К назначенному сроку пришло письмо из дворца, в котором содержалось повеление доставить меня под конвоем в Трильдрогдриб — резиденцию короля. Вся моя свита состояла из юноши-переводчика, которого я уговорил поступить ко мне на службу. Нас посадили на мулов, а вперед был послан гонец с просьбой, чтобы его величество назначил день и час, когда я и мой спутник сможем удостоиться чести «лизать пыль у подножия его трона».
Таков был этикет при здешнем дворе, и вскоре я убедился, что это не просто вежливая фраза. В самом деле, через два дня после нашего прибытия мне приказали не только ползать на брюхе, но и в самом деле лизать пол по пути к трону. Впрочем, из уважения к иностранному подданному пол был так чисто вымыт, что пыли на нем оставалось совсем немного. Это была особая милость, которую оказывают только высоким сановникам и послам других держав. Иногда пол специально посыпают пылью, в особенности если лицо, удостоившееся чести лицезреть короля, имеет врагов при дворе. Как-то раз я видел важного вельможу, у которого рот был до того набит пылью, что он не сумел вымолвить ни единого слова. Ничего не поделаешь, ведь отплевываться в присутствии его величества здесь считается государственным преступлением.
При этом дворе существует еще один обычай, который я никак не могу одобрить. Когда его величество желает самым гуманным и мягким способом предать казни одного из своих приближенных, он велит посыпать пол неким ядовитым коричневым порошком, лизнув который приговоренный умирает в течение нескольких часов. Впрочем, нужно отдать должное безграничному милосердию этого монарха и его заботе о благе подданных (чему следовало бы поучиться и европейским правителям): после каждой такой казни король отдает строгий приказ самым тщательным образом вымыть пол в зале для аудиенций, чтобы удалить ядовитые частицы. В случае небрежного исполнения приказа на слуг обрушивается гнев его величества.
Но вернемся к тому, что происходило со мной. Я остановился на расстоянии четырех ярдов от трона, встал на колени, отвесил семь земных поклонов и произнес слова, которые выучил накануне: «Икплингглоффзсроб сквутсеромм блиоп мляшнальт звинн тнодбокеф слиофед гардлеб ашт!»
Это приветствие установлено законами страны для всех удостоенных королевской аудиенции. Перевести его можно примерно так: «Пусть ваше небесное величество переживет Солнце на одиннадцать с половиной лун!»
Рассеянно выслушав, король обратился ко мне с вопросом, сути которого я не понял, но снова отвечал заученной фразой: «Флофт дрин клерик дуольдам прастред мирпуш», что буквально означает: «Язык мой в устах моего друга». Этими словами я дал понять, что могу говорить, только пользуясь услугами переводчика. Тотчас ввели молодого человека, и с его помощью я ответил на все вопросы, которые его величество изволил мне задать в течение часа. Я говорил по-бальнибарбийски, а переводчик передавал все сказанное по-лаггнеггски.
Мне показалось, что королю я понравился, так как он приказал своему блиффмарклубу, то есть министру двора, подыскать для меня и моего переводчика покои во дворце, назначил нам довольствие и вручил кошелек с деньгами на мелкие расходы.
Я провел в этой стране целых три месяца, так как его величество не желал меня отпускать, осыпал милостями и делал очень лестные предложения. И все-таки я счел за лучшее провести остаток своих дней с женой и детьми.
Глава 10
Лаггнегцы народ обходительный и великодушный. И хотя местные жители не лишены некоторого высокомерия, свойственного всем восточным народам, с иностранцами они очень любезны, в особенности с теми, кто пользуется покровительством королевского двора. Я обзавелся множеством знакомых в высшем обществе и с помощью переводчика часто вел приятные беседы.
Один знатный господин как-то спросил меня: приходилось ли мне когда-нибудь видеть струльдбругов, или бессмертных? Я отвечал отрицательно и попросил этого джентльмена пояснить мне, что может означать слово «бессмертный» по отношению к людям, которые являются смертными созданиями. Тогда мой собеседник рассказал, что время от времени здесь, в Лаггнегге, рождаются дети с красным пятнышком на лбу, которое находится над левой бровью. Пятнышко служит верным признаком того, что такой ребенок никогда не умрет. Поначалу оно имеет размер серебряной монеты в три пенса, но с возрастом увеличивается и меняет цвет, становясь к сорока пяти годам черным как уголь. Дети с пятнышком рождаются так редко, что во всем королевстве не наберется и тысячи струльдбругов мужского и женского пола. Струльдбруги появляются на свет как в благородных семьях, так и в семьях простолюдинов, тут все зависит от чистой случайности, а их потомки являются такими же смертными, как и остальные.
Должен признаться: этот рассказ привел меня в неописуемый восторг. Мне едва удалось сдержать охватившие меня чувства, и поскольку мой собеседник неплохо понимал язык бальнибарби, а я свободно изъяснялся на нем, то я обратился к нему, вскричав: «Счастлив тот народ, где каждый ребенок имеет надежду стать бессмертным! Счастлива нация, среди которой живут примеры добродетели ее предков и наставники, способные научить мудрости множества поколений! Но в сотню раз счастливее сами струльдбруги, существующие вне цепи смертей и рождений, гордые и свободные духом, избавленные от страха смерти! Теперь-то я наверняка приму милостивое предложение его величества поселиться в Лаггнегге и проведу остаток своих дней в беседах со струльдбругами — этими высшими существами!»
