и, вы останетесь снаружи, иначе вас убьют колебания размерности. Я знаю, «Товия», — надежная машина, но всё же — будьте осторожнее!
С этими словами он вышел. Вокруг повисла недобрая тишина.
Глава 11. Туннель Эрайа
Когда мне было где-то лет четырнадцать, я думал, что квинтэссенция счастья, — это командовать космическим сражением и победить. Должно быть, для моего вразумления эта мечта исполнилась, — целых восемь раз. Но я не испытал никакой радости: должно быть, мои погибшие друзья мешали этому.
Когда «Товия» уже готовилась нырнуть внутрь «Укавэйры», Анмай всё ещё молчал. Разговор с Айэтом разбудил в нем недоброе предчувствие. Он понял, что возле Эрайа решится судьба не одного этого мира, а что-то, более важное, — будущее сойдется с прошлым. Ничего больше он представить не мог.
А пока он с любопытством смотрел на приближавшуюся «Укавэйру», — путешествовать внутри Нэйристы ему ещё не доводилось. Попал он в неё в один миг, — могучее гравитационное поле втянуло «Товию», которая проскочила приемную воронку на трети скорости света, — и оно же её остановило, не дав пролететь и тридцати миль. В этот миг Анмай почувствовал, как множество невидимых рук пытается разорвать его на части, корпус затрещал, — но всё обошлось. Приливные силы не достигли опасного уровня. А ведь отклонись они от оси всего на метр…
Он удивленно осмотрелся, не ожидая, что здесь будет так темно, — даже внутренняя поверхность Нэйристы была так раскалена, что светила лишь в рентгене. Основная масса «Укавэйры» выпадала даже из реального времени, — гравитация и почти световая скорость вращения замедляли его в несколько тысяч раз. Именно поэтому Йалис-привод и нервные центры размещались на узких концах эллипса, — там, где замедление было минимальным. Именно там Анмай, включив мультипланар, увидел широкие радужные воронки. В их глубине радужные переливы бледнели и переходили в пятна ровного белого сияния, — они выпускали навстречу друг другу по две блекнущих, краснеющих полосы, между которых мерцало застывшее радужное пламя. Слева и справа цвета спектра шли в разных направлениях, — сказывался эффект Допплера, вызванный быстрым вращением. Это зрелище было настолько чуждо всему его опыту, что он ощутил мгновенную растерянность и страх.
Анмай видел, как плавно затянулось мерцавшее искаженной звездной пылью входное отверстие. Затем от полюсов протянулись две ослепительно сиявших иглы, — почти коснувшись «Товии», они вздулись огромными, большее её шарами. Этой конструкции предстояло удерживать её в центре, — иначе вращение и движение Нэйристы отбросило бы «Товию» на стены, и разбило в пыль.
Она сама начала вращаться, увлеченная неодолимым пространственным вихрем. Гравитаторы отключились. Их заменила центробежная сила, направленная от оси корабля к краям. Поле «Укавэйры» начало тормозить «Товию», — при ста тысячах оборотов в минуту она бы разорвалась на куски. Впрочем, гораздо раньше её живой груз размазало бы по стенам.
Анмай и Хьютай спрыгнули прямо на экраны главной рубки, превратившиеся в пол. Экраны прогнулись, по потолку пошли волны, — структура корабля приспосабливалась к изменившимся условиям. Но всё равно, доступной для пары осталась лишь рубка и находившиеся теперь над ней жилые помещения: на бывшем потолке открылся темный проем, ведущий в их каюту. Один из острых лучей Звезды Пространства указывал на него. Сама Звезда казалась бледным призраком, тлеющим в невероятной дали.
Хотя они находились точно на оси вращения, гравитация всё же резко возросла, и к тому же, появилось новое, очень неприятное чувство, — словно неощутимый ветер, пронизывая каждую клеточку тела, давит, толкает, не ослабевая ни на секунду. Эффект увлечения пространства вращающейся массой был предсказан очень давно, ещё теорией относительности, но наяву он оказался неприятен.
— У меня голова кружится, — просто сказала Хьютай.
Анмай кивнул, глядя вниз, на вогнутую плиту экрана. Казалось, что острые огоньки звезд колют его босые ноги, в ушах шумело, — вроде бы, сильная пространственная кривизна не опасна, но кто знает… А гироскопическая рецессия, неизбежная при быстром вращении, мешала ещё больше, — стоило слишком резко повернуть голову, как она начинала гудеть, словно от хорошего удара. Конечно, если поднять жилую комнату на несколько метров, точно к оси вращения, всё это исчезнет, — вместе с тяжестью, и тогда взбунтуются мышцы, не получая необходимой нагрузки…
Анмай вздохнул. Это путешествие не обещало быть легким.
— Мы входим в Туннель Дополнительности, — сообщила «Укавэйра». — Временный Туннель, он будет схлопываться сразу за нами. Сначала мы пойдем в Р`Лайх, и от её Ворот потянем второй Туннель, уже постоянный, — для Эрайа.
Машина смолкла. Анмай знал, что для внешних наблюдателей их полет займет трое суток, но для них, сидящих на дне гравитационной воронки, пройдет всего восемнадцать часов, — таково было замедление времени массой «Укавэйры», ещё один из эффектов относительности. А от Р`Лайх до Эрайа, — ещё четыре часа…
Эти цифры, — пятнадцать миллиардов световых лет за двадцать два часа, — вызывали у него бессознательный протест, словно они унижали мироздание, превращали его в игрушку. Забавно, но мгновенные прыжки в не-пространстве не возмущали его, — их не с чем было сравнить, и, к тому же, тогда ему было не до этого…
— Сейчас, Анмай, — сказала машина.
