ся!»
Здесь все твердо убеждены, что это самая справедливая война, потому что она ведется против варваров. Кто в наше время поверит, что такие зверства могут совершаться в цивилизованной христианской стране? Детей индейцев щадят, чтобы продать или отдать в услужение, вернее, в рабство, потому что они остаются там до тех пор, пока хозяин сумеет держать их в убеждении, что они рабы; но, мне кажется, им едва ли приходится жаловаться на дурное обращение.
С поля битвы бежали четыре человека. За ними погнались, одного убили, а остальных троих захватили живыми. Они оказались гонцами, или посланцами, большого числа индейцев, объединившихся ради совместной защиты близ Кордильер. Племя, к которому они были посланы, собиралось держать большой совет: уже приготовлена была конина для пира и готовились пляски; наутро послы должны были вернуться к Кордильерам.
Это были замечательно красивые, благородные на вид люди, ростом выше 6 футов; ни одному из них не было еще и тридцати лет. Конечно, эти три уцелевших индейца владели очень ценными сведениями, и, чтобы их выпытать, пленников выстроили в ряд. Первые два на все вопросы отвечали: «No sе́» [не знаю], – и один за другим были расстреляны. Третий тоже сказал: «No sе́», – и добавил: «Стреляйте, я мужчина и сумею умереть!» Они не произнесли ни одного звука, который мог бы повредить общему делу их родины! Поведение же упоминавшегося выше касика было совсем иным: он спас свою жизнь, выдав намеченный план военных действий и место в Андах, где собрались индейцы.
Предполагалось, что там уже собралось 600–700 индейцев и что летом их число удвоится. Должны были быть высланы послы к индейцам с Малых Салин, близ Байя-Бланки, о которых я уже говорил, что и их выдал тот же касик. Таким образом, индейцы поддерживают сношения на пространстве от Кордильер до берегов Атлантического океана.
План генерала Росаса состоял в том, чтобы уничтожить всех отставших индейцев и, загнав остальных в одно место, напасть на всех сразу летом при содействии чилийцев. Эту операцию следовало повторять три года подряд. Я полагаю, что для главной атаки лето выбирают потому, что на равнинах тогда нет воды и индейцы могут двигаться лишь в определенных направлениях. Уход индейцев к югу от Рио-Негро, где в неизведанных просторах они оказались бы в безопасности, был невозможен из-за договора с теуэльчами, согласно которому Росас платил им определенную сумму за каждого индейца, убитого к югу от реки, но если бы они нарушили это условие, то сами должны были быть истреблены испанцами.
Война велась главным образом против индейцев, собравшихся у Кордильер, потому что многие из племен, живших на восток от гор, воевали на стороне Росаса. Однако генерал, считая подобно лорду Честерфилду[119], что друзья в будущем могут оказаться врагами, всегда ставит их в первые ряды, так что число их, вероятно, все время будет убывать. Уже покинув Южную Америку, мы узнали, что эта истребительная война потерпела полную неудачу.
Среди девушек, взятых в плен в той же экспедиции, оказались две прелестные испанки, которых в детстве увезли индейцы и которые теперь разговаривали лишь по-индийски. По их рассказам, они пришли из Сальты, куда по прямой линии около тысячи миль. Это дает прекрасное представление о той необъятной территории, по которой кочуют индейцы; но я думаю, что, как ни велики эти пространства, во второй половие столетия к северу от Рио-Негро уже не останется ни одного дикого индейца. Войны слишком кровопролитны, чтобы длиться долго; христиане убивают всех индейцев, а индейцы – всех христиан. Грустно следить за тем, как индейцы уступают место испанским захватчикам.
Ширдель[120] говорит, что в 1535 г., когда был основан Буэнос-Айрес, тут были селения, насчитывавшие по две и три тысячи жителей. Даже во времена Фолкнера (1750 г.) индейцы совершали набеги на Лухан, Ареко и Арресифе, теперь же их отогнали за Саладо. Уже не только истреблены целые племена, но и уцелевшие индейцы стали опускаться на низшие ступени варварства: они уже не живут теперь большими селениями, занимаясь наряду с охотой и рыболовством, а кочуют по открытым равнинам, не зная ни дома, ни постоянного занятия.
Я узнал кое-что и о сражении, происшедшем у Чолечеля несколькими неделями раньше, чем описанное выше. Это очень важный пункт: здесь переправа для лошадей, и потому тут некоторое время была штаб-квартира одной из дивизий. Когда войска пришли туда в первый раз, они встретили там индейское племя и убили человек двадцать или тридцать. Касик спасся бегством, прибегнув к способу, всех поразившему. Индейские вожди всегда имеют наготове одну или две заранее отобранные лошади, которых держат на крайний случай. На одну из таких лошадей и вскочил касик, захватив с собой маленького сына.
То была старая белая лошадь, без седла и уздечки. Чтобы укрыться от выстрелов, индеец держался на коне тем особым способом, каким пользуется в таких случаях этот народ, а именно охватив рукой шею лошади и положив одну ногу ей на спину. Он повиснул таким образом с одной стороны лошади, и видно было, как он трепал лошадь по голове и что-то говорил ей. Преследователи прилагали все усилия, чтобы догнать его, комендант трижды менял под собой лошадь, но все было напрасно.