Джентльмен внимательно выслушал меня, и на его губах появилась снисходительная улыбка, за которой обычно скрывается жалость к простаку. Он сказал, что будет рад любому предлогу, который задержит меня в Лаггнегге, после чего попросил разрешения перевести все сказанное мною. Закончив перевод, он некоторое время беседовал с присутствующими на лаггнеггском. Наконец, после непродолжительной паузы, мой собеседник снова обратился ко мне и заявил, что все восхищены моими замечаниями по поводу преимуществ бессмертия. А теперь ему хотелось бы знать, какой образ жизни я избрал для себя, если бы сам родился струльдбругом.
Я отвечал, что это нетрудно, тем более что мне уже доводилось забавляться фантазиями о том, как бы я устроил свою жизнь, если бы стал могущественным королем, полководцем или знатным вельможей. Итак, если бы мне суждено было родиться струльдбругом, я, едва поняв, какое мне выпало счастье, первым делом постарался бы обеспечить себе богатство. Имея впереди неограниченное время, при некоторой экономии и бережливости, за каких-нибудь двести лет я стал бы первым богачом в королевстве. При этом с самой ранней молодости я начал бы заниматься науками и искусствами и с течением времени превзошел бы известных ученых, поэтов и художников. Я вел бы подробную летопись всех общественных событий и беспристрастно изображал характеры и деятельность сменяющих друг друга правителей, дополняя эти описания собственными наблюдениями и выводами. Я бы заносил в свою летопись изменения в обычаях, нравах, языке, одежде, пище и развлечениях. Благодаря накопленным знаниям и опыту я стал бы главным источником мудрости в своей стране и смог бы предсказывать будущее.
После шестидесяти лет я перестал бы заглядываться на женщин, но оставался бы гостеприимным. Я занялся бы образованием молодых людей, подающих надежды, воспитывая их на основе собственного опыта. Но лучшими моими собеседниками и единомышленниками стали бы собратья по бессмертью. Среди них я выбрал бы дюжину друзей — от своих сверстников до глубоких старцев, и поселил бы в своем поместье. Мы ежедневно собирались бы за трапезой, куда приглашали бы и нескольких самых достойных смертных, чтобы обменяться впечатлениями и наблюдениями. Наши наставления, пророчества и предостережения помогли бы спасти человечество от вырождения и многих ужасных несчастий. Мы стали бы свидетелями выдающихся исторических событий, огромных изменений в обществе и в умах. А какие чудесные открытия и изобретения мы бы застали: вечный двигатель, универсальное лекарство от всех болезней, способность человека летать и многое, многое другое!..
Когда я закончил и содержание моей речи было переведено на лаггнеггский, присутствующие оживились, время от времени насмешливо поглядывая на меня. Наконец джентльмен, заменявший мне переводчика, обратился ко мне со словами о том, что все присутствующие убедительно просят его развеять мои заблуждения.
То, что я описал, представляя, как жил бы, получив бессмертие, — продолжал он, — нелепо и безрассудно, потому что предполагает не вечную жизнь, а вечное здоровье, молодость и избыток сил.
После такого предисловия этот джентльмен подробно рассказал, что представляют собой струльдбруги и каков образ их жизни. До тридцати лет они ничем не отличаются от остальных людей, но затем постепенно становятся все более мрачными и угрюмыми. Состояние их духа ухудшается до тех пор, пока им не исполнится восемьдесят. Достигнув восьмидесятилетнего возраста, который здесь считается пределом обычной человеческой жизни, струльдбруги страдают не только от всех недугов и немощей, свойственных глубоким старикам, но и от перспективы влачить столь жалкое существование во веки веков. Они становятся упрямыми, сварливыми, ворчливыми, жадными, угрюмыми, тщеславными и болтливыми. Кроме того, бессмертные неспособны к дружбе и полностью лишены добрых чувств к своему потомству. Зависть и бессильные желания постоянно гложут их, но в особенности они завидуют безумствам молодых и смерти стариков. Их память устроена по-особому — в ней хранится лишь то, что они видели, пережили или прочитали в юности и зрелом возрасте. Самыми счастливыми из них являются те, кто полностью потерял память и впал в детство: они внушают к себе больше жалости, потому что лишены тех дурных качеств, которыми отличаются прочие бессмертные.
Как только струльдбруг достигает восьмидесятилетия, он официально признается умершим и его наследники получают права на все его движимое и недвижимое имущество. Несчастному выделяют лишь небольшое содержание — такое, чтобы он не умер с голоду. С этого времени струльдбругов считают неспособными занимать должности, связанные с доверием и получением доходов, они не могут ни покупать, ни брать в аренду землю, им запрещается выступать свидетелями в суде.