— К часу ночи, — сказала она. — Времени еще достаточно.
Когда Энтони принес кофе, Элли листала блокнот. Теперь она чувствовала себя свободнее.
— То, что случилось… — проронила она, — наверное, было ужасно.
— Странно, что вы прочли все это, — проговорил Энтони. — А с другой стороны, приятно думать, что в мире есть человек, который знает, что я пережил.
Элли зарделась. Чувство вины из-за чтения того, что фактически было чужим дневником, до конца не прошло.
— Даже сейчас, если я случайно слышу запах ее духов в толпе, воспоминания переполняют меня. Но как с этим бороться — разве что не выходить на улицу?
Элли отрицательно покачала головой.
— Это невозможно, — тихо, сочувственно сказала она.
Горы постепенно приобретали розоватый оттенок. Солнце клонилось к закату.
Энтони казался Элли подростком с разбитым сердцем.
— Когда я играл в крикет, у меня был довольно сильный бросок, но этот телефон я не мог зашвырнуть достаточно далеко, — произнес он с иронической улыбкой.
Элли смотрела на него, размышляя о безрассудной страсти, что делает доверчивыми даже самых умных взрослых людей. Перед ней сидел образованный, знающий человек, которого сразила временная слепота.
— Но если бы этого не случилось, — проговорила она просто, — то вас бы не было здесь…
— Очень верно сказано, Элли. А место здесь весьма неплохое.
Ни ее, ни Энтони ничуть не смущали паузы в разговоре. Впрочем, абсолютной тишины все равно не возникало. С улицы доносился шум машин; звучали нетерпеливые гудки, на которые отвечали гудки раздраженные; время от времени слышался гул пролетающего самолета.
Она совершенно не знала человека, с которым сидела на крыше, но в то же время ей казалось, что они хорошо знакомы.
— Но мы только и говорим что обо мне! — рассмеялся он. — Вы, наверное, считаете меня абсолютным эгоистом! Я столько не рассказывал о себе, наверное… никогда. Извините.
Элли тоже засмеялась:
— Не переживайте. Ваши слова восполнили для меня кое-какие пробелы!
— А теперь вы должны рассказать мне о себе. Пожалуйста. Я настаиваю. — Энтони посмотрел на Элли, но та отвела глаза.
— Моя жизнь так неинтересна, — смущаясь, пробормотала она. Ей было непривычно находиться в центре внимания.
— Любая жизнь интересна, — подбодрил он ее. — Единственное, что я знаю про вас, — это ваш адрес. Чем вы занимаетесь?
Жизнь Элли, от Кардиффа до Лондона, уложилась в краткую исповедь. Она упомянула о работе, которая ей не нравится, не скрыла своей неудовлетворенности жизнью и скуки. Энтони слушал внимательно, вероятно, так же, как слушал истории, которые ему рассказывали люди по всей Греции.
Элли припомнила, как отреагировал ее босс, когда она сообщила о своем решении взять отпуск на несколько дней.
— И что вы собираетесь делать теперь? — спросил Энтони.
Элли пожала плечами. Она понимала, что точного ответа у нее нет.
— Не знаю, — прошептала она, обводя взглядом панораму Афин. — Особо и не к чему возвращаться.
Она не была уверена, что ему и в самом деле интересна ее жизнь, а потому сменила тему. И вообще ей не хотелось думать о себе — эти мысли неизбежно приводили ее к тому моменту, когда самолет взлетит в воздух и она простится с землей Греции. До этого оставалось совсем немного времени.
Элли посмотрела на руку Энтони, лежащую на блокноте. Девушка испытывала чувство утраты. В конечном счете кому принадлежали эти записки? Он отправил их на ее адрес, так беззаботно и лживо ему названный, ведь на этой улице С. (Элли все еще называла ее так), вероятно, никогда не жила.
— Вы и вправду писали эти истории для Сары? — Она впервые произнесла это имя.
— А для кого люди вообще пишут? — спросил он. — Я говорил себе, что пишу для нее, но, думаю, в конце концов все пишут для себя. Возьмем мою книгу о скульптуре, например. Не могу сказать, что мир с нетерпением ждет сей опус. Я это знаю. Тот, кто будет читать ее, возможно, чуть удивится тому, насколько близки греческой скульптуре работы Пикассо или Генри Мура, и про себя скажет: «Ух ты! Интересно… Здорово!» Ничью жизнь моя книга не изменит. Не питаю на сей счет никаких иллюзий. Почти то же самое и с этими историями. Мне некуда их поместить, кроме как на страницы дневника. И отправить их некуда — только на ваш адрес. Но я очень рад, что вы их мне вернули. Ваш приезд, думается, ставит жирную точку — Сара никогда не жила там, даже это было ложью…
Они продолжали разговаривать. Он спросил, как она отдыхала, где остановилась, что делала, и Элли рассказала ему про Толон, про ежедневные поездки в Нафплион, про то, как ей нравилось сидеть на площади.
Она посмотрела на прекрасные каменные скульптуры на террасе. Они сияли в темноте. Современные ли они? Или древние? Оригиналы Пикассо? Или Генри Мура? Или же копии? Элли понятия не имела и не думала, что это имеет какое-то значение. Она видела каменные изваяния, изящные и в то же время вечные.