Старый индеец-отец и его сын бежали и остались на свободе. Какую прекрасную картину можно представить себе: обнаженная, точно бронзовая, фигура старика с мальчиком, скачущего, как Мазепа[121], на белом коне и оставляющего далеко позади толпу преследователей!
Однажды я увидел солдата, высекавшего огонь куском кремня, в котором я сразу же признал обломок наконечника стрелы. Он сказал мне, что нашел его около острова Чолечель, где их находят довольно часто. Наконечник был от 2 до 3 дюймов длиной и, следовательно, вдвое больше тех, какие ныне в употреблении на Огненной Земле: он был сделан из непрозрачного, кремового цвета кремня; острие и зубцы были умышленно обломаны. Достоверно известно, что в наши дни никто из пампасских индейцев не употребляет лука и стрел. Я думаю, здесь нужно сделать оговорку относительно маленького племени в Банда-Орьенталь, но оно отделено значительным расстоянием от пампасских индейцев и тесно примыкает к лесным и пешим племенам. Таким образом, оказывается, что эти наконечники стрел – индейские археологические памятники[122], относящиеся ко времени до великой перемены в быте индейцев, последовавшей за ввозом лошади в Южную Америку.
Глава VI. От Байя-Бланки до Буэнос-Айреса
Отъезд в Буэнос-Айрес. – Рио-Саусе. – Сьерра-Вентана. – Третья по́ста. – Перегон лошадей. – Боласы. – Куропатки и лисицы. – Особенности местности. – Длинноногая ржанка. – Теру-теро. – Гроза с градом. – Естественные ограды в Сьерра-Тапальгуэн. – Мясо пумы. – Мясная пища. – Гуардия-дель-Монте. – Влияние скота на растительность. – Кардон. – Буэнос-Айрес. – Корраль для убоя скота.
8 сентября. Я нанял одного гаучо сопровождать меня в поездке в Буэнос-Айрес; дело это было довольно трудное, потому что одного боялся отпустить отец, а другого, который, казалось, был готов идти, мне описали как такого труса, что я сам не решился взять его: мне говорили, что, даже завидев издали страуса, он принимает его за индейца и с быстротой ветра пускается наутек.
До Буэнос-Айреса отсюда около 400 миль, и почти весь путь проходит по необитаемой местности. Мы выехали рано утром; поднявшись на несколько сот футов над поросшей зеленой травой котловиной, в которой расположена Байя-Бланка, мы вышли на обширную пустынную равнину. Она образована рыхлой глинисто-известковой породой, на которой вследствие сухого климата растут только отдельные пучки засохшей травы, и ни один куст, ни одно дерево не нарушает унылого однообразия.
Погода была ясная, но в воздухе стояла туманная дымка; я думал, что это предвещает бурю, но гаучо сказал, что туман вызван пожаром на равнине, где-то далеко в глубине страны. После долгой скачки, дважды переменив лошадей, мы добрались до Рио-Саусе; это глубокая и быстрая речка, не шире 25 футов. На ее берегах стоит вторая по́ста по дороге в Буэнос-Айрес; немного выше есть брод для лошадей, где вода не доходит лошади и до брюха; но начиная с этого места и до самого моря нигде нет никакой возможности перейти ее, и потому это самый действенный барьер против индейцев.
Как ни незначительна сама по себе эта речка, иезуит Фолкнер, чьи сведения обычно столь точны, характеризует ее как порядочную реку, начинающуюся у подножия Кордильер. Что касается ее истока, то я не сомневаюсь, что именно так и обстоит дело, ибо гаучосы уверяли меня, что в середине сухого лета эта речка, в то же время что и Колорадо, периодически разливается, чему причиной может быть только таяние снегов на Андах. Крайне маловероятно, чтобы такая маленькая речка, как Саусе, совершала свой путь через весь материк; между тем, если бы это был остаток большой реки, вода в ней, как то бывает в других подобных случаях, была бы соленой. Зимой нам следует искать истока этого чистого прозрачного потока среди ключей, бьющих вокруг Сьерра-Вентаны.
Я подозреваю, что через равнины Патагонии, как и через австралийские, проходит много русел, которые выполняют свое настоящее назначение лишь в известные периоды. Вероятно, так обстоит дело и с тем потоком, который впадает в бухту Желания в глубине ее, а также с Рио-Чупат[123], на берегах которой офицеры, производившие съемку, нашли массивы очень ячеистой лавы.
Мы приехали вскоре после полудня, взяли свежих лошадей и солдата в проводники и направились к Сьерра-де-ла-Вентане. Эта гора видна с якорной стоянки у Байя-Бланки, и капитан Фицрой вычислил ее высоту, которая оказалась 3340 футов, что весьма значительно для этой восточной стороны материка. Мне неизвестно, чтобы какой-нибудь чужестранец, до того как я побывал здесь, восходил на эту гору; действительно, очень немногие из солдат в Байя-Бланке знали о ней хоть что-нибудь. Позже мы слышали и о залежах угля, золота и серебра, и о пещерах, и о лесах; все это разожгло мое любопытство, но, увы, я оказался разочарован.