ля. Высадив меня прямо на отмели, пираты повернули обратно. При этом они даже не сообщили, где мы, что это за суша и какая страна на ней находится. Вскоре они уже были далеко, а мне пришлось поспешить на берег, так как начинался прилив.
Я добрался до берега, нашел сухое местечко на холме и стал обдумывать свое положение. Запасов провизии меня лишили, я был безоружен, одинок и не знал, что может случиться в следующую минуту. Вокруг было пустынно. Единственное, что мне оставалось, — продвигаться вглубь этого материка или острова, пока я не встречу каких-нибудь дикарей. В карманах у меня было несколько связок пестрых бус, колец и браслетов, и я надеялся с их помощью приобрести расположение туземцев, если они не окажутся людоедами. Приняв такое решение, я со вздохом поднялся на ноги и побрел прочь от берега.
Передо мной расстилалась обширная равнина, разделенная на участки неправильной формы длинными полосами деревьев и кустарников. Я присмотрелся — деревья были дикорастущими, а между ними виднелись зеленеющие луга и поля, засеянные овсом. Я продвигался с осторожностью, опасаясь, чтобы кто-нибудь не набросился на меня неожиданно, и наконец вышел на дорогу, истоптанную множеством лошадиных и коровьих копыт. Попадались там и следы босых человеческих ног.
В поле резвились какие-то животные; некоторые из них восседали на сучьях ближайших деревьев. Вид у них был довольно странный, и на всякий случай я залег за кустом, чтобы понаблюдать за их поведением. Это было нетрудно — животные, вереща, как мартышки, сновали по всему полю. Я никогда еще не встречал столь отвратительных существ. Голова и грудь у них были сплошь покрыты густыми, у одних вьющимися, а у других гладкими волосами, а все остальное тело оставалось голым, обтянутым темно-коричневой грязной кожей. Вдоль спины и наружной стороны лап тянулись полосы жесткой щетины; хвоста не было. Я заметил также бороды наподобие козлиных. Шерсть у животных была самых различных оттенков — от черного до огненно-рыжего, а когти на всех четырех лапах острые, словно бритва. Самки показались мне меньше ростом, чем самцы, у них были более чистые лица, покрытые легким пушком. Двигались животные на четвереньках и на задних лапах необычайно проворно и с ловкостью взбирались на самые большие деревья.
Насмотревшись на них, я снова вернулся на дорогу, надеясь, что она приведет меня к жилищам туземцев. Но не успел я и шагу ступить, как столкнулся нос к носу с одним из этих обезьяноподобных существ — оно мчалось прямо на меня на задних лапах. Животное резко остановилось и изумленно уставилось на меня. Я замер, а когда оно — то ли из любопытства, то ли с угрозой — протянуло ко мне лапу, я от неожиданности выхватил кортик и рукоятью ударил его. Животное заверещало так пронзительно, что у меня заложило уши, и со скоростью вихря пустилось наутек. И тут же целое стадо его сородичей выскочило на дорогу и окружило меня, злобно рыча.
Положение мое было незавидным. Мне ничего не оставалось, как стремглав броситься к ближайшему дереву, однако несколько тварей меня опередили и взобрались на него, чтобы напасть сверху. Приготовившись дорого продать свою жизнь, я прижался спиной к стволу и начал размахивать кортиком, не позволяя этим тварям приблизиться ко мне.
Внезапно среди нападавших возникла непонятная паника; испуганно вереща, они поспешно разбежались. Выждав немного, я в недоумении решил было вернуться на дорогу, но неожиданно заметил в поле спокойно направляющегося ко мне коня. Я подумал, что, очевидно, именно он и был причиной бегства странных животных. Не знаю почему, но я остался стоять в ожидании, пока конь приблизится. Наконец он оказался совсем рядом и, вздрогнув, остановился как вкопанный. Некоторое время он удивленно меня рассматривал, затем дважды обошел вокруг и вновь уставился на мое лицо, задумчиво пожевывая губами. Я хотел было отправиться дальше, но конь преградил мне дорогу, продолжая кротко смотреть на меня и не выражая ни малейшего желания причинить мне вред. Так минут пять мы пристально разглядывали друг друга.
Наконец я набрался смелости и протянул руку, чтобы погладить шею животного. Однако конь отнесся к моей попытке как бы с презрением, вздернул морду и правым передним копытом отстранил мою руку. Затем заржал так выразительно, что у меня в голове мелькнула дикая мысль — а не хочет ли он мне что-то сказать на своем лошадином языке? При этом конь по-прежнему не давал мне и шагу ступить.
Дальнейшие события меня просто поразили.
Откуда-то появилась еще одна лошадь, и животные обменялись церемонными приветствиями. Выглядело это так. Каждый из коней поднял правое переднее копыто, затем они коснулись ими друг друга и вежливо заржали, причем не на одном дыхании, как это бывает у лошадей, а меняя тональность так, что звук их ржания показался мне почти членораздельной речью. Затем они отошли в сторону и стали неспешно прогуливаться, беседуя между собой, подобно двум чиновникам, обсуждающим важное государственное дело. При этом кони не переставали коситься на меня, словно опасаясь моего бегства. Я подумал, наблюдая за их поведением: если домашние животные здесь так разумны, то каковы же их владельцы? Должно быть, это самый мудрый народ на земле. Такие мысли вернули мне оптимизм, и я решил было идти своей дорогой, однако пройти мне удалось совсем немного.
