Иногда мне казалось, что, быть может, земля и каменные обломки удаляются с поверхности породы не столько медленно просачивающейся снеговой водой, сколько дождем, а потому впечатление, будто под снегом разрушение коренной породы происходит быстрее, обманчиво. Но в чем бы ни была причина, а количество обвалившегося камня в Кордильерах очень велико. Случается, что весной крупные массы этого детрита скатываются с гор и покрывают снежные сугробы в долинах, образуя таким образом естественные льдохранилища. Мы проезжали по одному из них, расположенному много ниже черты вечных снегов.
Поздно вечером мы достигли странной чашеобразной равнины, называемой Валье-дель-Есо. Она была покрыта кое-где сухой травой, и мы полюбовались видом стада среди окружающих каменистых пустынь. Долина получила свое название «Eco» [гипсовая] от громадного слоя, я полагаю, по крайней мере, в 2000 футов толщиной, белого и местами совершенно чистого гипса. Мы ночевали с партией рабочих, занимавшихся погрузкой на мулов этого вещества, применяемого при изготовлении вина. Выехали мы рано утром (21-го) и продолжали следовать по течению реки, которая сильно уменьшилась, пока не достигли подножия хребта, служившего разделом между водами, текущими в Тихий и Атлантический океаны. Дорога, которая до сих пор была хороша и неуклонно, но очень медленно шла в гору, теперь превратилась в крутую зигзагообразную тропу, взбирающуюся на великий горный хребет, разделяющий республики Чили и Мендоса.
Я дам здесь очень краткий очерк геологии нескольких параллельных цепей, образующих Кордильеры. Из этих цепей две значительно выше остальных, а именно со стороны Чили – хребет Пеукенес, который в том месте, где через него проходит дорога, поднимается на 13 210 футов над уровнем моря, и хребет Портильо со стороны Мендосы, высотой 14 305 футов. Нижние слои хребта Пеукенес и некоторых крупных цепей к западу от него представляют собой громадные массивы во много тысяч футов толщиной из порфиров, вытекших в виде подводных лав; массивы перемежаются с угловатыми и округленными обломками тех же пород, выброшенными из подводных кратеров. Эти перемежающиеся массивы в средней части гор покрыты толстым слоем красного песчаника, конгломерата и известкового глинистого сланца, связанным с мощными слоями гипса и переходящими в них. В этих верхних слоях попадается довольно много раковин, принадлежащих к тому периоду, который соответствует приблизительно нижней меловой формации в Европе.
То обстоятельство, что раковины моллюсков, некогда ползавших по дну морскому, теперь находятся на высоте почти 14 000 футов над уровнем моря, не ново, но от того не менее удивительно. Нижние слои в этом великом нагромождений пластов дислоцировались, подверглись действию высокой температуры, кристаллизовались и почти слились между собой под действием горных масс из особого рода белой натриево-гранитной породы.
Другая главная цепь – Портильо – совершенно иной формации; она состоит главным образом из грандиозных обнаженных пиков красного калиевого гранита, которые на западных склонах почти до самого низа покрыты песчаником, превратившимся в прошлом под действием высокой температуры в кварцит. На этом кварците покоятся слои конгломерата толщиной в несколько тысяч футов, которые были приподняты красным гранитом и опускаются теперь под углом 45° к цепи Пеукенес.
Я с удивлением обнаружил, что этот конгломерат состоит частью из голышей, происшедших из пород хребта Пеукенес с их ископаемыми раковинами, частью же из красного калиевого гранита вроде гранита Портильо. Таким образом, мы должны заключить, что оба хребта, как Пеукенес, так и Портильо, были отчасти приподняты и подвергались выветриванию во время образования этого конгломерата; но поскольку слои конгломерата выброшены красным гранитом Портильо (вместе с прокаленным им подстилающим песчаником) под углом 45°, можно не сомневаться, что инъекция и поднятие отчасти уже образовавшейся цепи Портильо происходили главным образом после накопления конгломерата и через долгое время после поднятия хребта Пеукенес.
Таким образом, Портильо, самый высокий хребет в этой части Кордильер, не так стар, как менее высокий хребет Пеукенес. Наклонный поток лавы у восточных подножий Портильо мог бы служить свидетельством в пользу того, что своей огромной высотой хребет этот отчасти обязан процессам поднятия, происходившим в еще более поздний период. Что же касается его первоначального происхождения, то красный гранит, по-видимому, излился на уже до того существовавший древний хребет белого гранита и слюдистого сланца.
Можно сделать вывод, что в большей части Кордильер, а может быть, и повсюду в этих горах каждый хребет образовался в результате повторных процессов поднятия и инъекции и что некоторые параллельные хребты имеют различный возраст. Только таким образом мы и получим, вообще говоря, достаточно большой период времени, позволяющий объяснить поистине поразительные размеры денудации[240] этих великих – хотя и молодых по сравнению с большинством других хребтов – гор.
