Но стыд вскоре взял свое, и я, совершенно внезапно, сошел на первой же станции. Поезд двинулся дальше, за моей спиной находился печально известный кирпичный завод, куда во время войны, в момент перед самым крахом, жандармы еще успели согнать пятьдесят пять тысяч восемьсот шестнадцать евреев; там их подвергли истязаниям, ограбили и затем погрузили в вагоны. Их согнали сюда из Надьварада, из Уйпешта, Кишпешта, Пештэржебета, и с тех пор это место овеяно ужасом. А напротив раскинулось чистое поле, над которым гулял легкий летний бриз.
Соль жизни
Az élet sója [2016].
Апрель[6]
Грамота об основании может быть и липовой, но само основание все же факт реальный. Оно было, имело место, пусть не тогда, и не там, и не так, как это нам преподносит документ с вымышленной датой. Иногда можно выяснить даже причину фальсификации, но нередко она навеки покрыта мраком. Известно лишь, что свое название это место получило от слова, означавшего на алеманнском наречии соль. Именно из-за соли в незапамятные времена осели на берегу безымянной речки люди, коих хватило на целое поселение. Соляные ключи здесь исправно бьют и поныне. Правда, сам я в знатную эту водицу так и не окунулся, ибо, достигнув преклонных лет, могу вам признаться, что никогда не любил коллективных купаний, однако с балкона гостиницы «Хоэнлоэ» имел удовольствие наблюдать, как радостно плещутся в соляном растворе другие. Ведь если в течение установленного врачами времени вы будете полоскать в сей воде тот или иной свой член или воздействовать ею на какой-либо внутренний орган, как то: желудок, мочевой пузырь, почки или слизистая носоглотки, то есть будете пить эту воду или делать примочки, то непременно поправитесь или, по крайней мере, почувствуете, как отступают физические страдания. Здешние соляные источники известны даже не тысячу лет, как следует это из, вообще-то, поддельной грамоты, составленной в начале второго тысячелетия, а, судя по раскопкам, на полтора тысячелетия дольше, еще со времен до Рождества Христова. Причем археологи обнаружили здесь не только кельтские глиняные сосуды для выпаривания соли (и где еще были тогда алеманны), но и дорогу, по которой древние кельты возили соль, и даже останки какой-то просоленной колымаги, на которой оная перевозка осуществлялась. А соляные источники, кстати сказать, были тут не горячие, а чуть теплые. Чтобы добыть — или, как выражались сами добытчики, выварить — соль, то есть кристаллизовать ее из соляного рассола, первым делом этот рассол надлежало нагреть. И вот, неизвестно уж почему, именем этой операции они даже назвали протекающую тут речку. В этих краях, густо поросших перелесками, единственным и само собой напрашивающимся топливом были дрова. И ради солеварения требовалось сводить лес. Чем они с успехом и занимались. При нагреве раствор выпаривался, терял воду. В общем, делалось это примерно так, как в солнечных и продуваемых ветрами, то есть более счастливых, краях с незапамятных времен поступают с соленой морской водой. Морскую воду запускают в неглубокий бассейн, так называемый соляной садок, запирают ее запрудой и оставляют выпариваться. В литре морской воды содержится 25–26 граммов соли. Каменная соль по происхождению, разумеется, тоже морская — даже розоватая гималайская соль, просто миллионы лет назад море ушло из раствора, а твердый осадок за эти миллионы лет встроился в складки гор. Когда раствор в садках начинает густеть, появляются — в сапогах и раздетые до трусов — приморские труженики и широкими, шире обычной лопаты, перфорированными скребками перемешивают рассол. Проделывают это они многократно. Пока в результате дегидратации на поверхности не проступят первые соляные цветы. Обращенная вовне гладкая грань одного кристалла срастается с гладкой гранью другого. Одно побуждение как бы нащупывает другое. Так и растут они в соляных садках Бретани, Вандеи, Лангедока и других уголков земли, славящихся своей солью. Годы уходят на то, чтобы поверхность раствора покрылась первыми соляными цветами, которые можно снимать, словно пенку, особым черпалом. Во Франции самые известные соляные садки находятся на океанском острове с мрачным названием Нуармутье. Здесь, в замке на возвышении, когда-то влачил каторжную судьбу Аладар Кунц вместе с сотнями немцев, австрийцев и своих соотечественников венгров[7]. Вот уже двадцать лет я все еду туда, хочу взглянуть, но добраться пока что не удалось. Хотя мне, преданному последователю человековедческих штудий Кунца, было бы крайне важно увидеть эти места. Ну, может, следующей весной сподоблюсь. Снятая пенка соляных цветов — так называемая флёр-де-сель — относится к самым дорогостоящим и самым редким сортам поваренной соли. Не знаю уж по какой причине. В самом деле, чем может отличаться один соляной кристалл от другого. Хотя все же есть между ними вполне ощутимая на вкус разница. И не только у соляных цветов имеются отличные от других сортов соли вкус и аромат. Чистым хлористым натрием может быть только соль, полученная в лабораторных условиях. А в природе ничего чистого нет. Кристаллы, встречающиеся в природе, могут содержать в себе еще литий и калий, магний и марганец, железо, кальций, флориды, бромиды, да и йод, если повезет, а также множество органических загрязнителей в пропорциях, меняющихся в зависимости от месторождения. И мы еще ничего не сказали о зловонных сульфитах, то есть солях сернистой кислоты, или сульфидах — солях сероводородной кислоты, тоже весьма токсичных, о продуктах распада растительного или животного происхождения, о поте, тоже, кстати, соленом, обильно стекающем с дочерна загорелых или уже изначально черных береговых работяг. А еще нет возможности до конца очистить дорогостоящую соль от останков разложившейся рыбы и человеческих испарений. Сохраняется в соли и некоторое количество песчинок кварца. Все эти примеси либо застревают на поверхности кристалла, либо кристалл включает их внутрь себя — свое место всякая грязь занимает сообразно удельному весу.
