От Няутямёйоки до самой северной оконечности озера Инари насчитывается десять миль, оттуда до погоста Инари — пять миль и еще пять миль до деревни Кюрё, где опять встречаются финны, с их курными избами и банями. Лопари прихода Инари говорят не только на родном, но и на ломаном финском языке, не выговаривая при этом некоторых окончаний, почти так же, как в южной Финляндии. Богослужение у них совершается на финском языке, и в их избушках я видел только финские книги. Но многие все же завидуют своим соседям — норвежским лопарям, у которых богослужение идет на родном языке, на нем же напечатаны и книги.
Как известно, говор лопарей Инари так сильно отличается от говора лопарей России, Утсйоки и Норвегии, что люди с трудом понимают друг друга. Язык русских лопарей показался мне если не самым чистым, то наиболее близким финскому языку. Но это пока только мое личное впечатление.
От Кюрё до Соданкюля считается двенадцать миль. Когда мы проезжали через сопки Сомпиотунтури в Соданкюля, здесь было намного больше снега, чем в Лапландии. Возница рассказал, что в Лапландии всегда меньше снега, чем в Соданкюля и других более южных приходах. Если это в действительности так, то все рассказы о Лапландии, хотя бы, например, о том, как здесь добывают дрова для отопления, дают превратное представление о крае, и придуманы они путешественниками и другими бывавшими здесь людьми, которые сильно преувеличили трудности, якобы перенесенные ими среди лопарей. Мне бы не хотелось присоединяться к подобным сетованиям, поскольку я считаю, что люди в Лапландии живут ничуть не хуже, чем в других местах, и счастливы, чему доказательством служат их радостные лица и умение не унывать в любой обстановке.
От Соданкюля до Куусамо я прошел двенадцать миль или чуть больше и оттуда двадцать пять миль до Каяни, куда прибыл в мае.
Так закончилась моя поездка на север, продолжавшаяся восемь месяцев. На юг я отправился в первых числах июня, снова добрался до Вуоккиниеми, оттуда — в Репола, Пиелинен, приход Эно в Иломантси, Липери, Ряккюля, Тохмаярви, Рускеала, Сортавала, Яккима, а также побывал в некоторых деревнях — Куркиёки, Париккала, в приходе Раутаярви, Руоколахти, Еутсено, Лаппе, Лаппеенранта, Леми, Савитайпале, Тайпалсаари, Руоколахти (второй раз), в Сяминки, Керимяки, Липери (снова), в приходах Контиолахти и Юка, затем в Нурмес и Каяни. Эта поездка заняла у меня шесть месяцев. Мне еще не пришлось побывать в той части русской Карелии, которая находится к югу от прихода Репола, в будущем я собираюсь съездить туда специально.
Что же касается результатов поездки, то по крайней мере сам я ими вполне доволен. Вот что мне удалось собрать:
1. Историко-мифологические руны. Большая часть из них — дополнения и варианты к «Калевале».
2. Заклинательные руны. Если бы напечатать их, объединив с теми, что были собраны Топелиусом и другими, то издание достигло бы объема пятисот и более страниц форматом одна восьмая доля.
3. Идиллические руны[110] (по содержанию это лирические песни, романсы, баллады и т. д.). Я начал их классификацию еще в пути и продолжил дома. Я уже распределил 274 руны в следующие группы: детские песни — 9, песни парней — 12, пастушьи песни — 10, песни девушек — 62, свадебные песни (жениху, невесте, каасо, свату, провожатым и т. п.) — 32, колыбельные песни — 14, песни снохи — 24, песни мужчин — 7, песни рабов — 8, долгие песни (романсы, баллады) — 16, короткие песни — 34. Впоследствии этот сборник пополнится песнями, которые напечатаны во второй тетради сборника Готтлунда под названием «Маленькие руны», во второй части «Кантеле», в нескольких номерах «Мехиляйнена»[111] и «Мнемозины»[112], а также другими песнями, которые находятся пока еще в рукописном виде. Одни из них относятся к перечисленным группам, другие — к таким, как песни охотников, песни жерновые, песни о песне и т. д. [...]
4. Песни позднего происхождения. Известно, что таковые по форме бывают как обычного [113] стихотворного, так и других размеров. В наши дни семистопные песни распространены очень широко по всей стране, отчасти они известны уже и в русской Карелии. По всей видимости, язык подстраивается к новому стихосложению так же хорошо, как и к старинным формам, которые отступают на второй план. По внутреннему строению новые стихи отличаются от обычных тем, что в них каждая стопа начинается ударным слогом. Всякая стопа, как правило, хорей, который иногда может заменяться трибрахием или дактилем. Для первой и пятой стоп очень хорошо подходит и пиррихий, а четвертую стопу порой образует всего один слог. Два первых стиха рифмуются между собой и составляют предложение. Очевидно, стихотворный размер такого рода является нашим исконным, а не заимствованным извне. В различных местностях песни различаются по мелодии. Жалоба девушки об уехавшем любимом пусть будет примером этого стихотворного размера:
В сердце дум-забот немало, и уныло в доме.
Я не знаю, что с миленком: жив он или помер.
Все с любимыми на пару и во сне, и наяву.
Я же, бедная, старею, одинешенька живу.
