[8]. Но имя заступницы Девы Марии в нюрнбергской мастерской Ганса Колокололитейщика было на особом счету. И его отделили не розочками, а звездочками. Ну понятно, ведь ее называют еще Stella matutina, сиречь Утренняя звезда, звезда путеводная, о которой мы знаем, что это роза, но без шипов. И, поверьте, коль будет на то Божья воля и Он даст нам такую возможность, то о дальнейшем я расскажу вам в следующий раз.
Октябрь
Итак, продолжаю, как обещал. Привратник отлит был и поднят на башню в лето 1299-е от Рождества Христова. Это едва ли не самый старинный колокол в городке, славящемся своей солью. Однако о том, где его лили и кто был тем искушенным мастером, мы ничего не знаем. А звонили в него в те непамятные для нас времена каждый вечер, когда запирали внушительные городские ворота, и утром — когда отпирали. В наши дни этот колокол звучит, когда провожают в последний путь кого-то из прихожан. Дает знать о начале обряда.
Сменой функции он обязан был не случайности, а своему звучанию, которым он отличается ото всех собратьев. Музыкальные знатоки утверждают, что колокол этот издает характерный раннесредневековый звон. Который к концу Средневековья якобы уже вышел из моды, а может статься, забыты были особые добавки, навыки и приемы, которые позволяли былым мастерам добиваться такого звучания. Этого мы не ведаем. По сравнению с ударным тоном основной тон, он же прима, понижается у Привратника на большую секунду. И открыт не гармонии, а внутренней глубине. Звучание этого колокола сдержанное и мягкое. И, как в любой углубленности, есть в нем что-то достойное подражания, истинное. За таким идут. Тулово тоже ровное, без изысков. Тянет он на 1180 кило. И украшен лишь шнуровым орнаментом, пущенным низом «юбки». А еще имеется колокол Солевар. К сожалению, если судить по звучанию, его жизненный путь уже миновал свой зенит. Перевалив за седьмой десяток, мог бы и я кое-что рассказать об этом. Звук его сделался холоднее и строже, хотя сохранил исключительно долгий, словно бы уплывающий в бесконечность гул. Вес его составляет 416 кило, и, по всей вероятности, отливали его в 1506 году в нюрнбергской мастерской Конрада Гноцхаммера. Своим колоколом, Диаконом, обзавелись и члены диаконии, ведающей делами благотворительности. Он новехонький, сказать совсем точно, лит был в лето 2006-е, мая в 26-й день, в колокололитейне господина Бахерта из Карлсруэ, и весу в нем 633 кило. Звук из тела этого колокола язык извлекает по пятницам, в три часа пополудни, в ту минуту, когда Господь наш Христос, движимый любовью к сестрам своим и братьям, то есть ко всем нам, испустил дух на кресте. Совершилось. Звон его светлый и сильный, внутренне гармоничный. А есть еще в храме колокол Безымянный. Наверняка самый старый в городке, славящемся своей солью. По всей вероятности, отлили его около 1260 года, но неизвестно кто и неизвестно где отливал. Надписей, как и декора, на нем нет. Вес его всего лишь 264 кило. Это второй в колокольном подборе колокол фа-диез. У него нет не только имени, но и определенного места в ходе литургии. Зато голос его превосходит все остальные. Знатоки утверждают, что таким пронзительным, дальнозвучным его делают ребра, влитые в тулово. От ударного тона его прима падает на большую терцию. И настолько звук его светел, будто бьют в чистое серебро, короткий удар и за ним — протяженный, долго не гаснущий гул. Крестный колокол звонит во время обряда крещения. Но служит он и сигнальным, отмечая ударами каждые четверть часа. И есть еще на романской, в четыре двухарочных яруса, башне Святого Михаила колокол Благодатный, что славит ищущих благодати мирян и оную благодать возвещает. Что, если разобраться, любопытное положение не только с богословской, но и с психологической точки зрения. Однако сейчас ограничусь лишь указанием, что весит он ровно 214 килограммов и обладает весьма чистым тембром. Наконец, хотя можно было сказать и в начале, надо отметить, что имеется в церкви еще один колокол, весьма тяжелый и древний, вот уже пять веков в него отбивают часы. Потому и зовут его Часобитником. Не колокол — настоящий аскет, имя в точности отвечает функции. Скупая надпись на колоколе гласит, что отлит он в год 1509-й в мастерской Бернхарта Лахмана из Хайльбронна. Несмотря на солидный вес, по форме напоминает он бубенец, но без какого-либо изящества. Тело куцее, можно сказать приплюснутое, так что, скорее всего, изначально он был предназначен для одиночных ударов. Потому и расположили его не в отдельном колоколоприемнике, а на малой храмовой башне, где и места нет для раскачивания. В отличие от полнозвучных собратьев, звучание у него совершенно особенное, диссонансное. Каждый час одиночным ударом он дает понять, что человек, вообще-то, стремится к гармонии и жаждет ее слабой своей душой, но тело его беспрерывно сталкивается с сумятицей и хаосом, от которых ему никак не очухаться.