Наконец, раковины в более старом хребте – Пеукенес – доказывают, как уже отмечалось выше, что он был поднят на 14 000 футов со времени вторичного периода, который в Европе мы привыкли считать далеко не древним; но так как эти моллюски жили в море на умеренной глубине, то можно показать, что область, занимаемая ныне Кордильерами, должна была опуститься на несколько тысяч футов – в северном Чили до 6000 футов, – чтобы на том слое, где жили эти моллюски, могло собраться такое количество подводных наслоений. Доказать это можно точно таким же образом, как выше было показано, что в период, гораздо более поздний, чем тот, когда в Патагонии жили третичные моллюски, там должно было произойти опускание на несколько сот футов, а вслед за тем поднятие. Геолог ежедневно убеждается в том, что ничто, даже самый ветер, не представляет такого непостоянства, как уровень коры нашей земли.
Сделаю только одно еще замечание геологического характера: несмотря на то что цепь Портильо выше, чем Пеукенес, воды, собирающиеся в промежуточных долинах, прорываются через нее. Точно такое же обстоятельство в еще более грандиозных масштабах отмечается в отношении восточного, самого высокого хребта Боливийских Кордильер, через который также текут реки; аналогичные факты наблюдаются и в других частях света. Все это можно понять, допустив последующее постепенное поднятие хребта Портильо: сначала появилась цепь островков, и по мере их поднятия приливы все время прорывали между ними более глубокие и широкие каналы. В наши дни даже в самых глухих узких проливах по берегам Огненной Земли течения в поперечных протоках, связывающих между собой продольные каналы, очень сильны, так что в одном поперечном канале даже завертело волчком маленькое судно под парусами.
Около полудня мы начали трудный подъем на хребет Пеукенес, и тут нам в первый раз стало несколько трудно дышать. Мулы останавливались через каждые пятьдесят ярдов, но, отдохнув несколько секунд, бедные послушные животные сами снова трогались в путь. Короткое дыхание вследствие разреженности воздуха чилийцы называют пуна, а о причине его имеют самые нелепые представления. Одни говорят: «Здесь во всех водах пуна»; другие говорят: «Где снег, там и пуна», – что, впрочем, несомненно, верно.
Единственное ощущение, которое я испытал, состояло в том, что мне немного сжимало голову и грудь, как то чувствуешь, выходя из теплой комнаты и пускаясь быстрым бегом в морозную погоду. Но даже и тут в известной мере действовало воображение, ибо, найдя на самом высоком гребне ископаемые раковины, я от восторга совершенно позабыл о пуне. Конечно, напряжение при ходьбе было очень велико, а дыхание становилось глубже и тяжелее. Мне говорили, что в Потоси (около 13 000 футов над уровнем моря) приезжие за целый год не могут окончательно привыкнуть к тамошнему воздуху. Жители все рекомендовали употреблять против пуны лук; поскольку это растение иногда дают в Европе против грудных болезней, возможно, что и здесь оно в самом деле помогает; что до меня, то я не знаю ничего лучше ископаемых раковин!
Пройдя вверх около половины пути, мы повстречали большой отряд с семьюдесятью навьюченными мулами. Любопытно было слышать дикие крики погонщиков и наблюдать длинную вереницу спускающихся вниз животных, которые казались совсем маленькими, потому что их не с чем было сравнить, кроме обнаженных гор. С приближением к вершине ветер, как обычно, стал порывистым и страшно холодным. По обе стороны гребня нам пришлось пробираться по широким полосам вечных снегов, которые вскоре должны были покрыться свежим слоем.
Когда мы достигли вершины гребня и оглянулись, перед нами открылась великолепная картина. Ослепительно прозрачный воздух, ярко-синее небо, глубокие долины, причудливые, изломанные формы, груды обломков, нагромоздившиеся за многие века, ярко окрашенные горные породы, представляющие контраст со спокойным цветом снежных гор, – все это вместе составляло картину, не поддающуюся воображению. Ни растение, ни птица, если не считать нескольких кондоров, кружившихся над более высокими пиками, не отвлекали моего внимания от неодушевленных громад. Я был рад своему одиночеству; это было похоже на ощущение, какое испытываешь, наблюдая грозу или слушая хор из «Мессии» в сопровождении большого оркестра[241].
На нескольких покрытых снегом участках я нашел Protococcus nivalis – красный снег, так хорошо известный по описаниям арктических мореплавателей[242]. Я обратил на него внимание, глядя на оставляемые мулами следы бледно-красного цвета, как будто копыта их были слегка окровавлены. Сначала я подумал было, что причиной тому пыль, приносимая с окрестных гор из красного порфира, так как вследствие увеличения, производимого кристаллами снега, группы этих микроскопических растений казались довольно крупными частицами. Снег окрашивался только там, где очень быстро таял или был случайно помят. Слегка потертая им бумага приобретала розоватый оттенок с легкой примесью кирпично-красного. Впоследствии я немножко поскоблил эту бумагу и увидел, что налет состоит из групп маленьких шариков в бесцветных оболочках, каждый в 0,001 дюйма в диаметре.