Вот и солнце спать ушло, вечер на пороге,
мои в пяти верстах застрял где-то на дороге.
Далеко ушел мой милый, и душа моя болит:
через семь деньков и птица до него не долетит.
Если б весть мне принесла маленькая пташка,
тут же перестала б я горевать, бедняжка.
Ты скажи, скажи мне громко о моем миленке,
ты была ли, ты была ли на его сторонке?
Расскажи мне поскорее, как там солнышко встает,
в счастье там проводят время иль худеют от забот?
Что же ты еще видала и видала ль это?
Тот здоров ли, от кого жду вестей-привета?
Приходи ко мне, мой милый, возвращайся поскорей,
чтобы зря не пролетали годы юности моей.
Собрание новейших песен, если даже изъять не совсем удачные, видимо, превзойдет по объему любое из вышеназванных.
5. Пословицы финского народа (поговорки, сравнения п прочие). Их набралось несколько тысяч. Я намерен начать их систематизацию сразу, как только приведу в порядок идиллические руны. Было бы желательно одновременно издать и то, что собрано другими. Общество могло бы осуществить это, если бы через газету обратилось с просьбой присылать такой материал для указанной цели. Не составило бы особого труда присоединить их к рукописи, которую я вышлю отсюда в Общество, или, наоборот, присоединить к ним руны[114], собранные мною.
6. Загадки финского народа. Их собрано немногим больше тысячи.
7. Так называемые таринат [115] (сказки, анекдоты). Их мною записано около восьмидесяти.
8. Новые финские слова, выражения, пояснения по диалектам и др.
Пословицы, загадки и сказки встречаются повсеместно, но сказки преобладают в основном в русской Карелии и в приходах близ Сортавалы. Волости Вуоккиниеми и Паанаярви в русской Карелии являются центрами историко-мифологических рун. И поскольку я сам в этом убедился, а также слышал подобные утверждения от других, то могу сказать, что чем дальше удаляешься от названных мест в любую сторону, тем реже встречаются такие руны. Очень мало их в окрестностях Туоппаярви и Пяярви, а также в Соданкюля и Куолаярви. Немногим лучше помнят руны в губернии Каяни и в Ребольской волости. В Саво и финской Карелии они почти полностью забыты, а в русской Карелии, восточнее и южнее вышеупомянутых мест, поют в основном малопонятные для них русские песни. Эти песни проникают уже и в Вуоккиниеми, Паанаярви и Реполу, где приобретают большую популярность, чем исконно финские песни.
Идиллические руны[116] все еще живут в волостях Сортавала, Яккима, Куркиёки, Кесялахти, Китээ, Рускеала, Пялкъярви, Тохмаярви, Иломантси, Липери и Пиелисъярви. Ближе к Лаппеенранта почти никто не знает подобных рун, говорят, так же обстоит дело и в южной части Куркиёки. Очень мало поют их в Саво, немногим больше в русской Карелии.
Моя мечта об осуществлении во время этой поездки более или менее полного сбора финских рун, пословиц, загадок и т. п. у жителей Карелии оказалась напрасной. Лишь половина из них сохранилась в памяти народа, и их следовало бы успеть записать, пока и они не исчезли навсегда. Пословицам, загадкам и сказкам, которые нечем заменить, не грозит столь быстрое забвение, как древним рунам, которые оттесняются полурусскими, полушведскими и другими новейшими песнями. Поэтому было бы весьма желательно, чтобы Общество и впредь проявляло заботу об их собирании, что значительно облегчилось бы после того, как будут систематизированы и изданы ранее собранные руны. Кстати сказать, тот, кто заинтересовался бы этим и захотел совершить поездку, мог бы обойтись меньшими затратами. В 1828 году я совершил поездку с первого мая до середины сентября, имея с собой меньше ста рублей банкнотами. На поездку этим летом, которая длилась шесть месяцев, ушло не более двухсот рублей. Но хватило бы и половины этих денег и цель поездки была бы достигнута, если бы и в этот раз, как тогда, я путешествовал в крестьянской одежде. Для таких поездок летнее время во многих отношениях лучше, чем зимнее.
Элиас Лённрот
Ухтуа, 24 ноября 1836 г.
Дорогой брат!
Я уж было совсем собрался выехать из Каяни, но оказалось так много редакторской работы с журналом «Мехиляйнен» и другими, что я смог поехать только 16 сентября. Хотел написать тебе из Каяни, но время пронеслось так быстро, что не успел. И лишь здесь, в деревне Ухтуа, я мог наконец исполнить свое намерение и заодно рассказать тебе немного о первых результатах моей поездки, ведь скоро два месяца, как я нахожусь в России. Уже почти три недели я живу в этой деревне и записываю все, что мне рассказывают: руны, песни, сказки, пословицы, загадки, пояснения незнакомых слов и тому подобное. Здесь, пожалуй, еще месяца два можно было бы записывать, особенно сказки, называемые здесь старинами, или саарнами, которым, кажется, не видать конца. Но все же я решил сегодня отправиться дальше, чтобы побывать и в других деревнях. Пословиц и загадок так много, что новые уже некуда записывать, поэтому надо начать понемногу переписывать то, что накопилось, набело. У меня набралось также немало пополнений к «Калевале».