Энтони заметил, что она их разглядывает.
— Замечательные, правда? Это единственное, что я привез из Лондона, когда решил остаться в Афинах. Здесь они, кажется, более уместны, чем в Блумсбери.
— Они… изумительны.
Это слово прозвучало банально.
— И еще я привез все свои книги.
Когда Элли проходила по комнате на террасу, она обратила внимание, что все стены уставлены огромными томами по искусству.
— Греция очень многое дает мне, — сказал Энтони. — Без этого опыта, этого… разочарования… называйте как хотите… я бы не остался здесь так надолго.
— А если бы… С. Ибботсон получала открытки или прочла ваши истории, то и меня бы здесь не было, — неуверенно проговорила Элли, которая не могла заставить себя повторить имя той женщины.
— Да, все эти события и привели к тому, что мы сидим здесь сегодняшним вечером под этой луной, под этими звездами.
На Акрополе уже включили подсветку, и он отливал золотом вдалеке. Какие бы несчастья ни происходили на улицах и площадях внизу, Парфенон оставался неуязвимым, неприкосновенным. Он пережил разрушительное воздействие времени и вандализма.
Глаза Энтони тоже были устремлены в ту сторону.
— Идеально, правда? — сказал он. — Столь же узнаваемы, пожалуй, лишь пирамиды, но я при виде их неизменно думаю о смерти. Это гробницы, а не место для поклонения.
— Парфенон явно красивее, — согласилась Элли.
Энтони посмотрел на нее:
— И какие у вас планы? Я чувствую себя немного виноватым в том, что вы можете потерять работу.
— Пожалуй, это ваша вина, — со смехом сказала Элли. — Ну… или ваших открыток.
Она рассказала Энтони, как вешала их на кнопках у себя дома, как много они для нее значили и как она, когда открытки перестали приходить, решила поехать в Грецию и увидеть эти места своими глазами.
На самом же деле Элли понятия не имела, что теперь будет делать. Проверив в последний раз баланс своего банковского счета, она увидела, что он стремится к нулю. Хотя она и останавливалась в дешевом отеле, отпуск стоил ей почти всех накоплений.
— Трудно будет возвращаться в Лондон, — вздохнула она.
— А почему бы вам не остаться? Вы не пожалеете, — вдруг сказал Энтони.
Элли не хотелось говорить о том, что у нее нет денег. Она знала: Энтони прав. Это путешествие несказанно обогатило ее.
Повисла пауза, и Элли услышала, как в квартире хлопнула дверь. Мгновение спустя на террасе появилась молодая женщина. Невысокая, похожая на озорного мальчишку. По какой-то необъяснимой причине Элли почувствовала укол ревности, особенно когда незнакомка подошла к Энтони и расцеловала его в обе щеки.
— Афина, это Элли. Элли. Афина.
Девушки обменялись рукопожатием.
— Пожалуй, пора выпить вина, — предложил Энтони. — Солнце почти село!
— Я принесу, — с энтузиазмом сказала Афина. — Только переоденусь.
— В холодильнике есть превосходный критский «Ассиртико». И еще, будь добра, фисташки.
Знакомство между ними явно было легким и тесным. Афина чувствовала себя здесь как дома.
— Вы читали про Афину, — сказал Энтони, обращаясь к Элли. — Помните?
— Дельфы! — воскликнула Элли. — Вы познакомились в Дельфах.
Афина была именно такой, какой описал ее Энтони.
— Мы не любовники! — Он покачал головой, читая мысли Элли. — У Афины подружка. Можете себе представить, как все это восприняла ее семья в Ламии.
Афина уже появилась на террасе с бутылкой и услышала слова Энтони.
— Они все еще знакомят меня с сыновьями своих друзей, — рассмеялась она, вворачивая штопор в пробку. — Это совсем другая история.
— Афины достаточно либеральный город, — сказал Энтони. — С Анной вы познакомитесь попозже.
— Попозже? — переспросила Элли.
— Разве вы с нами не пообедаете? Я настаиваю. Правда, у меня только холодные закуски. Салаты, немного курицы, но…
— Но мне нужно успеть на самолет! — слабо возразила Элли.
— Я могу вас подбросить до аэропорта, — любезно предложил Энтони.
Ей почему-то, несмотря ни на что, не верилось в такое гостеприимство.
— Я тут приобрел некоторые хорошие привычки, — сказал он, — например привычку относиться к первым встречным как к друзьям. Так удается расширить круг интересных знакомств. Однако я для вас не совсем чужой человек.
Вскоре появилась Анна, и Энтони представил их с Элли друг другу. Девушки выяснили, что все они приблизительно одного возраста, и быстро обменялись информацией об университетской карьере, о работе. Анна была адвокатом. Элли почувствовала укол стыда, когда ей пришлось сказать, что она занимается продажей рекламных площадей в журнале.
За ужином Элли молча спрашивала себя, может ли в жизни быть что-нибудь лучше, чем сидеть на этой террасе на крыше под звездами.
— Вам понравилось в Греции?
Элли улыбнулась:
— Так понравилось, что нет слов. Прямо не хочется возвращаться в Англию.
— А что вас там ждет? — спросила Афина.
Элли пожала плечами.
— Судя по всему, не многое, — сказал Энтони.