| I introduced Didymus and Eustathius to Homer, and prevailed on him to treat them better than perhaps they deserved, for he soon found they wanted a genius to enter into the spirit of a poet. | Я познакомил Дидима и Евстафия с Гомером и убедил его отнестись к ним лучше, чем, может быть, они заслужили, ибо он скоро обнаружил, что оба комментатора слишком бездарны и не способны проникнуть в дух поэта. |
| But Aristotle was out of all patience with the account I gave him of Scotus and Ramus, as I presented them to him; and he asked them, "whether the rest of the tribe were as great dunces as themselves?" | Но Аристотель потерял всякое терпение, когда я представил ему Скотта и Рамуса и стал излагать ему их взгляды; он спросил их, неужели и все остальное племя комментаторов состоит из таких же олухов, как они[122]. |
| I then desired the governor to call up Descartes and Gassendi, with whom I prevailed to explain their systems to Aristotle. | Затем я попросил правителя вызвать Декарта и Г ассенди, которым предложил изложить Аристотелю их системы[123]. |
| This great philosopher freely acknowledged his own mistakes in natural philosophy, because he proceeded in many things upon conjecture, as all men must do; and he found that Gassendi, who had made the doctrine of Epicurus as palatable as he could, and the vortices of Descartes, were equally to be exploded. | Этот великий философ откровенно признал свои ошибки в естественной философии, потому что во многих случаях его рассуждения были основаны на догадках, как это приходится делать всем людям; и он высказал предположение, что Гассенди, подновивший по мере сил учение Эпикура, и Декарт с его теорией вихрей будут одинаково отвергнуты потомством. |
| He predicted the same fate to attraction, whereof the present learned are such zealous asserters. | Он предсказал ту же участь теории тяготения, которую с таким рвением отстаивают современные ученые. |
| He said, "that new systems of nature were but new fashions, which would vary in every age; and even those, who pretend to demonstrate them from mathematical principles, would flourish but a short period of time, and be out of vogue when that was determined." | При этом он заметил, что новые системы природы, подобно новой моде, меняются с каждым поколением и что даже философы, которые пытаются доказать их математическим методом, успевают в этом ненадолго и выходят из моды в назначенные судьбой сроки. |
| I spent five days in conversing with many others of the ancient learned. | В продолжение пяти дней я вел беседы также и со многими другими учеными древнего мира. |
| I saw most of the first Roman emperors. | Я видел большинство римских императоров. |
| I prevailed on the governor to call up Heliogabalus's cooks to dress us a dinner, but they could not show us much of their skill, for want of materials. | Я стал упрашивать правителя вызвать поваров Гелиогабала[124], чтобы они приготовили для нас обед, но за недостатком материалов они не могли показать нам как следует свое искусство. |
| A helot of Agesilaus made us a dish of Spartan broth, but I was not able to get down a second spoonful. | Один илот Агесилая[125] сварил нам спартанскую похлебку, но, отведав ее, я не мог проглотить второй ложки. |
| The two gentlemen, who conducted me to the island, were pressed by their private affairs to return in three days, which I employed in seeing some of the modern dead, who had made the greatest figure, for two or three hundred years past, in our own and other countries of Europe; and having been always a great admirer of old illustrious families, I desired the governor would call up a dozen or two of kings, with their ancestors in order for eight or nine generations. | Сопровождавшие меня на остров два джентльмена принуждены были вернуться по делам домой на три дня. Это время я употребил на свидания с великими людьми, умершими в течение двух или трех последних столетий, славными в моем отечестве или в других европейских странах. Будучи всегда большим поклонником древних знаменитых родов, я попросил правителя вызвать дюжину или две королей с их предками, в количестве восьми или девяти поколений. |
| But my disappointment was grievous and unexpected. | Но меня постигло мучительное и неожиданное разочарование. |
| For, instead of a long train with royal diadems, I saw in one family two fiddlers, three spruce courtiers, and an Italian prelate. In another, a barber, an abbot, and two cardinals. | Вместо величественного ряда венценосных особ я увидел в одной династии двух скрипачей, трех ловких царедворцев и одного итальянского прелата; в другой - цирюльника, аббата и двух кардиналов. |
| I have too great a veneration for crowned heads, to dwell any longer on so nice a subject. | Но я питаю слишком глубокое почтение к коронованным головам, чтобы останавливаться дольше на этом щекотливом предмете. |
| But as to counts, marquises, dukes, earls, and the like, I was not so scrupulous. And I confess, it was not without some pleasure, that I found myself able to trace the particular features, by which certain families are distinguished, up to their originals. | Что же касается графов, маркизов, герцогов и тому подобных людей, то с ними я не был так щепетилен и, признаюсь, не без удовольствия прослеживал до первоисточника своеобразные черточки, которыми отличаются некоторые знатные роды. |
| I could plainly discover whence one family derives a long chin; why a second has abounded with knaves for two generations, and fools for two more; why a third happened to be crack-brained, and a fourth to be sharpers; whence it came, what Polydore Virgil says of a certain great house, Nec vir fortis, nec foemina casta; how cruelty, falsehood, and cowardice, grew to be characteristics by which certain families are distinguished as much as by their coats of arms; who first brought the pox into a noble house, which has lineally descended scrofulous tumours to their posterity. | Я без труда мог открыть, откуда в одном роду происходит длинный подбородок; почему другой род в двух поколениях изобилует мошенниками, а в двух следующих дураками; почему третий состоит из помешанных, а четвертый из плутов; чем объясняются слова, сказанные Полидором Вергилием[126] по поводу одного знатного рода: "Nec vir fortis, nec foemina casta" [Не было ни мужа доблестного, ни жены целомудренной (лат.).], каким образом жестокость, лживость и трусость стали характерными чертами некоторых родов отличающими их так же ясно, как фамильные гербы; кто первый занес в тот или другой благородный род сифилис, перешедший в следующие поколения в форме золотушных опухолей. |