Вэру напрягся. Пронизывающий его незримый ветер усилился, — он понял, что «Укавэйра» сжимается, готовясь соскользнуть в свое собственное пространство, — пространство Дополнительности. А потом…
В непостижимый миг, когда пустота расщепилась, раскрылась, и «Укавэйра» повисла в своей собственной Вселенной, он, увы, ощутил то же, что и при входе в не-пространство, — твердый, как сталь, свет, бьющий по глазам, и боль взорванного изнутри тела, сильнее которой он никогда не испытывал. Сколько это длилось, — мгновение или вечность, он не знал.
Опомнившись, Анмай ощутил себя онемевшим после долгого забытья, — словно мрак смахнул огромный кусок его памяти и время разорвалось. Впрочем, оно на самом деле разорвалось…
Приподнявшись, он обнаружил, что весь взмок, — даже одежда прилипла к коже. Ощущение давления ещё усилилось, — он начал понемногу сползать к краю экрана, а в голове висел слабый, едва уловимый звук, словно бы пение, исходящее из бесконечной глубины… и сзади. Он невольно повернул голову. Ничего. А пение по-прежнему звучало сзади, и вновь хотелось обернуться…
Анмай сжал зубы. Этот полет не продлится и суток, но вот следующий… впрочем, привыкнуть можно ко всему.
— Мне неприятно, — Хьютай села. — Наверное, мы первыми из живых существ летим внутри Нэйристы. Раньше так не делали, и теперь я понимаю, — почему!
— Откуда ты взяла, что мы первые за всю невообразимо долгую историю мироздания? — рассеянно заметил он, разглядывая зал.
Экраны мерцали, забитые серой пустотой. Вблизи, — он скосил глаза вниз, — она распадалась на кипение серых узоров. Они переливались, строились, вновь рассыпались, их бурление завораживало, — помехи, просто помехи, никак не связанные с тем, что происходило снаружи. Там не было ничего, доступного взгляду. Внешний мир для них просто исчез, — как, впрочем, и они для него.
Собственно, они не покинули реальное пространство, а просто изменились так, что его законы не имели над ними больше власти, — все их частицы стали «прозрачными» для монолита пустоты, не дающего обогнать свет, сохраняя, однако, все свои связи. Впрочем, Анмай понимал, что вступает тут в области, в которых его сознание, приспособленное для совершенно других условий, почти совсем беспомощно. Чтобы действительно понять, что произошло с ними, надо было стать «Укавэйрой».
Он поднялся, потом помог встать Хьютай. Зал с ослепшими экранами стал странно чужим. В нем сделалось непривычно жарко, — впрочем, если учесть, что снаружи было десять миллионов градусов, и «Товия» плавала в море рентгеновского излучения, которое не поглощается силовыми экранами, это можно стерпеть. В каюте было прохладнее. Он всё же поднял её на несколько метров к оси вращения, — гравитация стала очень слабой, словно бы лунной. Ослабли и неприятные ощущения, — ослабли, но не исчезли. Глубинное пение затаилось у самой границы сознания.
Анмай откинулся на силовую подушку и встряхнул волосами. Это привычное движение стоило ему жестокого, мучительного приступа головокружения и тошноты. Отныне ему придется рассчитывать каждое своё движение, словно он окружен ножами. И он заметил, — или ему показалось? — что его движения замедлились. Словно инерция его рук и ног возросла…
— Что дальше? — спросила Хьютай. — С пустым окном наша комната выглядит не очень-то уютно!
Она прикоснулась к браслету, и на экране появилось изображение Эрайа, — в записи.
— Я совсем забыл, что Ир-Ими передают нам всю информацию о ней. Что происходит там сейчас, «Укавэйра»?
Когда Вэру покидал Первичный Мир, он надеялся, что на нем воцарится… ну, если и не золотой век, то, по крайней мере, какое-то спокойствие. На деле этого не случилось. В сущности, машинам удалось лишь очистить атмосферу от пыли и радиоактивных осадков, но даже это заняло четыре месяца. Остальное…
Он с интересом рассматривал переданные Защитниками и их посланцами изображения. Внешне Эрайа и её небеса почти не изменились. Всё так же сияла в них бриллиантово-голубая Нуита, всё так же неспешно проплывала Алейра, — остывая, она превратилась из бело-рыжего солнца в солнце багрово-красное. Но то ли что-то разладилось в механизмах восстановленных «Укавэйрой» Защитников, то ли она вообще сочла это бессмысленным, но рай земной на Эрайа так и не наступил, — может быть, и к лучшему.
Как и следовало ожидать, люди заняли всю территорию файа, кроме их бывшей столицы. Никаких особенных погромов, к удивлению Вэру, не было: рутенцы оказались весьма хозяйственным народом и быстро нашли применение почти всему оставшемуся от пришельцев наследству. Но вместе с файа жило и немало людей, бывших рабов, перенявших их образ жизни, и, частично, язык. Когда файа не стало, всё их наследство перешло к ним. Их ничуть не затронула Эвакуация, но после неё их ждала крайне неприятная встреча с живущими по законам предков собратьями, — хорошо ещё, что рутенцы