Ноябрь
Разумеется, колокольный звон совершается по уставу. Я имею в виду, что есть строгие правила, когда, для чего и как именно должен звонить тот или этот колокол. Однако нельзя сказать с полной определенностью, подстраивается ли колокольный звон к литургии или это колокола задают порядок богослужения. Но если уж речь зашла о порядке, то первым делом надо бы разобраться, какие законы объединяют всю эту разноголосицу звонов, гулов и призвуков, точнее сказать, каким образом и какие из свойств резонирующих тел вычленяет слух, чтобы в нашем сознании возникла гармония разных колокольных партий. Гармония лестная, сладостная для уха, которая станет затем синонимом руководящего принципа, гармонизирующего отношения людей с историей и друг с другом. Или, может, подобием его высших стремлений. Человек — существо вовсе не гармоничное, только что на куски не разваливается, — но стремящееся к гармонии. Да и как ему не стремиться, если каждый из нас с детства слышит созвучия колокольного звона родного города и доподлинно знает, что точно так же их слышали наши дедушки-бабушки.
В случае с загадкой колокольного звона главный и единственный организующий принцип связан с так называемым ударным тоном. Во всяком случае, так полагают специалисты. Что касается мастеров колокололитейщиков, то они, исходя из пропорций сплава, из тщательно проработанного профиля, формы, литья и предполагаемого веса колокола, как бы внутренним слухом слышат, каким будет звон, его тембр, тональность, регистр и каков будет отзвук, насколько долгим, хотя выразить все это на словах обычно не в состоянии, в лучшем случае могут определить регистр. Низкий, средний, высокий. Умение лить колокола — это в первую голову опыт, который передается от поколения к поколению, а кроме того, будут кстати также удача и счастье, иными словами, мало поднатореть в профессии и набраться опыта, тут еще не помешает и знаменитая искра божия. Не помешает, точно не помешает, хотя сказать, с чем ее, эту искру, едят, сможет, наверное, далеко не каждый. Ясно только, что для получения изумительного долгого гула искра божья нужна, одного только славного мастера недостаточно. И наличие либо отсутствие оной ощутить может каждый, стоит лишь языку соприкоснуться с колоколом.
Весьма долго мог бы я распространяться о профессиональных секретах, связанных с языком, то есть билом. Ведь сам колокол без языка — все одно что еда без соли. Хотя тоже еще вопрос, а является ли язык принадлежностью колокольного тела. Мастера литейного дела сей вопрос оставляют на усмотрение философов с математиками. Пусть ответят, может ли единичное издавать звук. Зато что им точно положено знать, так это из чего составляется сплав, какой формы следует изготовить язык для колокола того или иного веса или конфигурации, чтобы ударный тон был в ладу со всеми другими слышимыми тонами. В городке, славящемся своей солью, на колокольне романского храма, ошибочно именуемого собором, первым начинает звонить колокол с самым высоким звучанием. Звонить «зело складно», как свидетельствовали о нем уже средневековые хроники. Можно было бы начать и с самого низкого колокола, принципиальных препятствий нет, да только, как говорили в те самые давние времена, ни в склад и ни в лад бы вышло. Потому что, хотя мы много чего не знаем про этот ударный тон, одно известно доподлинно: что нет города или селения, где при первом ударе колокола народ бы не вскинул головы. А, понятно. Двенадцать часов. В то время как самый низкий тон услышали бы не все. Вслед за колоколом, дающим самый высокий звук, в храме города, славящегося своей солью, один за другим в перезвон вступают колокола со все более низким тоном, пока, сообразно случаю и порядку, не составится весь канон. И когда напоследок включается колокол самого низкого строя, то голос его среди всех остальных уже с радостным чувством воспринимают все жители. Даже и туговатые на ухо, потому как благодаря резонансу возрастает и громкость большого колокола.
По субботним непраздничным дням, в три часа пополудни, в городке, славящемся своей солью, в честь грядущего воскресенья первым начинает звонить Крестный колокол. Немного спустя голосом чуть пониже звонит Диакон. Созвучия их слышны по отдельности. Тут вступает Привратник, но первые два уже не молчат, а четвертым к ним подключается Отче наш, и когда согласованный звон их разносится по округе, к четверке присоединяется Искупитель. Так, совместно, они благовестят о воскресении. А по непраздничным воскресеньям, возвещая о начале богослужения, в десять часов утра первым звонит Диакон, затем Привратник, Отче наш, Искупитель, а потом и величественный Михаил. И так далее, сообразно строго расписанному по дням уставу. Ну а в следующий раз у нас уже будет случай переступить порог главного храма славящегося своей солью городка. Разумеется, если Всевышний споспешествует нам и в этом нашем намерении.
Декабрь
Неподдельное изумление. Мы испытываем его многократно, когда после стольких прогулок по городку, славящемуся своей солью, наконец-то вступаем в его именуемую собором главную церковь. В самом деле, кто бы мог подумать, что за массивной колокольней романской архитектуры, не менее массивным фасадом и ступенчато-углубленным порталом скрывается исполненный всей возможной зодческой изощренности традиционный трехнефный кафедрал в стиле поздней готики. Строй легких и соразмерных расписных опор, до сих пор сохранивших декор в первозданном великолепии, возносится столь высоко и завершается под сводом столь изумительными розетками, что у наблюдателя не просто дух захватывает, но рождается ощущение, будто храм этот был построен на одном протяженном дыхании. Хотя на самом-то деле трудились над ним веками, прибегая к доделкам и переделкам и всяческим дополнениям небесного и земного характера.