улице.
Я подумала «Вот это ночь. Господи, что за дурацкая ночь!»
На потолке я увидела пятно. Стала смотреть на него, но оно вдруг раздвоилось. Оба пятна все время двигались, очень быстро, не пересекаясь друг с другом. Когда они разошлись примерно на шесть дюймов, то остановились и стали расти. На меня смотрели два черных глаза. Я смотрела на них. Потом я моргнула, и они опять задвигались. У кровати стоял Джо. Он проговорил:
— Не сердись на меня. Я просто пошутил.
— Я не сержусь.
Но когда он начал целовать меня, я сказала:
— Нет, не надо.
— Но почему? — спросил он.
— В другой раз, — сказала я. — «Ca sera pour un autre soir[45]». (Так говорила девушка из книжки. Какая-то девушка из какой-то книжки. Ca sera pour un autre soir).
Он помолчал немного, потом сказал:
— Почему ты общаешься с Лори? Разве ты не знаешь, что она проститутка?
— Да? — сказала я, — ну и что? Насколько я вижу, эта профессия ничуть не хуже других.
— Я не понимаю тебя, — сказал он, — ты странная, как у вас тут принято говорить.
— Господи, — сказала я, — оставь меня в покое, оставьте все меня в покое.
Что-то вырвалось из самого сердца, отчего перехватило горло и стало горячо глазам.
Джо сказал:
— Не надо плакать. Детка, знаешь, ты мне нравишься. Правда, нравишься, хотя сначала я подумал, что нет. Пойду поищу, чем тебя накрыть. В этой комнате чертовски холодно.
— Лори рассердилась?
— Ничего, переживет, — сказал он.
Я открыла глаза. Он набросил на меня стеганое одеяло. Потом положил сверху мою шубку. Я снова погрузилась в сон.
Кто-то постучал в дверь. Я встала и увидела, что снаружи стоит таз с горячей водой. Я налила ее в кувшин и стала умываться. В это время вошла Лори с платьем, перекинутым через руку.
— Давай выбираться отсюда, — сказала она.
Я надела платье. Ну и вид у меня, наверное, подумала я.
— А где Джо? — спросила я.
— Он ушел, — сказала Лори, — полчаса назад. А ты вообразила, что он будет водить нас за ручку? Он попросил передать тебе привет.
Я подумала: «Господи, что за ночь. Ну и ночка!»
Мы вышли на улицу. Казалось, на ней только одни гостиницы — «Бельвю», «Уэлком», «Корнуолл», «Сэндрингем», «Беркли», «Уэйверли»… И, разумеется, ограды с торчащими остриями.
Полисмен, стоявший на углу, пристально смотрел на нас. Это был крупный мужчина с маленьким румяным лицом. Его шлем казался огромным. Я сказала:
— Я должна поехать к тебе и забрать свое платье. Прости.
— Я разве против? Забирай, пожалуйста.
Лори остановила такси.
— Свинья! — сказала Лори, когда мы сели.
— Это я что ли?
— Вот дурочка, — сказала она, — я имею в виду этого проклятого копа.
— А я думала, ты имеешь в виду меня.
— Меня не трогает, что ты думаешь. Но учти: если ты будешь и дальше такой идиоткой, у тебя никогда ничего не выйдет. Ты не умеешь ладить с людьми. Разве это нормально — вместо того, чтобы хорошо провести время в приятной компании ты напиваешься в стельку и начинаешь скандалить по пустякам. Так себя не ведут. Кроме того, ты все время какая-то вареная, мужчины этого не любят. Хотя это не мое дело.
Мы доехали до Бернерз-стрит и поднялись наверх. Старушка встречала нас в дверях.
— Приготовить завтрак, мисс?
— Да, и налей ванну. Шевелись скорее.
Я стояла в коридоре. Она прошла в спальню и вынесла оттуда мое платье.
— Вот, возьми, и, ради всех святых, не смотри на меня так Пойдем перекусим что-нибудь.
Внезапно она поцеловала меня.
— Не обижайся, детка, я не такая уж плохая. Знаешь, я люблю тебя. Честно говоря, я тоже здорово надралась вчера. Ты, конечно, можешь притворяться непорочной девой всю оставшуюся жизнь, мне нет до этого дела. Ко мне это не имеет отношения.