Конь, которого я увидел первым, — серый в яблоках, так выразительно заржал мне вслед, что я невольно оглянулся. Он в упор смотрел на меня, покачивая головой. Я тотчас же повернул назад и приблизился к нему вплотную, искренне сам себе удивляясь и как бы ожидая его дальнейших указаний. Должен признаться, я немного волновался и уже начал побаиваться этого странного приключения. Обе лошади подошли ко мне и вновь принялись внимательно меня разглядывать. Мне пришлось снять шляпу и, придав ей прежнюю форму, снова надеть, так как серый конь внезапно стал ощупывать и мять ее правым копытом. Мой жест очень удивил обоих животных. Другой конь — гнедой масти — заинтересовался моим сюртуком. Он погладил копытом ткань моей одежды, а затем прикоснулся к руке. Я был без перчаток, и гнедой так сильно сжал мою кисть между копытом и бабкой, что я вскрикнул от боли. Конь тотчас же выпустил мою руку, обе лошади издали виноватое ржание и больше меня не трогали. Они начали внимательно рассматривать мои чулки и башмаки, долго ощупывали их и, похоже, были крайне изумлены. Следует признать: поведение животных было настолько разумным и необычным, что у меня возникла нелепая мысль: может, здешние жители кем-то заколдованы и превращены в лошадей? Или тут вообще нет людей и эти любопытные и рассудительные животные впервые встретили человека, а теперь, словно заправские философы, обсуждают необычайное природное явление?
Не находя ответа, я решился обратиться к лошадям со следующей речью:
«Уважаемые джентльмены! Если вы действительно заколдованы и в этой стране орудуют какие-то чародеи, вы должны понимать все языки на свете. Я бедный англичанин, волею судьбы заброшенный на этот берег. И я прошу разрешения оседлать одного из вас и верхом добраться до любого селения, где я мог бы найти приют. В благодарность за эту услугу я подарю вам что-нибудь из моих вещей…»
Тут я вынул из кармана сюртука браслет и перочинный ножик.
Пока я говорил, оба коня стояли молча и, казалось, с большим вниманием слушали. Но едва я закончил, как они стали как бы совещаться ржанием; при этом я ясно слышал отдельные осмысленные звуки, и мне стало ясно, что их лошадиный язык состоит из слов и предложений.
Я отчетливо услышал слово йеху, которое оба коня повторили несколько раз. Не понимая его значения, я все же, как только наступила пауза, дважды прокричал «йеху!», подражая лошадиному ржанию. Кони удивленно переглянулись, а серый конь еще раз повторил это слово, как бы поправляя мое произношение. Затем гнедой попытался научить меня гораздо более сложной вещи: произносить слово гуигнгнм. После тяжелейших усилий мне наконец-то удалось проржать его достаточно отчетливо, и кони удовлетворенно закивали своими благородными мордами.
Они немного потоптались, а затем разошлись, так же церемонно постучав передними копытами. Серый в яблоках сделал мне знак, приказав идти впереди него по дороге. Я со вздохом подчинился, полностью положившись на волю непредсказуемой судьбы. Когда я замедлял шаг или останавливался, конь начинал ржать: «Ггуун, ггуун!» Я догадался, что он торопит меня, и знаками объяснил, что устал. Он отлично меня понял, и мы продолжили путь с перерывами для небольшого отдыха.
Глава 2
Пройдя три мили, мы приблизились к длинному зданию под соломенной крышей. Стены постройки были сделаны из вбитых в землю толстых кольев, переплетенных прутьями в виде решетки. Я приободрился и начал шарить по карманам в поисках своих безделушек, надеясь, что хозяева этого скромного жилища окажут мне более радушный прием. Однако никто не вышел нам навстречу, и конь подтолкнул меня в спину, приглашая войти.
Я попал в просторное помещение с гладким глиняным полом; вдоль одной из стен во всю длину тянулись ясли с сеном. Внутри находились три жеребенка и две кобылицы; меня поразило то, что все они сидели — совсем как люди, пережевывая при этом сено. Но окончательно я утратил дар речи, когда увидел, что остальные лошади заняты обычными хозяйственными заботами. «Ну и дела, — вновь сказал я себе, — какой же, должно быть, мудрый народ населяет эту землю, если он сумел так выдрессировать домашних животных!» Серый конь повелительно заржал за моей спиной, как бы давая понять всем присутствующим, что обижать меня не следует. Прочие лошади тотчас покорно отозвались.
Из этого помещения двери вели в три смежные комнаты, расположенные одна за другой во всю длину здания. Мы с моим серым в яблоках приятелем прошли во вторую, и там конь сделал мне знак подождать, а сам отправился в третью. Я суетливо извлек свои подарки, думая преподнести их хозяевам дома: два ножа, три браслета с фальшивыми жемчугами, маленькое зеркальце и нитку бус. Послышалось лошадиное ржание, я насторожился, ожидая услышать человеческий голос, однако в ответ раздалось такое же ржание, но более нежное и тонкое. Я решил, что этот дом принадлежит какой-нибудь знатной особе — уж слишком много препятствий надо преодолеть, чтобы повидаться с хозяином, однако почему в качестве слуг здесь используют одних лишь лошадей — это было выше моего понимания. Мной овладел страх — мне стало казаться, что лишения и бедствия окончательно помутили мой рассудок. Сделав над собой усилие, я наконец огляделся. Комната, в которой меня оставили, была обставлена так же, как и первая, но с бóльшим изяществом. Сколько бы я ни тер глаза и ни щипал себя, чтобы избавиться от наваждения, передо мной было все то же — я стоял на чистом глиняном полу, а вдоль стены тянулись ясли с сеном. Не успел я взять себя в руки, как серый конь пригласил меня войти в третью комнату.