Однако история эта на удельном весе и разновидностях загрязнений, естественно, не заканчивается, поэтому продолжение следует.
Май
В славящемся своей солью городке алеманнов, который на деле основан был кельтами, на холме, возвышаясь над рыночной площадью, стоит собор, а к собору ведет лестница о пятидесяти двух чуть изогнутых по дуге ступенях. Кто-то может подумать, что лестницу эту построили просто из страха Божия. Чтобы торгующие на площади знали и чувствовали, куда должно им подниматься в поисках благодати. Внизу, у первой изогнутой по дуге ступени, лестница своей шириной чуть ли не целиком охватывает всю площадь, затем же сужается наподобие воронки и самой узкой своей ступенью подходит к несуразно маленькому, глубокому и темному входу. Так строились храмы романской архитектуры. На фоне массивной постройки проемы окон и двери ступенчато-углубленных порталов здесь узкие. Позднее, в эпоху готики, изумительная каркасная технология позволит перекрывать большие пролеты, но до тех пор фасады оставались замкнутыми и суровыми и храмы напоминали неприступные крепости. Лестницу построили несколькими веками позднее, уже после готики, в эпоху барокко. Жители городка разобрали похожую на оборонительное сооружение подпорную стену, что окружала храм, и словно бы врезали в холм барочно-изящные, чуть изогнутые ступени, сделав собор устойчивее в статическом отношении и приблизив его к торговой жизни.
В наши дни простодушный турист с изумлением смотрит на замечательную просторную рыночную площадь, по обе стороны которой карабкаются в гору ряды особнячков с фасадами барочного стиля, но построенных еще до эпохи барокко, разглядывает изысканную, вольготно раскинувшуюся внизу площади барочную ратушу и городской фонтан с веселыми медитеранскими росписями альсекко, из бассейна которого, глубокого, с необычно высокими стенками, рыночные торговки не в такие уж дальние времена продавали живую рыбу. Но люди, осведомленные в истории городка, как моя ученая чичероне, знают, что так было не всегда. На протяжении долгих веков, а если быть точными, то целых пяти, пришлось здешним бюргерам трудиться не покладая рук, чтобы из каждого домика сделать пряничный терем с колбасной оградой.
Городок, прославившийся своими соляными источниками, солеварнями и торговлей лесом и построенный на холмах по обоим берегам небольшой реки, постоянно боролся с нехваткой пространства для торговой деятельности. Между тем как все жители, включая и самых бедных, кормились за счет торговли. А выглядело это так, что каждый домохозяин мог иметь три варочных котла, огонь под которыми поддерживали дровами, необходимый для топки лес по речке сплавляли лесопромышленники, а скупленную у солеваров соль в огромных амбарах хранили солеторговцы. Для всех этих работ требовался тягловый скот, для скота нужно было сено, в зимние месяцы сено нужно было где-то хранить. Так что город должен был содержать сенной рынок, дровяной рынок, скотный рынок, соляной рынок и прочая. За счет этой торговли богатые горожане сколотили свои состояния. А самых из них богатых владетель скромного княжества жаловал даже дворянством. И последние стали размежевываться с горожанами менее состоятельными по месту жительства, строя свои дома выше двух еврейских улочек — Untere Judengasse и Obere Judengasse. Разумеется, этих новых дворян никто не считал столь же благородными, как милостью Божией имперских князей и ландграфов, какими бы карликовыми ни были их княжества. Новоиспеченных даже и называли-то по-особому. На алеманнском, а затем, когда оный уже появился, и на немецком их называли городскими дворянами. Stadtadliger. Слову этому в венгерском языке соответствия нет, во всяком случае, я его не нашел. Скорее всего, не нашел потому, что у венгров процесс урбанизации шел совсем другим образом и не только не завершился, но и до середины-то не дошел даже в самых урбанизированных местах. Оно и понятно, ведь процесс этот приходилось чуть ли не каждые полвека начинать заново, порой на века замирала торговля, а стало быть, исчезали ремесла и никто никому не передавал навыки и умения, отчего, в свою очередь, безбожно тупели даже вовсе не глупые люди. В местах к северу от описываемого городка это понятие, городское дворянство, не используют. Разумеется, там известно его историческое значение, но и только. В приморских ганзейских городах Северо-Западной Европы таких наиболее почитаемых бюргеров на латинский манер называли патрициями. Они становились городскими сенаторами. Однако титул патриция они не получали в качестве высочайшей милости со стороны другого лица, а добивались его благодаря способности из поколения в поколение приумножать семейное состояние и обращать богатство — в силу большего или меньшего душевного благородства — на пользу общества.